Его невинная крошка (СИ) - Богатенко Наталия

Он помолчал, рассматривая её. Ничего, кроме дикого желания удушить, к ней Руслан не испытывал. Положив локти на столик, он наклонился, холодно процедил:

— Я задал вопрос, и приехал не для того, чтобы мило болтать и вспоминать о прошлом. Ностальгия, знаешь ли, иссушает душу, избавь меня от сентиментальностей.

— Закажи мне вина. — будто не слыша его, попросила, — помнишь, какое я люблю?

Руслан огляделся, подозвал симпатичную официантку, и кивнул на женщину.

— Бокал «верначе» и пачку «вог» с ментолом.

— Простите… — смутилась девушка, потупив глаза. — у нас нет такого сорта. Может быть, Вашей даме придется по вкусу «мускат» или «арматти»?

— Благодарю, тогда чашку кофе с пенкой. И сигареты. — сухо сказала Мара, и, проводив спешно уходящую официантку взглядом, вздохнула. — видел? В этой забегаловке предлагают одни дешевые пойла.

— Намек на то, что я должен был пригласить тебя в элитный ресторан? — насмешливо улыбнулся он. — давай отбросим эту муть, и поговорим серьезно. Как взрослые люди, твою мать! Это правда?

— Что именно? — подождав, пока на столик водрузили кофе, она вытряхнула сигарету, и прикурила, пустила дым вверх. — если ты об Алисе, то я больше не могла скрывать от девочки, что у неё есть мать. Я была молодая и глупая, когда отказалась от дочери, Бог мне судья, Соколов, Бог, а не ты и никто другой! — агрессивно добавила она, глубоко затягиваясь. — вижу, тебе не терпится узнать, почему же всё так вышло? Это очень долгая история, поверь. Предлагаю поехать ко мне, помнишь, ту уютную квартирку, где мы бывали вдвоем? Я тебе не враг, Руслан, ни тебе, ни Алисе. Она — наша дочь, и я хочу только, чтобы ты понял меня, а для этого стоит послушать всю историю с самого начала.

Он рассеянно кивнул, чувствуя, как леденеет внутри. Слова Мары намертво отсекли всё то, чем он дышал с момента встречи с Алисой, хотя сомнение еще теплилось в его сердце. Пусть она расскажет свою версию давних событий, это ни хера не изменит, во всяком случае, до тех пор, пока у него в руках не окажется экспертиза ДНК, где будет сказано, что он, именно он — отец Лисы…

Глава 12

Всё шло по плану, но она не ожидала, что Руслан так легко согласится поехать с ней. Поехать туда, где они были счастливы, пусть и недолго, а расплата за украденное счастье была слишком жестокой. Он всё ещё не доверял ей, и она должна приложить максимум усилий, чтобы убедить его в своей правоте. Его и Алису.

— Здесь всё как раньше, смотри, даже торшер этот… — с улыбкой сказала Мара, тронув надтреснутый абажур из яркого лилового стекла. — помнишь, как мы его сломали?

Соколов невнятно хмыкнул, осмотрелся, и повернулся к ней.

— У меня мало времени. Чё ты хотела, зачем привела меня сюда?

Женщина подавила вспышку злости, натянутая улыбка была похожа на гримасу на лице куклы. Подала ладошку, но, не дождавшись встречного действия, сама сжала его пальцы и увлекла в гостиную. Раздвинула широкие портьеры, впуская в комнату тусклый дневной свет, толкнула гостя на огромный диван, где неряшливо валялись её вещи, и достала с книжной полки старый фотоальбом.

Бархатный переплет был в пыли, и Руслан брезгливо вытер руки обо что-то из одежды, комком громоздившейся рядом.

— Посмотри, там есть пара снимков Алисы, когда она только родилась. Я же тогда еще не думала, что отец заставит меня написать отказную.

— Ты так уверена, что родила от меня? — хмуро бросил он, открыв альбом и без всякого интереса глядя на фотографии из семейного архива Белозёровых. — моего брата уже сбросила со счетов? Я знаю, что ты спала с Яриком до его гибели, отпираться нет смысла.

— Это было только раз, он… — Мара резко выудила из бара бутылку мартини, плеснула в два стакана, и, оглянувшись, убедилась, что Руслан не наблюдает за ней. — он приехал, когда я была дома одна, и…

— Хочешь сказать, что он тебя изнасиловал? — недоверчиво поторопил мужчина, мимолетно глянув на неё и вновь уткнувшись в снимки.

— Нет, но… — сердце её бешено запрыгало, рука задрожала, и Мара глубоко вдохнула, осторожно всыпав снотворное в его бокал. — я не хотела этого, ясно?! Ярик, он… Ты же знаешь, каким он был — настойчивым и грубым! Он никогда не отступал от цели, а тогда его целью была я. — она обернулась, протянула ему спиртное. — выпьем? Горло пересохло, а рассказ будет долгим.

Взбултыхнув ароматно пахнувший напиток, Руслан опорожнил бокал, и вальяжно устроился на диване, закинув руку за спинку.

— Давай уже, просвети меня, чёрт возьми, как так получилось, что я не знал о рождении собственной дочери?

— А теперь представь на секунду шестнадцатилетнюю меня, до смерти боявшуюся своего отца, и вдруг узнавшую, что я жду ребенка, а ты куда-то исчез… — начала Мара, терпеливо ожидая, когда подействует препарат и Соколова вырубит…

— Да не бойся, пей! Не надо нюхать водку, задержи дыхание и залпом в рот. Вот так. — поучительный тон давней подружки Настьки вызывают у меня усмешку, и я смотрю, как она опрокидывает стопарик, не хуже заправского алконавта.

Повертев в руках свой пластиковый стаканчик, выливаю паленку на крышу. Шифер темнеет, впитывая ручеек, и Настюха возмущенно шипит:

— Ты чё, Леонова, с дуба рухнула! Между прочим, я все свои карманные деньги на неё бухнула!

— Не увлекайся этим дерьмом. — советую, устремив глаза вдаль. — жизнь алкоголика коротка, Насть. Так и сдохнешь под забором, ни чёрта не узнав, зачем, ради чего жила.

— Сама-то знаешь? Мы никому не нужны, Лиска. Родители бросили, чё я хорошего видела в этой жизни? А ты чё видела?

На этот чисто символичный вопрос мне нечего ответить, да Настюха и не ждёт пространных философских простыней — пояснений. Немного молчим, погруженные в собственные невесёлые мысли.

Накрапывает мелкий холодный дождь, город унылый, прячется под пеленой тумана. Вот бы мне так, набросить защитный купол и отбросить боль, которая выедает нутро. Мимолетно гляжу на дисплей смартфона — без семи два, мне пора, Мара будет ждать меня к двум часам, собрались в больницу, знакомиться с дедом.

— Слушай, в субботу тусня намечается на нашем месте, — я киваю, вспомнив про подвал, где репетируют пацаны с соседнего района, и где мы часто коротали ночи, самовольно сбегая из детдома, когда дежурили только Галюня и старая Лидия Михайловна, социальный педагог. — хошь с нами? Тебя там спрашивали, кстати.

— Кто? — безразлично спрашиваю, — Борька, наверное?

— Ага, Борька. — Настя хватает за руку, заставляет повернуть к ней голову, и на меня зыркают узкие, близко посаженные серые глаза, такие же бесцветные, как и волосы подружки. — не пойму, чего ты ломаешься, Лиска? Он в тебя влюблен, у него мамаша — владелица магазина, упакованный кавалер! На хрен тебе сдался твой Соколов? Он старый же!

— Ему всего тридцать четыре. — тема болезненная, обсуждать её не хочу, но настырная Настюха не отстаёт.

— А тебе — восемнадцать! Он тебе в папашу годится. Чё, уже трахалась с ним? А? — пихает в бок, и я стискиваю зубы. — понравилось хоть? Небось, в постели он зверь?

— Я пойду. — встаю, задев ополовиненную бутылку, и Настька поспешно берет её, прячет под куртку.

— В субботу ждать тебя? — догоняет, и мы осторожно спускаемся по шаткой пожарной лестнице.

— Нет, я не приду. Борьке привет передавай. — отряхиваю джинсы, и накидываю на голову капюшон толстовки.

— Ну и дурища. — обижается Настя, демонстративно отворачивается, сопит, как ребенок, у которого отобрали леденец. — несладко тебе живется с твоим Соколовым, я чё, слепая? Алис, если передумаешь, приходи. Мы все рады тебя видеть, сама же знаешь!

— Знаю. Не дуйся, мелкая, я никогда вас не забуду. Меня Мара ждет, я обещала, что приду. Еще увидимся, Настёна.

В груди противно давит, и я, натянув улыбку, больше смахивающую на оскал Джокера, обнимаю толстушку Настьку, мою закомплексованную, маленькую подружку, с которой столько всего пережили в интернате. Чмокаю в курносый нос, и, махнув на прощанье, убегаю.