Многоточие длиною в любовь - Элизабет Бартон

Коснувшись жадным взглядом лица незнакомой красотки, в отношении которой он уже начал строить вполне определенные планы, Рональд пораженно приподнял брови.

— Шарлотта?! Вы ли это?! — вскричал он.

— Неужели я так сильно изменилась? — спросила Шарлотта, неуверенно сделав несколько шажков навстречу Рональду.

Из-за высоких шпилек Шарлотту едва заметно покачивало. Под пристальным взглядом Рональда она даже зарделась, подумав, что походка у нее, наверное, не очень изящная.

— Вы стали настоящей женщиной! Когда пару часов назад я мучился с этой бабочкой, я и предположить не мог, какое щедрое вознаграждение получу за страдания.

— Благодарю вас, сэр. У нас в Бейкерсфилде комплименты большая редкость, — съязвила Шарлотта. — Не сомневаюсь, вы думали, будто я не умею себя вести и не знаю, что надеть в общество, но я не невежа, как вам представляется.

— Вы приписываете мне слова, которые я не говорил, — возразил Рональд.

Он обошел Шарлотту, не скрывая восхищения грациозностью ее фигуры.

Шарлотта смутилась, и, чтобы сгладить обстановку, Рональд насмешливо шепнул:

— У вас, оказывается, тонкая и красивая шея. Разрешаю плеснуть в меня чаем, если я еще когда-нибудь назову вас неповоротливой гусыней. Только не забудьте, холодным чаем. — Шарлотта шутливо нахмурила брови, и Рональд подытожил: — Ну, это так, в целях пожарной безопасности.

Бережно взяв Шарлотту под локоток, Рональд ввел ее в огромный зал, залитый светом десятка люстр.

— Сколько здесь знаменитостей! Я никого не знаю, — испуганно прошептала Шарлотта, сильнее вцепившись в рукав Рональда.

На губах его появилась легкая улыбка, как будто он знал, что она испугается, и тихо, чтобы слышала только она, Рональд сказал:

— Может, вас успокоит, если я скажу, что половина из них этого и не заслуживают.

Страх понемногу отступал, и Шарлотта уже посмеивалась над своей трусостью, вспоминая, что еще недавно сама устраивала приемы для читателей и спонсоров журнала в Бейкерсфилде. Конечно, там не было всемирно известных людей, но, по меркам маленького городка, спеси местных знаменитостей оказалось более чем достаточно.

Впрочем, не без помощи Рональда еще спустя полчаса Шарлотта забыла о стеснении и перезнакомилась с уймой интересных людей.

Большое удовольствие Шарлотта получила от беседы с поэтом Уильямом Трампом, творившим под псевдонимом Мэри Уайт. Его сатирические сонеты на злобу дня смешили великосветскую публику и простых фермеров во всех американских штатах. Уильям только что вернулся из Австралии и с большим увлечением рассказывал о достопримечательностях этой страны.

Потом Рональд представил Шарлотту своему приятелю Лайонелу Форду, одному из племянников автомобильного магната. Но единственным, что указывало на связь Лайонела с его дядюшкой, пожалуй, была страсть к раритетным автомобилям.

— Вы прозаик или поэт? — осведомилась Шарлотта, приготовившись услышать какую-нибудь любопытную историю, связанную с похищением автомобиля.

— Боюсь вас разочаровать, но я не имею никакого сношения к миру высоких материй, — развел руками Лайонел и, приблизив губы к уху Шарлотты, добавил загадочным шепотом: — На этом беллетристическом слете я рыбак. Ловлю только крупную рыбу. — Он подмигнул и, широко расставив мускулистые руки, показал, какой именно размер имел в виду.

Шарлотта засмеялась.

— Клюет?

— Не так, как бы хотелось. Но одного сочинителя пошлых любовных стишков вроде бы подцепил. У него в гараже пылится роскошный изумрудный «бугатти» начала века. Надеюсь, через пару дней смогу заехать за вами на этом красавце. Вы ведь согласитесь со мной отобедать?

Лайонел с его искрящимися лукавством серыми глазами производил самое благоприятное впечатление, и Шарлотта дала свое согласие. Но при условии, что Рональд непременно будет третьим в их дружеском застолье.

19

Когда Рональду вручали высокую премию, Шарлотта, преисполненная гордости за его успех, парила под самыми люстрами. Он, блистательный и красивый, с горящими от возбуждения глазами, произносил, как обычно, ироническую речь, и Шарлотта видела влюбленные зачарованные глаза увешанных украшениями и бархатом благородных и вульгарных женщин, готовых на все хитрости и уловки, чтобы заполучить мистера Феррэла в свои объятия. Возможно, в тот момент в центре водоворота блеска и роскоши у Шарлотты разыгралось воображение, но на секунду ей почудилось, что Рональд обращается со сцены к ней. Его глаза были устремлены на нее, и Шарлотта была готова поверить, но…

— Все, что я создал на сегодняшний день, — с оттенком светлой тоски произнес Рональд, — я посвящаю ей, моей безвременно ушедшей жене Валери. Если бы она палкой не загоняла меня за компьютер, у Америки не было бы величайшего из всех писателей по фамилии Феррэл.

Зал взорвался рукоплесканиями, обласканный фотовспышками и улыбками дам, Рональд поклонился. От нахлынувших эмоций Шарлотта почувствовала приступ удушья и, подхватив подол своего платья, выбежала из зала.

Вечерний воздух освежал прохладой, но Шарлотта не ощущала, как холодок бегает по ее обнаженным плечам и спине.

Если я сегодня подхвачу насморк, с мрачной радостью подумала Шарлотта, завтра можно будет сослаться на простуду и не приходить на работу. Через пару минут на крыльце появился счастливый Рональд.

— Теперь, когда я подстрелил такую птицу, — Рональд потряс тяжелой статуэткой, — вы согласитесь прочесть хотя бы одно из моих второсортных произведений?

— Не следовало Миранде передавать вам мои слова, — зарделась Шарлотта, потупив взор. — Это было так давно.

— Шарлотта, — тихонько окликнул ее Рональд.

Он протянул руки и привлек девушку к себе. Шарлотта чуть слышно ахнула, а в следующий миг его губы завладели ее губами.

Первое мгновение Шарлотта была в растерянности, не понимая, что произошло. Потом все ее тело затрепетало, но это было совсем иное ощущение, нежели дрожь, порожденная страхом. Сильные объятия Рональда и прикосновение его губ разбудили в ней всепоглощающее чувство, в котором соединились сверкание звезд, звуки музыки и все, что она любила.

Рональд целовал Шарлотту, пока она не осознала, что он подарил ей ночной шелест океанских волн и звездную россыпь небесных пляжей.

Я люблю тебя, люблю! — хотелось кричать Шарлотте. Сердце ее выстукивало эти простые слова, и свет высокой яркой звезды, которая выступила на темном шелковом полотне неба, явился как благословение свыше.

Но Шарлотта страшилась любви, и, хотя Рональд не процитировал ей ничего из романтического набора расхожих комплиментов, разочароваться в мужчине своих детских грез стало бы для нее сродни смерти.