Рифтеры - Питер Уоттс

– Дерьмо, – шепчет она, – ты про шансы...

Лабин кивает:

– Мы практически никак не могли оказаться на месте при первом же появлении этой штуковины.

– Значит, она здесь не в первый раз. Бывала и преж­де, – кивает Кларк.

– Как минимум, несколько раз. Я бы сказал, она, вероятно, бывает на Невозможном чаще, чем мы. – Ла­бин обводит остальных взглядом. – Кто‑то нас вычислил. Послав аппарат обратно без записей, мы просто сообщим им, что нам это известно.

– Дрянь, – дрожащим голосом бормочет Нолан. – Мы вляпались. Пять лет. Вляпались по уши.

В кои‑то веки Кларк склонна с ней согласиться.

– Не обязательно, – отвечает Лабин, – думаю, нас они пока не нашли.

– Чушь какая... Ты сам сказал, месяцы, если не годы.

– Они не нашли нас, – этот ровный, подчеркнуто сдержанный тон у Лабина означает, что терпение на ис­ходе. Нолан немедленно затыкается.

– А нашли они, – после паузы продолжает Лабин, – только сеть осветительных приборов, сейсмографы и за­писывающую аппаратуру. Откуда им знать, что это не остатки заброшенной горной выработки? – Чен откры­вает рот, но Кен останавливает ее жестом. – Лично я в это не верю. Раз у них есть причины искать нас в этом районе, то они должны предполагать, что техника наша. Однако эти парни сейчас знают только то, что они где‑то неподалеку от цели, – Лабин слабо улыбается. – Так и есть – до нас всего двадцать километров. Двадцать непроглядно‑черных километров по самому изрезанному ландшафту на планете. Если больше у них ничего нет, то они нас не найдут никогда.

– Но могут послать какого‑нибудь дрона, который затаится на месте, подождет нас, – возражает Хопкин­сон, – а потом проследит до станции.

– Может быть, уже послали, – соглашается с ней Кларк.

– Тревоги не было, – напоминает Чен

Лени вспоминает: здесь на каждом пузыре, на каждом зонде и «кальмаре» стоит передатчик. Между собой эти устройства ведут вежливые переговоры, но коснись их сонар, не знающий местного диалекта, поднимут такой ор, что мертвого разбудят. Об этой системе, пережитке первых дней изгнания, когда страх, что их обнаружат, давил каждого свинцовой рукой, Кларк не вспоминала годами. Но по сию пору врагов они находили только в собственной среде.

– А странно, что они не попытались, – говорит Лени. – Казалось бы, этот вариант напрашивается.

– Может, и пытались, но потеряли нас, – предпо­лагает Хопкинсон. – Подойди они слишком близко, мы бы их заметили, а на маршруте есть места, где сонарный сигнал распространяется не дальше шестидесяти метров.

– А может, у них не хватает средств, – с надеждой говорит Александр. – Может, там просто лодочка с па­рой искателей сокровищ и древней картой.

– Или они пока до такого не додумались, – это Но­лан.

– А может, им это не нужно, – говорит Лабин.

– Ты о чем? – Кажется, Хопкинсон угадывает его мысль. – Думаешь, они просто решили тут все дезин­фицировать?

Лабин кивает

Поняв, все умолкают. Зачем тратить дорогую аппарату­ру, выслеживая добычу на территории, возможно, усажен­ной ловушками? Зачем рисковать, когда дешевле и проще хитростью заставить врага отравить собственный колодец?

– Дерьмо, – выдыхает Хопкинсон. – Все равно, что оставлять для муравьев отравленную приманку, чтобы они сами таскали ее королеве...

Александр кивает.

– Вот, значит, это откуда... Бетагемот никак не дол­жен был сюда попасть, и вдруг, словно по волшебству...

– Бета‑макс попал к нам из треклятой «Атланти­ды», – рычит Нолан. – Насколько мы знаем, из озера получен только первичный штамм. Против этого – толь­ко слово корпов.

– Да, но ведь и первичный штамм не должен был тут появиться.

– Что, все, кроме меня, забыли, – что и первый штамм выведен корпами? – Нолан обводит собравшихся яростным взглядом белых глаз. – Ради бога, Роуэн сама призналась!

Ее взгляд падает на Кларк – как струя антиматерии. У Лени сжимаются кулаки, уголки губ оттягиваются назад в оскале. Она понимает, что язык ее тела не предлагает разрядки ситуации.

«И хрен с ним», – решает она и делает шаг вперед.

– Ах, так! – шипит Нолан и нападает.

Лабин делает ход. Такой непринужденный – только что он сидел за пультом, а вот Нолан уже валяется на палубе сломанной куклой. В неуловимо кратком проме­жутке Кларк, кажется, видела, как Лабин поднимается с места, заметила движение его локтя к солнечному спле­тению Грейс, а колена – к ее спине. Возможно, она даже что‑то услышала: треск, как от сломанной ветки. И те­перь соперница лежит навзничь, неподвижная, только мелко подрагивают пальцы и веки.

Остальные окаменели.

Лабин окидывает стоящих взглядом:

– Мы все под угрозой. Независимо от того, откуда взялся Бета‑макс, мы не научимся его лечить без помощи корпов – теперь, когда Бхандери погиб. У корпов есть необходимые специалисты и в других областях.

Нолан под ногами булькает горлом, неуверенно шеве­лит руками – ноги красноречиво неподвижны.

– Например, – продолжает Лабин, – у Грейс сломан третий поясничный позвонок. Без помощи «Атлантиды» она на всю жизнь останется парализованной ниже пояса.

Чен бледнеет:

– Ради бога, Кен!

Шок освобождает Лени от паралича, и она падает на колени рядом с Нолан.

– Не стоит перемещать ее без кокона, – мягко го­ворит Лабин. – Может быть, Дмитрий сумеет его со­орудить.

Это звучит как обычное предложение, но через не­сколько секунд шлюз запускается на выход.

– А вы, друзья,, – тем же ровным тоном продолжает Лабин, – надеюсь, понимаете, что ситуация перемени­лась, и сотрудничество с «Атлантидой» отныне в наших интересах

Все, вероятно, понимают то же, что и Кларк: этот человек, ни секунды не раздумывая, сломал спину своей помощнице ради довода в споре. Лени опускает взгляд на побежденного врага. Глаза у нее открыты, веки вздраги­вают, однако вряд ли Нолан в полном сознании.

«Вот тебе, убийца. Тупая мразь. Что, больно, милочка? Этого еще мало. Надо бы больше!»

Но это наигранная ярость. Кларк вспоминает, как умирала Роуэн и что она чувствовала потом: холодный убийственный гнев, абсолютную, гранитную уверенность, что Грейс поплатится за это жизнью. И вот она лежит, беспомощная, сломанная чужой рукой – а на месте пы­лающий ярости только холодная зола.

«Я бы сама с ней покончила, – размышляет она, – если бы Кен мне не помешал».

Неужели она настолько не верна памяти подруги, если эта мысль так мало ее радует? Или страх, что их нашли, вытеснил неистовство, или это все то же старое оправ­дание – что Лени Кларк, воздав тысячекратно, утратила вкус к мести?

«Пять лет назад меня не волновали смерти милли­онов невинных. А теперь мне не хватает духа наказать одну виновную».