Барышня. Нельзя касаться - Ксюша Иванова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Папа, о нем же говорят, что он кровь детскую пьет! — выдвинула Катенька свой последний, самый главный, пусть и звучавший по-детски, аргумент.
А отец вдруг, запнувшись на полуслове, запрокинул голову к потолку и захохотал…
Я проснулась с сердцем, бешено трепыхающимся в груди. Но вовсе не страх заставлял его биться, что было сил. Возмущение, обида, разочарование, злость — все эти чувства, вполне объяснимые во сне, но совершенно неприемлимые в моей обычной жизни, буквально переполняли. Так и хотелось спросить в темноту комнаты: "Да как же это так? Да зачем же? За что? И кто имеет право?" Но тут же вспоминалось, что это был всего лишь сон! И он уже закончился!
… А ведь действительность была гораздо страшнее сна. И удивительно, в принципе, что я смогла уснуть так легко и просто! Думала ведь, что сегодня мне обеспечена бессонная ночь.
Что разбудило меня? Не шорох ли там, в соседней комнате? Не шаги ли в прихожей… крадущиеся такие… тихие… К моей комнате?
Вот теперь стало, на самом деле, страшно. И почему-то никак не помогали успокоиться мысли о том, что в квартире есть еще и моя мама, и Марина, и при них, да ещё и в своём физическом состоянии Марк совершенно безопасен для меня…
В голове не помещалось просто, как я могла привести его в свою квартиру! Как я могла придумать такое? Как могла предложить?
А может, может тоже приснилось? Хм, а правда, может это тоже сон?
Дойдя в своих размышлениях до такого логического финала, я вдруг поняла, что именно меня разбудило — из кухни снова донеслись голоса.
28 глава. Катя
Был слышен свист чайника на плите — закипает… И тихий мамин голос — рассказывает что-то. Хотя ведь, скорее всего, рассказывает о своей главное беде — обо мне! Голос Марка, даже дверью и расстоянием заглушаемый, звучавший реже маминого, слышался мне мягким, глубоким, сочувствующим. Я невольно ловила каждый звук, приподняв голову от подушки и напряженно вглядываясь в запертую изнутри дверь своей спальни.
Почему они не спят? Зачем на кухне сидят? Он ведь говорил, что завтра дел куча и нужно выспаться, а теперь, вместо того, чтобы отдыхать, сил набираться — зачем-то сидит с моей мамой…
Если бы кто-то решил спросить меня, почему я привела чужого человека к себе домой, как смогла решиться на такое, я бы не нашла ответа. Просто о себе и своих страхах я не думала в тот момент, когда с ужасом из окна машины Олега Якунина, друга Марка, приехавшего за нами в больницу, наблюдала за скандалом, разворачивающимся возле его дома.
Изначально предполагалось, что Марк и Олег возьмут там вещи Изотова, проверят девочку, а потом — отправятся ночевать к Якунину, по пути завезя меня домой. Я была очень удивлена тем, что Марка отпустили в больнице. Была уверена, что врач, к кабинету которого Изотов дошел сам, с трудом держась за стену, откажет ему, отправит в палату снова! Но этого не случилось. Ему было разрешено уехать!
Под удивленными взглядами медсестры, наверное, той самой, которая приводила меня в чувство после обморока, помогавшей Марку одеться, я ждала его у двери, стараясь смотреть только в пол или окно, но ни в коем случае не на него! Мне чудилось, что эта молоденькая приятная девушка так и хочет сказать мне: "Что же вы? Лежать в одной койке с мужчиной могли, а помочь ему рубашку натянуть, не в состоянии!"
Но я, действительно, этого не могла. А он не настаивал. Он много говорил, шутил и даже смеялся, обращаясь одинаково по-дружески и ко мне и к девушке-медсестре. Но если на нее он смотрел задорно, по-мальчишески, с озорными искрами в карих глазах, то мне доставались совсем другие взгляды — чуть настороженные, задумчивые, словно Марк что-то сказать мне хочет, но решиться не может или слов подобрать…
Я практически молчала в машине, вслушиваясь в разговор Марка и Олега о ходе поисков Гриши. Потом они вместе вошли в нужный подъезд, а я осталась сидеть и ждать. Но даже я не смогла сдержаться и выскочила из машины, когда на балкон, расположенный практически у входа в подъезд, вдруг выскочила молодая красивая женщина с длинными распущенными волосами и в красивейшем халате, завязанном широким поясом.
Даже мне, даже снизу, было понятно, что женщина не в себе и, скорее всего, находится в состоянии опьянения. Она, оглядываясь в проем балконной двери, что-то кричала, размахивая руками и рыдая. А потом, открыв окно, попыталась перегнуться через него сюда, на улицу! И мне показалось, что она вот-вот вывалится прямо на дорогу с третьего этажа! Я выскочила из машины и даже, кажется, пыталась что-то кричать ей снизу, от ужаса не запоминая, что именно кричу!
На балконе появился Олег. Он схватил женщину и втащил обратно. До меня доносились крики и странные звуки из квартиры, как будто бы там что-то падает на пол или бьется в стены. Дико вопила красивая женщина, отбиваясь, некрасиво матерясь и пытаясь развернуться и ударить Олега в лицо кулаком.
А потом открылась подъездная дверь и изнутри на улицу повалили люди. Кто-то шел сам, кого-то вели под руки, а один, зажимая ладонью кровоточащий нос, на коленях полз куда-то вбок, прямо на приоконные клумбы! Были здесь и мужчины, и женщины. Кто-то был одет красиво и даже роскошно, что ли… А некоторые, наоборот, выглядели мятыми и неухоженными. Но все, без исключения, показались мне странными и пьяными!
Чтобы не столкнуться ни с кем из них, я села в машину и даже заперла ее со своей стороны. Неужели они все из квартиры Марка вышли? Это те самые друзья его жены? А та красавица, получается, Инна и есть?
Пытаясь осмыслить всё происходящее, я сидела в машине. Долго. Приехала полиция, потом скорая помощь. А Марка все не было. И я уже почти решилась выйти и подняться в его квартиру, когда, наконец, показался он сам с большой сумкой на плече. Он вёл за руку растрепанную девочку лет десяти.
Девочка села ко мне на заднее сиденье, пробормотав испуганное: "Здрасте!" В руках у нее был мой вязаный бычок Марк.
— Посиди здесь пока!
