Кости холмов. Империя серебра - Конн Иггульден

Хасар расслышал и довольно хмыкнул, все еще в восторге оттого, что повелевает громом.

Взгляд Угэдэя прошелся по рядам тяжелых катапульт, размещенных за орудиями. Они были способны метать бочки с порохом на расстояние в сотни локтей. Этому искусству его оружейники научились у цзиньцев, но улучшили качество пороха, и теперь он горел быстрее и неистовей. Как именно это происходит, Угэдэй не знал, да ему это и ни к чему. Главное, что эти орудия действовали.

Возле катапульт тоже навытяжку стояли расчеты. До Угэдэя вдруг дошло, что усталость куда-то исчезла. Взрывы и горький дым придавали сил. И возможно, поэтому-то он заметил, как поникли плечи у Хасара. Было очевидно, что старик болен.

– Дядя, тебе нездоровится? – спросил хан.

Хасар с усталой улыбкой повел головой:

– Да вот, шишки образовались в плечах. Теперь руками шевелить трудновато, а так ничего. – По нездоровому оттенку кожи было видно, что он говорит неправду. Хан нахмурился, а дядя продолжил: – Шаманы твердят, что те шишки надо вырезать, ну а я этих мясников к себе не подпускаю. Пока, по крайней мере. Половина народа, которого они режут, уже не выкарабкивается. А то и больше.

– А тебе надо, – тихо сказал Угэдэй. – Мне тебя терять пока еще не хочется.

Хасар фыркнул:

– Да я сам как те вон горы – что мне шишка-другая.

– Надеюсь, это так, – улыбнулся Угэдэй. – Ну что, дядя, показывай дальше.

Когда Угэдэй с Хубилаем возвратились в небольшой лагерь у реки, день уже клонился к вечеру, а чай давно перестоял, так что пить его было нельзя. Сзади между тем продолжалась канонада: нужно было, не жалея пороха, обучать людей, которым предстояло в будущих битвах играть решающую роль. Вдоль рядов орудий туда-сюда расхаживал Хасар.

Сорхатани обратила внимание, что раскрасневшееся лицо сына перемазано сажей. От обоих – и от хана, и от Хубилая – несло терпким запахом дыма. Ариг-Буга с Хулагу, судя по глазам, умирали от зависти. Их Сорхатани заняла тем, что велела заварить свежий чай, а сама пошла туда, где спешился Угэдэй.

Он стоял над рекой и смотрел вдаль, ладонью прикрыв глаза от солнца. Шум водопада заглушал шаги, и к хану Сорхатани подошла незамеченной.

– Хубилай заливается соловьем, – сказала она. – Я так понимаю, испытания прошли на славу?

Угэдэй оглянулся:

– Лучше, чем я ожидал. Хасар убежден, что с новой пороховой смесью наши орудия стреляют на то же расстояние, что у сунцев. – При этих словах кулаки хана сжались, а лицо сделалось злым. – Так что дело двинулось, Сорхатани. Когда-нибудь мы их удивим. Вот бы несколько таких орудий Субудаю… Но пока такую тяжесть к нему дотащишь, пройдут годы.

– А я вижу, ты стал крепче, – заметила она с улыбкой.

– Это все вино, – отмахнулся хан.

Сорхатани рассмеялась:

– Да не вино, пьянчуга ты этакий, а утренние поездки вроде этой и упражнения с луком каждый день. Ты уже совсем не похож на того человека, которого я нашла в холодной комнате. – Наклонив голову, она с улыбкой оглядела собеседника. – И мясца вон поднагулял. Хорошо все-таки, что Дорегене за тебя взялась.

Улыбнулся и Угэдэй. Однако волнение, вызванное видом и грохотом здоровенных пушек, понемногу улеглось, а сердце по-прежнему было не на месте. Иногда собственные страхи казались ему темным покрывалом, что окутывает его и душит. В тот свой поход он умер, и, хотя солнце по-прежнему светило, а сердце билось в груди, продолжать жить день ото дня становилось все трудней. Сил на это уходило все больше. Он думал, что жертва Толуя даст ему новую цель, но она оказалась бременем, слишком тяжелым, чтобы его нести. А темное покрывало никуда не делось, несмотря на все старания Сорхатани. Трудно объяснить, но отчего-то хотелось, чтобы эта женщина ушла, оставила его в покое, чтобы можно было все осмыслить и найти собственный путь.

Под внимательным взглядом Сорхатани Угэдэй сидел в кругу ее семьи, пил чай со взятыми в дорогу лакомствами. Вина ему никто не поднес, так что пришлось самому рыться в поклаже, отыскивая заветный бурдюк, к которому Угэдэй жадно припал. А когда Сорхатани, завидев у него на лице румянец, строго на него посмотрела (не взгляд, а кремень), хан отвел глаза и попытался ее отвлечь.

– Мунке делает успехи, – сказал он. – Субудай в своих донесениях хорошо о нем отзывается.

Остальные сыновья Толуя тут же оживились и затихли в ожидании продолжения, но Угэдэй лишь отер губы, чувствуя на них вкус вина. Сегодня оно отчего-то не то горчило, не то кислило, – в общем, что-то с ним было не то. Неожиданно подал голос Хубилай.

– Мой повелитель, – почтительно спросил он, – а Киев уже взят?

– Киев взяли. И твой брат участвовал в сражении за этот город.

Хубилая явно одолевало нетерпение.

– Значит, наша армия вскоре дойдет и до Карпатских гор? Может, уже дошла? Они будут через них переходить или остановятся на зимовку?

– Ты утомляешь хана своей болтовней, – сделала сыну замечание Сорхатани, хотя, судя по вопросительному взгляду, тоже ждала ответа.

– По последним сведениям, они попытаются перевалить через горы до следующего года, – сказал Угэдэй.

– Вообще-то, хребет там высокий, – озадаченно пробормотал