Орден куртуазных маньеристов (Сборник) - Вадим Степанцов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
ПРО РУСАЛКУ
Я надену акваланг и ласты,Не спеша засуну трубку в рот,И такой вот классный и скуластыйВ городской нырну водоворот.
Все равно с какой волною споряМне простор житейский бороздить.- Далеко ли, девушка, до моря?Мне на суше не с кем говорить.
Что за прок от этой жизни жалкой?То ли дело – синий водоем!Может быть, вы станете русалкой?Может быть, мы вместе поплывем?
Выберем одну из тех дорожек,Чтоб по жизни шлепать не спеша.У русалок хоть и нету ножек,Но зато есть жабры и душа.
В тот же миг разверзнутся за неюСумерек небесные края,И ее коса зазеленеет,И засеребрится чешуя,
И она с лицом неколебимымГде-нибудь под ивовым кустомНазовет меня своим любимым,Маленьким своим Жак-Ив Кустом.
И поманит дальняя дорога,Чтоб друг другу счастье подарить.Пусть русалки говорят немного –О любви не стоит говорить.
Может, это все не нужно на фигНи умом, ни сердцем понимать,Но тому, кто не въезжает в дайвинг,Никогда русалки не поймать!
Баллада о печальном витязе, или чайка по имени Марина
Манекенщик красивый Кирилл,Ростом сто девяносто четыре,Никогда сигарет не курилИ не жил в коммунальной квартире.
А студентка Марина жилаС бандюганом по кличке Горилла,Но его не любила она,Потому что любила Кирилла.
А Кирилл никого не любил,Загорая утрами на пляже,Лишь ночами красиво дрочилНа свое отражение в трельяже.
В городке на морском берегуОн фланировал в найковской майке,И его очертания губПоходили на контуры чайки.
И когда он дарил небу взгляд,У людей впечатление было,Что как будто над морем летятКосяками улыбки Кирилла.
И за это любила егоМолодая студентка душоюИ журналы с названием ВогПокупала с надеждой большою,
Что откроет страницу, а там,В импозантном костюме от Гуччи,Сексуальней, чем Жан Клод Ван Дам,Белозубой улыбкою жгучий,
Ослепит манекенщик Кирилл…Боже, как же хотелось студентке,Чтоб он ей свои взоры дарил,И не только на фотках со стенки,
Чтобы нежным касанием губ,Он бы дрожь вызывал в ее теле,А Горилла был мерзок и груб,И всегда делал больно в постели.
И, сношаясь, вопил как дебил,И дышал в нее запахом лука,Называл ее сукой и бил,А она была вовсе не сука,
Как хотел он ее называть,Она просто девчонка с мечтою,Ей хотелось любить и летать,Словно чайка над вольной волною.
И однажды, когда, как струна,Лучик солнца звенел на закате,Прогуляться решила онаИ надела нарядное платье.
И такая воздушная всяШла Марина по берегу моря,Никого ни о чем не просяИ с лазоревым небом не споря.
И когда свой багряный закатНебо морю на память дарило,Горделиво плывя как фрегат,Появилась фигура Кирилла.
Как мифический царственный скифСо стрелой Купидона в колчанеБыл Кирилл нереально красивВ белой майке и красной бандане.
И когда поравнялись ониТам, где чайки у пирса качались,Все прожитые девушкой дниПеред ней за мгновенье промчались.
«Боже, как я люблю Вас, Кирилл,Мой загадочный, царственный витязь!Заберите меня от гориллИ на трепетный взор отзовитесь.
Мое сердце сейчас унесет,Вы скажите одно только слово,Ради Вас я готова на все,Я не знаю на что, но готова».
Сверху вниз на нее посмотрев,Сфокусировав взгляд ненадолго,Он сказал про себя нараспев:«Вот еще одна глупая телка.
Только пальцем ее позови –И она упадет на колени,Что она понимает в любви,Настоящей любви и измене?
Я, увы, не могу вам помочь,Вы б сходили к врачу для начала,И ушел мастурбировать в ночь,Глядя в зеркало волн у причала…
А Марина осталась однаПеред черно-багровою далью,И стеснительных волн пеленаЗастилала глаза ей печалью.
Но рвалась в поднебесье душа,Белой чайкой на черном просторе,Оставался один только шаг,И она его сделала вскоре…
А Кириллу приснилась в ночиБелокрылая длинная птица,Что шептала при свете свечи:«Разреши мне с тобою проститься…»
И его обнимала крыломТак искусно, что фибрами в телеОн испытывал сильный обломОт того, что рука не при деле.
А на утро сказала: «Прости, -Улетая как песня протеста, -Если очень захочешь найти,Приходи на причал, в то же место.
Там, при свете ночного огняБуду я прилетать с птичьей стаей…Если ты не узнаешь меня,Я в ночи растворюсь и растаю…
Ну, а если узнаешь, любя,Накроши мне скорей марципана,И тогда, на глазах у тебя,Я опять прежней девочкой стану».
С той минуты несчастный Кирилл,Посещая причал, словно школу,Вечерами исправно кормилЖирных чаек, слетавшихся к молу.
И хоть был молчалив он и тих,К стае птиц приходя на смотрины,Но не мог распознать среди нихОн своей ненаглядной Марины.
Вот и все, а бандит Горелян,С пистолетом беретта в кармане,Возвратившись на утро был пьян,Словно чуял, что баба обманет…
Баллада о красе ногтей
Это было за оградой сквераУ дверей салона красоты:Там припарковался джип «паджеро»Посреди столичной суеты.
Так случилось,Что хозяин джипа,Колесом забравшись на бордюр,В тот салон заехал, чтобы типаНа ногах поправить педикюр.
У него на шее красоваласьЦепочка с гимнастом на кресте,И ему не часто удавалосьДумать о красе своих ногтей.
А в салоне том работал мастерСеребристой пилочкой в тиши.Он, как Чехов думал, что отчастиНогти – это зеркало души.
И когда пред ним хозяин джипаОбнажил все ногти догола,Боль, как будто острая аджика,Мастеру всю душу обожгла,
Потому что он одним моментом,Прикусив от ужаса губу,Прочитать смог по ногтям клиентаВсю его нелегкую судьбу.
Он увидел, сколько много крови,Пролитой в убийствах и грехах,Отразилось в роговом покровеПальцев на мозолистых ногах.
И тогда он пилочкой волшебнойЧистить ногти стал от шелухи,Чтобы у хозяина «паджеро»Снять с души все тяжкие грехи.
И почистив ногти все до скрипа,И тяжелый камень сбросив с плеч,Он услышал, как хозяин джипаПроизнес ему такую речь:
Ты хороший мастер педикюра,Ты в натуре просто молодец!Наплевать мне, что ты педик, Юра,Для меня ты, как святой отец!
Потому за свет в душе и веру,Ту, которой снова я горю,Я дарю тебе свою «паджеру»,Да и дачу в Жуковке дарю!
Он сказал и крупную купюру,Из кармана вынув, показал.А счастливый мастер педикюраВсе не верил собственным глазам,
Потому что в этот вечер душный,Соблюдя достоинство и честь,Он облагородил чью-то душу,Сохранив ее такой, как есть.
Не старайтесь тут найти морали,Никакой морали нету тут.Просто те, кто душу не марали,В этой песне смысла не поймут.
Басня про овцу