Совместный исход. Дневник двух эпох. 1972–1991 - Анатолий Черняев

Вид у него был угрожающий, злой, не терпящий возражений.

— Я бумагу эту подписывать не буду… Он повернулся и трахнул дверью.

Кстати, о статье И. Александрова. Она была разослана по Политбюро накануне. Я сделал для Б. Н. поправки, убрав упоминания фамилий китайских лидеров и несколько резкостей — атавизмов «холодной войны» с Китаем. Статья, подготовленная не рахманинцами, а скорее всего на Лубянке, написана была в ташкентском духе и коренным образом отличалась и от записки Рахманина, и от протокольной записи. Такой она и вышла 20 мая. Несмотря на.

Действительно, в тот же день, когда ко мне врывался Рахманин, состоялась китайская комиссия. На утро мне Б. Н. рассказал, что вот, мол, обсуждали: он (Б. Н.) и Андропов выступали за налаживание отношений с Китаем («ну, конечно, когда надо — и давать отпор!»), а Громыко, мол, удивил тем, что требовал нажимать на китайцев, не давать им спуску. И вообще был резок, хотя казалось бы, дипломату надо бы быть погибче.

От Пышкова (через трёп референтов, скорее от Рахманина, который член комиссии ПБ) поступило «тревожное» сообщение, что комиссия заняла еще более жесткие позиции, чем в записке Рахманина и в протокольной записи. Тем не менее, я вернул эту записку Рахманину, не подписав, хотя он грозил уже по телефону, что доложит Черненко, что Международный отдел отказывается подписывать.

Однако, я счел необходимым (да и по службе полагается) коротко на бумажке изложить Пономареву, почему я это сделал.

А именно: записка расходится с ташкентской линией, в ней главная задача (ставится) — разоблачать гегемонизм китайцев, она исключает разумную перспективу, создавая пропагандой атмосферу, которая лишит возможности налаживать нормальные отношения. И потому еще, что положение в Китае там охарактеризовано, как «сдвиг вправо». «Вправо, — писал я Б. Н.'у, — это известно что означает в нашей партийной терминологии. Это значит, «стало хуже». Но по сравнению с чем? С тем, как было при Мао, как было при Хуа Гофене, как год-два назад?

И, наконец, нельзя допускать, чтобы рахманинская линия блокировала ташкентскую линию, а это происходит, потому что исполнение политики фактически отдано в руки Олега Борисовича, к которому я по-человечески всегда хорошо относился.

Это я послал Балмашнову для передачи Б. Н., когда тот вернется с комсомольского съезда. Он, прочитав, и верный принципу «как бы чего не вышло», тут же подослал мне на 12 страницах на меловой бумаге «Выводы комиссии Политбюро по китайскому вопросу». Половина текста была посвящена Хоннекеру — с выводом «надо принять меры», тем более, что он и по германскому вопросу, и по польскому крутит. и вообще.

О китайцах — в стиле Рахманина, но в добавок было предложено приструнить тех «некоторых советских коммунистов», связанных с китайской проблематикой в институтах, в средствах массовой информации, которые неправильно понимают политику партии, ведут разговоры, будто партия и правительство не используют всех возможностей для нормализации отношений с Китаем и т. п. Что, мол, надо «провести работу» с директорами и руководителями ведомств.

Таким образом Рахманин с помощью Политбюро решил прищучить всех своих конкурентов и оппонентов, утвердить себя в качестве Лысенко для китаеведения.

Я понял для чего Балмашнов поторопился подсунуть мне этот документ: чтоб знал свое место и не высовывался, а то так и Пономарева подвести можно, тем более, что он тоже член китайской комиссии и его подпись, как и Черненко, Андропова, Громыко, Кириленко, Зимянина, Замятина, Рахманина, — также стояла под этим «докладом», предназначенным для утверждения на заседании Политбюро в четверг.

На другой день после заседания Политбюро вызывает меня Пономарев. Поговорили о том, о сем, в частности, о том, что надо готовить новое издание биографии Брежнева для США.

— Да, кстати, — говорит вдруг Б. Н. — о записке по Китаю. Сейчас было Политбюро…

— Борис Николаевич, — перебиваю я. — Я прочитал доклад комиссии по Китаю. Меня многое там удивило. Если Вы прочли мою записочку, то мне нет надобности говорить еще, что он (доклад) расходится с ташкентской линией, там нет по существу политики — куда идти, какова цель, чего мы хотим в своих отношениях с Китаем. А кроме того, нельзя позволять, чтобы Рахманин делал политику такой государственной важности.

Б. Н. в свою очередь хотел меня остановить, но меня понесло.

— Не знаю, известно ли Вам, что Рахманин за эти 15 лет, как он ведает Китаем в Отделе ЦК и особенно после того, как он стал первым замом, написал десятки статей, брошюр, даже книги, с помощью, конечно, института Сладковского и своих референтов. И все об одном — как надо громить Китай. Он прекрасно понимает, что если отношения изменятся, вся эта его «литература» летит в мусорный ящик. А он ведь уже выставлялся на выборах в Академию наук и не склонен оставить этот замысел. Так что, он сделает все, чтобы наша линия по отношению к Китаю осталась такой, какой она обрисована в его статьях и брошюрах под четырьмя псевдонимами. Но я думаю, что не гоже этот жизненный участок наших государственных интересов отдавать в личный бизнес Рахманина.

Б. Н. насторожился. Воспринял с явным интересом: такие причины ему особенно понятны, он любит такое. И, наконец, взял слово.

— Да, ладно, Анатолий Сергеевич, — постановление ЦК (Политбюро) будет совсем другое, не такое, как в докладе комиссии. Выступил на ПБ Леонид Ильич, — вот я записал, — (поднял листочек). и сказал: «Надо продолжать инициативную политику в отношении Китая, надо налаживать отношения. Думаю, надо поручить соответствующим товарищам подготовить новые наши шаги с целью урегулирования отношений на базе того, что я сказал в Ташкенте!»

Вот те раз!

А произошло, видно, следующее. Андрей, получив доклад комиссии, сразу усек, что это рахманинское дельце, и тут же продиктовал памятку для выступления Л. И. на Политбюро.

Б. Н. сомневался насчет «информации» Рахманина о Хоннекере и проч. А где же вы раньше были, члены и кандидаты в члены Политбюро? Или комплекс великодержавия срабатывает автоматически?! Во имя его на веру можно взять что угодно, даже «освятить» монополию Рахманина на китайские дела, которая означает, что ЦК собственными руками закрывает возможность получать объективную информацию (и изучение) о Китае, поскольку вся наука уже подпала под лапу Олега Борисовича!..

Финны. Их чрезвычайный съезд закончился «прощальным» заключительным словом Сааринена, который «проклял» вмешательство КПСС в дела их партии., вмешательство, которое и привело ее теперь к расколу. Публично — на всю Финляндию и на весь мир. Вот радость-то для еврокоммунистов. А товарищу Пономареву — как с гуся вода!