Мир чеченцев. XIX век - Зарема Хасановна Ибрагимова

лишь свободы, взамен чего подчинялись строгому уставу горской отчуждённой жизни. Всех без разбора Кавказ принимал к себе, но, раз приняв, не выпускал более никогда467. Казаки близко сошлись со своими соседями – чеченцами, в которых видели также своего рода казачество, ту же личную вольность, не терпящую никаких ограничений и стеснении468. Интернациональность – четко выраженная черта чеченского характера. Чеченцы не только были лояльны к лицам другой национальности в своей среде, но и покровительствовали им469.

Живя долго по соседству с горцами, казаки переняли кавказские обычаи в способах ведения войны, в домашнем и хозяйственном быту. По свидетельствам современников, казак был также «хищен и жесток, как и горец», но не имел при этом того чувства гостеприимства и того страха ответственности, как у горцев. В ночных расправах казака чувствовалась самоуверенная рука хозяина, победителя, а не покорённого470. Привыкшие к боевой жизни, казаки не любили заниматься хозяйством и возлагали обязанность эту на своих жён.

В средние века казаки особенно не старались заниматься земледелием и даже «побивали тех, кто им занимался, как ремеслом, не сродным казачеству». Среди «мирных» занятий предпочтение отдавалось охоте и рыболовству. Военная добыча являлась важным фактором в системе жизнеобеспечения терских казаков. Что касается пашенного земледелия, то оно внедрялось с большим трудом. В одном из документов первой половины XIX века хозяйство терских казаков характеризуется, как «крайне скудное, не обеспечивающее минимальных нужд». Но правительство с таким положением мириться не стало, оно считало, что казаки сами повинны в этом. Еще в 1833 году было заявлено, что «решительно должна быть ограничена помощь, которую Кавказские линейные казаки от Правительства ожидать могут, и что за сим от них самих зависеть будет находить дальнейшие способы к своему пропитанию». Главными чертами характера гребенцов Л.Н. Толстой, два с половиной года проживший в гребенских станицах, считал «любовь к свободе, праздности, грабежу и войне». К труду, особенно земледельческому, отношение было пренебрежительное. Это отношение к земледельческому труду сохранилось и в конце XIX века. Во многих терских станицах можно было услышать: «не мужики мы сиволапые, чтобы копаться в земле…»471.

Влияние чеченцев на терских казаков было заметно в одежде и оружии, во внутреннем убранстве домов, снаружи построенных по русскому образцу, а внутри напоминавших дома горцев. Казаки переняли у соседей плуг и манеру пахать. Влияние горцев сказалось особенно сильно на отношении казаков к женщинам. Как у вайнахов (чеченцев и ингушей), так и у гребенских казаков основными формами брака были браки по сватовству и тайным уводам. В культуре гребенского казачества, в частности в свадебной обрядности, отмечены такие «горские» элементы, как обязательное включение в состав приданого, свадебных подарков, металлических предметов и изделий, оставление части приданого в семье родителей, исполнение лезгинки и игра на местных музыкальных инструментах, спортивно-развлекательные игры и состязания, ряд элементов свадебной одежды и украшений472.

Гребенцы полюбили чеченцев и охотно вступали с ними в куначеские и брачные отношения473. В состав гребенских казаков, как показывают этнографические материалы, вливались даже группы чеченского населения. К числу таких прежде всего относятся гуноевцы, жившие в станице Червленой. Согласно данным этнографической экспедиции, гуноевцы, не хотевшие принимать ислам, ушли из горной Ичкерии в Гудермес, откуда часть их переселилась в Червленую (которую чеченцы называли Камышовой крепостью), а часть – в Зибир-Юрт и Старый Юрт. В станице Петропавловской жили чеченцы из тейпа Шикарой, в казачью станицу они ушли по той же причине, не захотев принять новую религию – ислам474. Казаки переняли у чеченцев их национальный костюм и в своём жаргоне употребляли множество чеченских слов475.Гребенские казаки восприняли у горцев, в частности у чеченцев, также ряд национальных блюд, среди них – лепешки с начинкой из сыра, картофеля и т. д., а также кушанье чеченцев и ингушей из смеси творога с топленым маслом476.

В дореформенный период, несмотря на военные действия, часть казаков и русских сохраняла среди местных народов кунаков и родственников. Конфликт, в который они были вовлечены, порождал своеобразные формы межэтнического взаимодействия. В ходе него происходило сопоставление – противопоставление по ряду направлений (хозяйственнокультурный тип, языковая, конфессиональная принадлежность и т. п.), при этом выяснялись многие общие черты материальной и духовной культуры. В условиях противостояния, некоторые из русских и казаков колебались между двумя культурами, демонстрируя признаки маргинальной этнической идентичности477. Не случайно в 90-х годах было специальным распоряжением запрещено куначество казаков с горцами, а когда начальник Терской области высказал мнение, что столкновения между чеченцами и казаками приносят материальный ущерб и человеческие жертвы, и, следует принять меры к смягчению обстановки (изоляции этих групп населения), то император Николай II подчеркнул, что «именно это соседство и поддерживает в казаках их старую дедовскую удаль, а по сему принимать меры к смягчению обстановки нет никакой необходимости»478.

Религиозная принадлежность в дореволюционной России сохраняла превосходство над национальным происхождением. На это свойство государственной политики в отношении мусульман обращал внимание в своей «Автобиографии» афганский правитель XIX века Абдурахман – хан: «в России взаимные браки и социальное общение между нациями гораздо более часто, чем между англоиндийцами и индусами в Индии». Британский политик лорд Керзон указывал 1874 году на то, что Россия на Востоке «вела молча и без помех свою неустанную работу, продвигаясь путем завоевания… и ассимилирования покоренных народов»479.

В старину не было твёрдой грани между разбойниками и казаками. И те, и другие уходили «на волю», в степи и леса. Вот откуда это множество «людей вольных, гулящих», о которых повествуют летописи; людей без осёдлости, без ограничений хозяйственности, но, тем не менее, кормящихся. Расселение в России было делом истории и свободного оседания: это был процесс иррациональный. Его основа зиждилась на не уравновешенности русского темперамента, на незрелости русского добродушия, по-детски увлекающегося в своих действиях480.

Целый ряд особенностей, как внутренней организации казачьего войска, так и его взаимоотношений с Москвой был обусловлен тем, что войско находилось на территории, не входившей в черту Московского государства, что сношения с Москвой были затруднены, что правительство вынуждено было скрывать тот факт, что войско стоит у него на службе и им организовано; а также в силу постоянного опасения, что войско может перейти на службу к другому государству, что не раз и бывало. Некоторые партии донских казаков уходили на службу к литовскому королю, выполняли задание польских королей, служили у персидского шаха, у крымского хана481. Примечательно, что уже в 1690 году появляется войсковая грамота, запрещающая казакам заниматься хлебопашеством на Дону, под угрозой смертной казни. Казак-хлебопашец ставил под