Эхо прошлого - Диана Гэблдон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Йен, о господи, Йен, мой мальчик, — сказала она наконец, качая головой.
Йен выглядел ошеломленным. Он посмотрел на Джейми — тот пожал плечами, — а потом опять на мать.
Отдышавшись, Дженни поднялась, подошла к нему и обняла, уткнувшись залитым слезами лицом в его бок. Йен медленно, осторожно обнял ее и прижал к себе, словно нечто хрупкое и невероятно ценное.
— Йен, — повторила она, и ее напряженные плечи внезапно расслабились. — Ох, Йен, боже мой, как же вовремя ты пришел!
* * *
Она показалась мне меньше, чем я помнила, и тоньше. В темных волосах прибавилось седины, но синие глаза с кошачьим разрезом остались прежними, как и привычное повелительное выражение в них, присущее также и ее брату.
— Оставьте лошадей, — резко сказала она, вытерев глаза уголком фартука. — О них позаботится один из мальчишек. Вы наверняка замерзли и проголодались, раздевайтесь и проходите в гостиную.
Она мельком глянула на меня, с любопытством и еще каким-то непонятным выражением, но в глаза мне не посмотрела и повела нас в гостиную, ограничившись словом «идемте».
В доме пахло знакомо, пусть и несколько странно — торфяным дымком и едой: из кухни просочился аромат только что выпеченного хлеба. В коридоре стоял почти такой же холод, как и снаружи; двери комнат были закрыты, чтобы не выпускать тепло от топящихся в них каминов. Дженни открыла дверь в гостиную, и на нас пахнуло теплом. Она посторонилась, пропуская первым Йена.
— Йен! Йен, они приехали. Твой сын вернулся домой, — сказала она тоном, какого я у нее раньше не слышала.
Йен-старший сидел в большом кресле у огня, ноги его покрывал теплый плед. Он тут же встал и немного неуклюже — из-за деревянного протеза, который заменил ему утраченную в бою ногу, — пошел к нам.
— Йен, боже мой, Йен… — сдавленно сказал Джейми.
— Да ладно тебе, это все еще я, — напряженно ответил Йен.
«Фтизис» — так это называется. По крайней мере, так эту болезнь называют доктора. С греческого переводится как «увядание». Далекие от медицины люди говорят прямо — «чахотка», и понятно почему. Человек чахнет, болезнь словно съедает его заживо. Изнурительная болезнь, которая губит. Съедает плоть и укорачивает жизнь, болезнь — транжира и людоед.
Я не раз видела больных чахоткой в Лондоне тридцатых-сороковых годов двадцатого века и гораздо больше — здесь, в прошлом. Но я ни разу не видела, как она обтачивает живую плоть с костей тех, кого я люблю, и мое сердце облилось кровью.
Йен всегда был худым, даже во времена достатка. Жилистым и сухопарым — кожа да кости, как и у Йена-младшего. Теперь же…
— Если я кашляну, я не сломаюсь, — заверил Йен Джейми и, шагнув вперед, положил руку ему на шею.
Джейми осторожно накрыл его руку своей; пожатие усилилось, когда он понял, что Йен крепче, чем выглядит. Джейми закрыл глаза, чтобы сдержать слезы. Его хватка окрепла, он словно невольно пытался удержать Йена от падения в бездну, что разверзлась у его ног.
«Можно было бы перечесть все кости мои»[123], — вспомнилась вдруг строка из Библии. И правда, можно — ребра проступали сквозь ткань рубахи, я видела даже, где они крепятся к позвоночнику.
— Давно он болеет? — спросила я Дженни, глаза которой блестели от слез. Она моргнула и сглотнула.
— Несколько лет, — уверенным голосом ответила она. — Он вернулся из эдинбургской тюрьмы Толбут с кашлем, и тот так и не прошел. Но в прошлом году Йену стало хуже.
Я кивнула. Значит, хроническая форма. Острая — ее еще называют скоротечной чахоткой — убила бы его за несколько месяцев.
— Сколько ему осталось? — спросила она так тихо, что я едва расслышала.
— Не знаю, но… недолго, — так же тихо ответила я.
Дженни кивнула — она уже давно знала.
— Хорошо, что вы приехали, — сказала она ровным тоном, констатируя факт.
Йен-младший не сводил глаз с отца. Он выглядел потрясенным, но держал себя в руках.
— Пап, — сказал он хрипло — словно каркнул. Прокашлявшись, он шагнул вперед и повторил: — Папа.
Йен-старший посмотрел на сына, и лицо его осветилось радостью, которая стерла следы болезни и страданий.
— Ох, Йен! Мой мальчик! — сказал он, беря его за руки.
* * *
Мы были на нагорье, в гостях у Дженни с Йеном, а значит, здесь высказывалось напрямую все то, о чем в ином месте умалчивали из смущения или такта.
— Я могу умереть завтра или в течение года, — откровенно сказал Йен, когда мы пили чай и ели бутерброды с джемом, подкрепляясь в ожидании ужина. — Думаю, месяца через три. От пяти до двух, если кто захочет побиться об заклад. Хотя не представляю, как смогу забрать выигрыш. — Он усмехнулся, и на миг из-под маски смерти выглянул прежний Йен.
Взрослые издали что-то вроде смешка — в гостиную набилось довольно много народу: узнав, для кого предназначаются хлеб и джем, жители дома выбрались из своих комнат и укромных мест, чтобы поздороваться с блудным сыном. Их бурные приветствия чуть не сбили с ног Йена-младшего, что вкупе со зрелищем, которое представлял собой его отец, изумило его до немоты, и бесчисленные расспросы он встречал вымученной улыбкой.
Спасла его Дженни — взяла за руку и подтолкнула к Йену-старшему, а сама принялась решительным словом и гневным взглядом пресекать зарождающийся бунт и наводить порядок.
Джейми-младший — старший сын Йена и Дженни, названный в честь Джейми, — теперь жил в Лаллиброхе с женой и детьми. Как и его сестра Мэгги, у которой было двое детей, а муж служил в солдатах. Джейми-младший сейчас отсутствовал, но обе женщины сидели рядом со мной. Дети столпились вокруг Йена-младшего, глазея на него и задавая так много вопросов, что все сливалось в сплошной гвалт. Дети толкались и пихались, споря, чья очередь спрашивать и на чей вопрос нужно ответить первым.
На слова Йена-старшего дети не обратили внимания. Они уже знали, что дед умирает, и это их ничуть не занимало, особенно по сравнению с восхитительным новым дядей. Маленькая девчушка с короткими косичками взобралась Йену на колени и принялась водить пальчиком по татуировкам на его лице, то и дело невольно попадая в рот, когда он улыбался и отвечал пытливым племянницам и племянникам.
— Тебе надо было написать нам, — с легким упреком в голосе сказал Джейми сестре.
— Я писала, — напряженно возразила она. — Год назад, когда он начал худеть
