Продолжение «Тысячи и одной ночи» - Жак Казот

смертных были бы счастливы, если бы их превратили в домашнюю скотину. Подчиняясь простым животным инстинктам, они избегают многих неприятностей, в которые попадают, руководствуясь разумом, из-за своих ошибочных умозаключений. У людей, что находятся здесь, есть всё необходимое, кроме сожалений о прошлом, страданий в настоящем и страха перед будущим. Они наслаждаются покоем, и никакие мысли их не тревожат. Можно только мечтать быть духом или крупным животным: существование всех прочих безотрадно и в самом деле достойно жалости со стороны существ просвещенных, а мелкие твари всегда служат игрушками для хищников».

Я пыталась понять, где в этих рассуждениях правда, а где ложь, но тут невдалеке показался мой соблазнитель, прекрасный, как солнце, что его освещало. Он мчался верхом на великолепной лошади и управлял ею с невероятным изяществом. Вскоре Мограбин догнал нашу колесницу, соскочил с коня и стрелой устремился ко мне. Любовь еще опьяняла меня, и он делал всё, чтобы усилить мою страсть. Его любезные манеры, лестные слова, пылкие и нежные взгляды заставили меня забыть и о наблюдениях моих, и о моем сне. Я снова подпала под его неотразимое обаяние.

Мы вернулись во дворец. Хоть я много ела ночью, теперь, после прогулки, почувствовала, что страшно проголодалась. Еда была вкуснейшей и обильной, и я с огромным удовольствием ела и пила точно так же, как в своем ночном видении, которое считала сном.

Рассудок мой умолк, осталась лишь моя безумная, моя роковая любовь, но остаток этого дня и следующая ночь были последними счастливыми и полными очарования часами моей жизни. Мне предстояло пролить много слез, чтобы искупить свою вину и расплатиться за те несколько мгновений блаженства, что выпали на мою долю вследствие моей же ошибки.

На следующее утро мой тюремщик, на которого я тогда еще смотрела как на своего возлюбленного, сообщил, что моя персидская рабыня уехала и он тоже вынужден оставить меня на два дня. Мограбин объяснил, какими бесчисленными способами я могу развлечься в его отсутствие. Я оставалась за хозяйку дома, мой голос вдыхал жизнь во всё, что меня окружало, и при желании заставил бы заговорить даже статую.

«Ты должна помогать мне в трудах моих, — сказал мне муж. — Вот книги, они научат тебя тому, чего ты еще не знаешь. При твоей образованности самого малого прилежания хватит, чтобы довести твои навыки до совершенства. В мое отсутствие не забывай, что мы с тобою — одно целое, а потому ты ничего не должна делать без меня и распоряжаться здесь тебе позволено только от моего имени».

Вечер мы провели вместе, и перед заходом солнца Мограбин исчез. Я почувствовала, как содрогнулась земля, и услышала точно такой же грохот, как тот, что раздался, когда гора разверзлась, дабы дать нам пройти сквозь ее недра.

Я поняла, что осталась одна, но у меня не хватило смелости хоть как-то скрасить свое одиночество. Напротив, я нашла, что оно вполне согласуется с состоянием моей души и разума, и предалась размышлениям, от которых до той поры отмахивалась.

Я поражалась тому, как удалили от меня персиянку, и не понимала, к чему такая предосторожность.

Что опасного и плохого было в одной лишней колдунье? Разве не могла она составить мне компанию, утешить, дать совет в этом незнакомом волшебном месте, хозяин которого был столь могуществен?

Я вспомнила о речах этой женщины, о том, как она хотела внушить мне презрение к роду человеческому, тогда как раньше учила почтению и восхищению. Я снова и снова восстанавливала в памяти различные картины из своего сновидения и среди прочих образ Баала, назвавшего Мограбина своим земным наместником. Этот Баал никак не сочетался с моими представлениями о божестве: я вспоминала его речи, непристойности, которым стала свидетелем, и оправдания, придуманные для них моим мужем.

«Какое счастье, — думала я, — что всё это мне лишь приснилось точно так же, как и то, что я там объелась, ведь утром я была очень голодна».

И тем не менее в своем ночном видении я находила столь тесную связь между событиями и речами, что они начинали казаться явью, и это очень смущало меня.

Устав от внутренней борьбы, я рано легла в постель и попыталась уснуть, дабы унять тревогу и страхи. И тут мне невольно вспомнился зловещий огонь, что вспыхнул на мгновенье в глазах Мограбина, недовольного моим признанием о плохом сне.

«О Небо! — сказала я сама себе. — Свет и тьма, и те не так противоречат друг другу, как взгляды этого существа. Один из них зажег во мне пламя любви, другой мог бы убить».

Потом я уснула, и то, что я увидела поначалу, отражало мое смятение: мне явился Мограбин, сияющий словно солнце и сгорающий от любви ко мне, и я отдалась его бурным ласкам, а он укусил меня за щеку, так что я почувствовала резкую боль. Я хотела пожаловаться на то, что он сделал мне больно, но на его месте оказался ужасающий призрак, чей взгляд вселил в меня страх, а потом этот призрак превратился в тигра и бросился на меня, чтобы проглотить.

Мгновенье спустя он обернулся жутким змеем и начал душить меня своим ядовитым хвостом и жалить, нанося тысячи ран. Когда ужас мой стал немыслимым, а кровь застыла в жилах, появилась моя старая няня.

«Ах, бедная, несчастная царевна! — воскликнула она. — Ты погибла! Ты сожгла Коран, чтобы отдаться своему заклятому врагу. Вспомни, если можешь, первую строчку Священной книги: „Нет бога, кроме Аллаха, и Мухаммад — пророк Его“{356}».

Произнеся эти слова, няня исчезла, а я, повторив их вслед за ней, избавилась от мучительных видений и проснулась, обливаясь с ног до головы холодным потом.

Невозможно передать, какой ужас охватил меня. В первое мгновенье я хотела позвать на помощь, но спохватилась, поняв, что меня окружают только враги. Я снова произнесла про себя слова, которые напомнила мне старая няня, а потом, повторив их несколько раз, спокойно уснула.

Едва рассвело, я встала, надела первое попавшееся платье и попыталась одна выйти в поле, захватив волшебную палочку, — я надеялась, что она мне пригодится.

«Мограбин запретил мне колдовать без него, — думала я, — но он — мой враг, а значит, его запрет стоит не больше, чем его советы. Всё здесь внушает мне ужас, и я должна придумать, как уйти от опасности, которой подвергла себя по собственной неосторожности».

Уже давно, пользуясь чарами, которым научила меня персиянка, я подчинила себе одного