Рифтеры - Питер Уоттс

– Может и так, – признает Кларк. – Но, возможно, в основе она не изменилась. Актиния ведь живая, так? С этим все соглашались. И не важно, построена она на электронах или углероде. «Жизнь – просто самовоспро­изводящаяся информация, формирующаяся естественным отбором», так что Актиния подходит. А в наших генах есть участки, не менявшиеся миллионы поколений. Почему с ней должно быть иначе? Откуда тебе знать, что у нее в основную программу не вписан код «Защити Лени»? И, между прочим, мы куда направляемся?

Фонарь на лбу Лабина включается на полную мощ­ность, и на илистый грунт впереди ложится яркий овал.

– Сюда.

Серая, как кость, грязь, ничем не выделяющаяся. Даже камешка приметного не видно.

«Может быть, это кладбище, – от этой мысли у Кларк вдруг мутится в голове. – Может, здесь он все эти годы удовлетворял свои пристрастия отупевшими дикарями и пропавшими без вести, и вот теперь добрался до глупой девчонки, не понимающей слова „нет"».

Лабин погружает руку в ил. Жижа вокруг его плеча вздрагивает, как будто под ней что‑то толкается. Так оно и есть; Кен разбудил что‑то, скрывавшееся под поверх­ностью. Он вытаскивает руку, и оно, извиваясь, следует за ней. С него облетают куски и меловые облачка.

Это раздутый тор около полутора метров в попереч­нике. Вдоль экватора ряд точек – гидравлические фор­сунки. Два слоя гибкой сетки затягивают отверстия: одна сверху, другая снизу. Между сетками набитый чем‑то уг­ловатым ранец. Он блестит сквозь муть, гладкий как гид­рокостюм.

– Я припас здесь кое‑что на обратную дорогу, – жуж­жит Лабин. – На всякий случай.

Он отплывает на несколько метров назад. Механиче­ский слуга разворачивается на четверть круга, и, плюясь из сопел мутной водой, следует за хозяином.

Они движутся обратно.

– Значит, вот что ты надумала? – жужжит Лабин. – Найти нечто, что, эволюционируя, помогло тебе уничто­жить мир, понадеяться, что в его сущности есть добрая сторона, к которой можно воззвать, и...

– И разбудить тварь поцелуем, – договаривает за него Кларк. – Кто сказал, что я не сумею?

Он плывет дальше, к разрастающемуся впереди сия­нию. Глаза его отражают полумесяцы тусклого света.

– Думаю, мы это проверим, – говорит он, наконец.

ТОЧКА ОПОРЫ

Без этого она бы предпочла обойтись.

Оправданий более чем достаточно. Недавнее переми­рие еще очень хрупко и ненадежно; не то, чтобы оно грозило полностью рухнуть перед лицом новой, всеобщей угрозы, но маленькие трещинки и проколы приходится заделывать постоянно. Корпы вдруг превратились в по­лезных экспертов, с которыми не сравнится никакая тех­ника – не сказать, чтобы рифтеры особенно радовались влиянию, которое приобрели их недавние пленники. Не­возможное озеро надо вымести от жучков, окрестности морского дна прочесать в поисках камер наблюдения и детонаторов. Безопасных мест теперь нет нигде – и не будь Лени Кларк занята сборами, ее глаза пригодились бы в патрулировании периметра. В последней стычке по­гибли десятки корпов – вряд ли сейчас время утешать их родных.

И все же, мать Аликс умерла у нее на руках всего несколько дней назад, и, хотя подготовка отнимала все время, Кларк винит себя в подлой трусости за то, что так долго это откладывала.

Она нажимает кнопку звонка в коридоре.

– Лекс?

– Входи.

Аликс сидит на кровати, отрабатывает движения паль­цев. Когда Лени закрывает за собой люк, она откладывает флейту. Не плачет: то ли еще не отошла от шока, то ли страдает от подростковой гиперсдержанности. Кларк ви­дит в ней себя пятнадцатилетнюю. И тут же вспоминает: все ее воспоминания о том времени лгут.

Все же душой она тянется к девочке. Хочется подхва­тить Аликс на руки и унести ее в следующее тысячелетие. Хочется сказать, что она все пережила, она знает, каково это, и это даже правда, пусть и неполная. У нее отнима­ли друзей и любимых. Мать умерла от туляремии – хотя это воспоминание стерто вместе с остальными. Но Кларк понимает, что это другое. Патриция погибла на войне, а Кларк сражалась на другой стороне. Она не уверена, примет ли Аликс ее объятия.

Потому она присаживается рядом с девочкой на кро­вать и кладет ладонь ей на колено – готовясь отдернуть руку при малейшем признаке недовольства – ищет слова, хоть какие‑то слова, которые бы не показались затерты­ми, когда их произносят вслух.

Она все еще собирается с духом, когда Аликс спра­шивает:

– Она что‑то говорила? Перед смертью?

– Она... – Кларк качает головой. – Нет, в общем‑то, нет, – заканчивает она с ненавистью к себе.

Девочка смотрит в пол.

– Говорят, ты тоже уходишь, – продолжает она через некоторое время. – С ним.

Кларк кивает.

– Не уходи.

Лени набирает в грудь побольше воздуха.

– Аликс, ты... ох, Господи, мне так жа...

– Разве тебе обязательно уходить? – Аликс пово­рачивается к ней и смотрит жесткими яркими глазами, в которых слишком многое видится. – Что вы там, на­верху, будете делать?

– Надо найти тех, кто нас выследил. Нельзя сидеть и смирно ждать, пока они выстрелят.

– С чего вы взяли, что они будут стрелять? Может, просто хотят поговорить, например?

Кларк качает головой, дивясь такой нелепой мысли:

– Люди не такие.

– Не какие?

«Они не прощают...»

– Они не дружелюбные, Лекс. Кто бы это ни был. Будь уверена.

Но Аликс уже переключилась на план Б:

– А много ли с тебя там толку? Ты не шпионка, не технарь. Ты не бешеный психопат‑убийца, как он. Ты просто погибнешь, ничего не сделав.

– Кто‑то должен его поддержать.

– Зачем? Пусть идет один. – В голосе Аликс вдруг появляется лед. – Лучше, чтобы у него ничего не вышло. Чтоб те, наверху, порвали его на части, и в мире стало чуточку меньше говна.

– Аликс...

Дочь Роуэн поднимается с кровати и прожигает ее взглядом:

– Как ты можешь ему помогать после того, как он убил маму? Как ты можешь с ним разговаривать! Он – психопат, убийца.

Готовые возражения замирают на губах. В конце кон­цов, Кларк не уверена, что Лабин не приложил руку к смерти Роуэн. Кен в этом конфликте был капитаном команды, как и в прошлый раз: даже если он не пла­нировал «спасательную операцию», то мог знать о ней.

И все же Кларк почему‑то чувствует себя обязанной защитить врага этой пораженной горем девочки.

– Нет, милая, – мягко говорит она, – все было на­оборот.

– Что?

– Кен сперва стал убийцей, а уж потом психопатом.

Это достаточно близко к истине.

– О чем ты говоришь?

– С его мозгом поработали. Ты не знала?

– Кто?

«Твоя мать».

– Энергосеть. Ничего особенного, обычный набор для промышленного шпионажа. Устроили так, что он вынужден был любыми средствами обеспечивать сохра­нение секретности, даже не задумываясь. Непроизвольно.