В субботу рабби остался голодным - Гарри Кемельман

— Послушайте, ребята, зачем так все усложнять? — вмешался Шварц. — Ты абсолютно прав в отношении процедуры, Эл, но это звучит так, как будто Марв выступает с какой-то претензией. Я думаю, надо его выслушать. Если я решу, что он говорит не по существу, я могу признать это нарушением повестки дня.

— В том-то и дело, — возразил Беккер. — Как ты можешь определить, что он говорит не по существу, если он еще не изложил никакого существа?

— Эй, дайте ему сказать!

— Я не пытаюсь запретить ему говорить, я просто сказал, что мы должны придерживаться правил. Но если вы так хотите, ребята, — пожалуйста.

— Давай, Марвин.

— В общем, я хотел сказать примерно следующее. Я терпеть не могу продавать то, что невозможно продать. Это неблагодарное занятие. Я по профессии торговец, а успех торговли зависит от уверенности в себе. Так вот, эти ассигнования, выделенные кладбищенскому комитету… Должен сказать вам, друзья, что тут я теряю уверенность в себе. Мне кажется, что большинство из вас не имеют ни малейшего представления о том, насколько важно кладбище для конгрегации. Большинство из вас относится к этому, как к чему-то несерьезному. Нет, я не против того, чтобы вы насвистывали похоронный марш, когда я выхожу со своим отчетом. Я способен понять шутку не хуже любого из вас, но меня беспокоит то, что вы несерьезно относитесь к самому вопросу. Все эти шпильки насчет того, что я держу вас на крючке, насчет страхования, пока вы живы, и участка на кладбище, когда вы померли, — все это прекрасно. Но иногда следует взглянуть на дело реально, и я считаю, что сейчас — как раз такой момент.

— Так что ты хочешь, Марв?

— Я хочу, чтобы вы задумались над тем, что это кладбище может значить для такой прогрессирующей организации, как наша. Община растет. Наступит день — и он не так уж далек, — когда в Барнардс-Кроссинге появится еще один храм, а может, и несколько. И их членами будут не только новоприбывшие. Может быть, один из храмов будет реформистским, и я не сомневаюсь, что многие из наших захотят туда перебежать. Но если у них здесь будет собственный семейный участок на кладбище, если на нем будет похоронен кто-то из членов семьи — муж, жена, отец, ребенок, — разве не подумают они десять раз, прежде чем уйти от нас? Теперь подумайте о деньгах. Кладбище может стать золотой жилой. Мы берем за участок в четыре раза больше, чем стоит участок на городском кладбище. Через десять-пятнадцать лет мы сможем уменьшить членские взносы, а если все будет нормально, то и расшириться.

Ну и с какими же проблемами я столкнулся? Во-первых, большинство членов нашей конгрегации — люди молодые. Они даже еще и не думают о том, что в один прекрасный день им, не дай Бог, может понадобиться участок на кладбище. И их можно понять: человеку предлагается выложить сто пятьдесят с лишним баксов, то есть целую кучу денег, за участок, который, как он считает, ему не понадобится, — и я, замечу, могу ему этого только пожелать. Мало того, многие из наших членов работают на те или иные крупные корпорации, и знают, что их в любой момент могут перевести в другой город. Так что — они будут сюда возвращаться, чтобы их тут похоронили? В общем, у меня в связи с этим возникли кое-какие идеи. Я думаю, что участки надо продавать в рассрочку. Члены конгрегации будут платить всего десять долларов в год — можно одновременно с членскими взносами. И я считаю, что в договор нужно внести пункт о том, что они могут в любое время продать нам участок обратно, не теряя денег. Мне даже такая идея пришла в голову: можно продавать участки по типу страховых полисов, то есть если человек умирает до того, как он выплатил всю сумму, его вдова больше ничего не платит.

— Это и есть твое предложение, Марв?

— Нет. Я рассказал все это только для того, чтобы вы видели: ваш комитет думает о своих делах денно и нощно. Потенциальные клиенты выдвигали примерно те самые возражения, о которых я упомянул. Но, — Браун обвел взглядом присутствующих, чтобы удостовериться, что его внимательно слушают, — самый убедительный из их аргументов звучал так: «Приходите, когда у вас будет кладбище. Сейчас у вас просто запущенный луг». И это правда. Это все, что мы имеем сейчас: луг, обнесенный провисшим сетчатым забором со стороны шоссе и полуразрушенной каменной изгородью с другой стороны. У нас там нет капеллы. У нас нет цветов и кустарников, которые придали бы кладбищу чуть более пристойный вид. У нас нет даже нормальной изгороди, нет дороги, которая обеспечивала бы доступ ко всем участкам кладбища, особенно к дальним. Вот это сейчас главная проблема.

— Мы все это запланировали, но мы же решили, что все эти работы будут оплачиваться из доходов!

— Да, но чтобы заработать большие деньги, нужно чуть-чуть потратиться. Не забывайте — товар продает упаковка.

— Да у вас бюджет в две тысячи долларов…

— И на сколько его хватит? Он весь уйдет только на стрижку газона и оплату смотрителя с неполным рабочим днем.

— Так что ты хочешь — вложить двадцать пять тысяч долларов во второй Форест-Лон[35], ради того чтобы продать пару участков по сто пятьдесят баксов?

— По-моему, это несправедливо по отношению к Марву, — заметил Шварц.

— Я скажу вам, чего я хочу: я хочу достаточно денег, чтобы построить приличную дорогу. Тогда я смогу продавать участки в любой части кладбища, а не только вблизи того угла, где в заборе дыра. Именно с этой целью мы разработали план, приемлемый и с практической, и с экономической точек зрения. Мы хотим построить кольцевую дорогу, которая обеспечит доступ ко всем частям кладбища. Для этого мне нужно, чтобы наш бюджет был увеличен до пяти тысяч долларов, и мы начнем работу. Мы можем разметить всю дорогу и подсчитать, во что обойдется ее вымостить. Если самая низкая цена, которую запросят подрядчики, превысит пять тысяч, — а это вряд ли, — то, думаю, правление возьмет расходы на себя. Вот это и есть мое предложение.

Секретарь поднял глаза от наспех набросанных заметок.

— Выдвинуто предложение. Кто-нибудь поддерживает?

— Поддерживаю это предложение!

— Конечно, поддерживаю!

— Хорошо. Было выдвинуто и поддержано предложение об увеличении бюджета кладбищенского комитета до пяти тысяч долларов с целью строительства дороги…

— Напиши — кольцевой дороги.

— Хорошо… кольцевой дороги в пределах кладбища; любые дополнительные суммы, которые могут понадобиться…

После заседания Мортон Шварц разыскал Марвина Брауна.

— Должен признать, Марв, — ты всех положил на лопатки. Я было подумал, что еще немного — и ты подашь заявление об отставке.

Марвин усмехнулся.

— Для меня это всего лишь один из видов коммерции.

— Да уж, техникой ты, конечно, владеешь. А главное — все получилось в тему. — Шварц хихикнул. — Хотел бы я посмотреть, как теперь выкрутится рабби!

Глава XXII

Джейкоб Вассерман, основатель и первый президент конгрегации, по праву считался старейшим деятелем храма, хотя и был не намного старше большинства членов правления — ему было за шестьдесят. В первые послевоенные годы, в самом начале, он работал почти в одиночку, каждый вечер посещая какую-нибудь из пятидесяти семей еврейской общины Барнардс-Кроссинга. Первая служба на Верховные праздники прошла в полуподвале его дома. Тору пришлось позаимствовать у одной из линнских синагог, Вассерман сам вел службу и читал отрывки из Торы.

Эл Беккер — приземистый и коренастый, с низким грубым голосом и воинственной манерой говорить — в свое время сменил Вассермана на посту президента и сегодня не случайно сопровождал его во время визита к рабби: хотя Беккер был далеко не так эрудирован, как Вассерман, и тем более не так подкован в вопросах еврейской традиции, он был его преданным сторонником и на заседаниях правления обычно голосовал так же, как Вассерман.

— Мы с Беккером решили заглянуть к вам, рабби, — посмотреть, как вы, — сказал Вассерман. — Я знал, что старик Горальский неуч, но чтобы его сын, который родился и вырос в Америке, тоже оказался таким суеверным кретином, — в это я никогда бы не поверил.

— Минуточку, Джейкоб, — сказал Беккер. — Надо по справедливости. Как ты можешь называть старика неучем? Такой человек, с бородой… Да он читает молитвы быстрее всех в конгрегации и по большей части даже не дает себе труда заглянуть в книгу.

— Пожалуйста, Беккер, говори только о том, что знаешь. Горальский, может быть, и молится быстрее всех в конгрегации, и знает молитвы наизусть. Почему бы нет? Он произносит их каждый день утром и вечером на протяжении почти восьмидесяти лет. Но он не понимает их значения.

— Ты хочешь сказать — он не понимает того, что говорит?

— А ты понимаешь, когда произносишь их на иврите?

— Если честно, я в основном пользуюсь английской страницей.