Избранные произведения в 2 томах. Том 2. Тень Бафомета - Стефан Грабинский

— Невезучее место, — заикаясь, втолковывал ему Божий одуванчик. — Неужто вы ничего о нем, сударь, не слышали?

— Положим, слышал, — невозмутимо ответствовал Роецкий, — но я в такие бредни не верю. Во всяком случае, премного благодарен вам, милостивый государь, за добрый совет. — И, пожав ему руку, покинул управу.

Назавтра пришло два письма: одно от знакомого судьи, отговаривающее от постройки дома, и другое, «красное», полное восторгов от его намерения. Затем как из рога изобилия посыпались прочие. Во всем городе, казалось, ни о чем ином не говорили, как только о том, что прибывший месяц назад архивариус Анджей Роецкий собирается ставить дом на «горельщине».

И таки поставил. Раздраженный навязчивостью своих корреспондентов-советчиков, он положил себе быстрыми и решительными мерами, без проволочек, «отрубить гидре голову» и отделаться от настырного любопытства возлюбленных братьев своих. Определенную роль сыграло также желание показать «малому свету», как следует освобождаться от суеверий и расправляться с предрассудками.

Спустя день-другой после подписания купчей Роецкий подробно уведомил обо всем жену, вместе с десятилетним сыном Юзем пока еще жившую в Варшаве. Пани Роецкая отписала мужу, что план его, разумеется, одобряет и что сразу же, как только дом достроят, переедет в Кобрынь. Она тоже не придавала никакого значения суеверным слухам насчет участка, несколько раз охарактеризовав их в письме «вздором» и «обывательскими предрассудками».

Удовлетворенный ответом, Роецкий привез через неделю из Варшавы знаменитого архитектора, под личным досмотром которого и началась стройка. Шла она живо, поскольку архивариус денег не жалел, и за два месяца на вершине пихтового холма встала красивая вилла в стиле сецессион.

Роецкий вызывающе окрестил ее «Огнищевом». Строительные работы были закончены на исходе весны, а в начале июля семейство Роецких уже поселилось в ней.

Пани Мария была в восторге от своего провинциального гнездышка и сразу же в нем освоилась. Юзь, голубоглазый сорванец, тотчас занялся экспедициями в девственные бразильские чащи, как он прозвал пихтовую рощу вокруг виллы, и вскоре, к огромной своей радости, убедился, что в ней живут рыжие белки, а может, даже и серны.

Над безмолвным уже не один год взгорьем зазвучали смех и эхо веселых голосов. Даже Перо, большой цепной барбос с белым пятном на ухе, был явно доволен новой конурой у рощицы, в подтверждение чего весело погавкивал и размашисто вилял хвостом.

Роецкие решили кухню в доме не держать. Марианна, прежде бывшая стряпухой, теперь считалась горничной. Обедали и ужинали в лучших городских ресторанах или распоряжались доставлять еду на дом. Меру эту, хотя и не совсем удобную, пан Анджей признал необходимой в целях безопасности: таким образом отпала нужда разводить на кухне огонь, а вместе с тем и одна из вероятнейших причин пожара.

Несмотря на все свое трезвое отношение к «бредням», Роецкий торжественно поклялся себе быть осторожным. Пренебрежительно отмахиваясь от всех кривотолков, если в них содержался хотя бы намек на «заколдованное место», он обнаружил естественную причину, против которой не восставал его здравый рассудок: по его мнению, частые пожары объяснялись здешними атмосферными особенностями — пространство, замкнутое кольцом елей и пихт, сверх всякой меры насыщено кислородом. Первые владельцы не сразу сориентировались, вели себя неосторожно, а потом… потом… тут в рассуждениях пана Анджея наступала короткая неприятная пауза, и он старался поскорее заполнить ее примерно так: а потом эти вздорные слухи о «роковом месте», этот глупый суеверный страх стали вызывать что-то вроде самовнушения, психической скованности, чреватой промахами: безотчетное движение руки, пагубная неловкость, ну и… тут как тут огонь.

Вот почему Роецкий решил быть осторожным, предельно осторожным. Как бы то ни было, а он разомкнет цепь вымыслов, опоясавших место его теперешнего обитания, разорвет кольцо огня раз и навсегда, зальет его холодной струей здравомыслия.

Керосиновые лампы, свечи, горелки на спирту и тому подобные светильники и обогревательные приборы были все до единого удалены из «Огнищева». Вместо этого от трамвайного депо подвели электричество, ток бежал по разветвленной проводке, освещая и отапливая виллу. Завтраки и полдники подогревали на электрической плитке, снабженной системой реостатов.

Правда, чтобы зажечь папиросу или сигару, Роецкий пользовался бензиновой зажигалкой, но делал это со всеми предосторожностями: становился обычно посреди комнаты, на приличном расстоянии от мебели.

В первые недели пришлось не без труда приспосабливаться ко всем этим устройствам и новому домашнему укладу, но мало-помалу все вошло в привычку. И жизнь в «Огнищеве» потянулась неспешной чередой милых сердцу будней.

Пан Анджей работал в городском архиве с восьми утра до полудня, потом возвращался домой, чтобы провести остаток дня в «лоне семьи». Близость леса — всего в двух километрах за речкой — располагала к частым предвечерним прогулкам, с которых Роецкие возвращались бодрыми и в превосходном настроении. В пасмурные дни они прохаживались круговыми, посыпанными белым гравием тропинками и аллеями своей хвойной рощицы. На одном из склонов Юзь обнаружил гранитные плиты, меж которых сочилась струйка воды; находчивый мальчик сложил из камней подобие корытца, и теперь у них был свой родничок — излюбленная цель прогулок, источник прохлады в знойные летние дни. Тем временем в городе самой притягательной темой для пересудов продолжали оставаться Роецкие и их «Огнищево». Ни одна партия в винт или soiree не обходились без таких разговоров. Сами они вели уединенную жизнь — хотя бы потому, что кобрыньское общество сторонилось «Огнищева». Люди побаивались даже час-другой провести на опасной вилле. Роецкого необычайно забавляли любопытные мины, какими сослуживцы встречали его по утрам; лица этих почтенных господ излучали неприкрытое изумление:

— Как дела, дорогой коллега? Пожара еще не было?

Почти каждый день знакомые, завидев его на улице, участливо заглядывали в глаза и, с чувством хватая за руку, заботливо допытывались:

— Как поживаете, пан Анджей? Не случилось ли чего?

Архивариус, что называется, живот надрывал от смеха, рассказывая жене о таких встречах. Но находились и смельчаки, рисковавшие наведываться в «Огнищево», — главным образом старые холостяки, которым нечего было терять. Но и они сидели в гостях как на иголках, озираясь по сторонам как затравленные звери. Эти визиты всегда вызывали у Роецких веселье. В конце концов пан Анджей посоветовал одному из гостей навещать их непременно с эскортом пожарной команды. Гость обиделся и больше к ним носа не казал…