Его невинная крошка (СИ) - Богатенко Наталия

Увернуться не получается, он жадно целует меня, и я пытаюсь свести ноги, а твердый пенис тычется в животик, и меня это окончательно отрезвляет. Пипец, чё я вытворяю?! Дала же себе слово сначала выяснить правду, а стоило Руслану ко мне прикоснуться, потеряла рассудок!

— Я сказала, отстань! — отчаянно воплю, хватанув ртом воздух, сильно бью его по рукам, чтобы прекратил лапать мои бедра. — можешь ты послушать, блять?!

Крепкое словечко, которое намеренно употребляю, действует как надо. Соколов отстраняется, глаза его туманит желание, но быстро сменяется осмысленностью. Пользуюсь передышкой, и торопливо вываливаю:

— Мара — моя мать, мы с ней очень похожи. Я в этом уверена, она не лжет. А ты, по её словам, мой отец! Слышишь ты? Отец!!!

Честно, на какое-то мгновение кажется, что он меня ударит. Зажмуриваюсь, ожидая боли, но секунды текут, и я несмело открываю глаза. Руслан смотрит на меня, и от этого взгляда пробирает озноб.

— Чё это за бред? — цедит сквозь зубы, уперев ладонь в стену у моего виска. — твоя мать… Эта шалава — твоя мать, а я… Я твой отец? Ты в своем уме, маленькая!?

Мне трудно говорить, в горло будто сыпнули гвоздей. Молча киваю, сдергиваю с крючка махровое полотенце и закутываюсь. Руслан стоит, опустив голову на согнутую руку, и я не решаюсь ничего больше произносить. В сознании бьется, что он даже не опроверг мои слова, не психанул, он не сделал ни чёрта, чтобы я разуверилась в этой отвратительной правде!

Как сомнамбула, иду в спальню, дрожащими руками переодеваюсь в джинсы и футболку. Галюня часто говорила мне в детстве — если мучит навязчивая мысль или снится кошмар, просто не думай об этом. Нужно лишь заблокировать тому, чего боишься, доступ к себе, и всё пройдёт.

Но сейчас не получается. Машинально бегу в кухню, наливаю в стакан воды и жадно глотаю. Почему Руслан до сих пор не выходит? Оглядываюсь на звук шагов, сжимающие стакан пальцы побелели от натуги. И, затаив дыхание, жду.

— Дай мне её координаты. — произносит Соколов, и мне стыдно даже посмотреть на него, не то, что двинуться с места.

Допиваю воду, пахнувшую хлоркой, Поперхнувшись противным привкусом, долго отфыркиваюсь.

— Ты не слышала? — он, кажется, злится. На меня или… — Алиса!

— А? — неопределенно отзываюсь, чтобы он не начал орать, уж я-то знаю, что в ярости Руслан просто страшен, а попасть под раздачу не хочу.

И без того настроение нулевое, хоть лбом об стену…

— Дай мне её телефон, блять! Телефон! Мары!!! — рявкает, саданув кулаком по столу, и звон подпрыгнувшей посуды бьет по ушам.

— Се… Сейчас. — заикнувшись, лепечу, опрометью кинувшись в комнату.

Соображаю туго, мечусь от дивана к окну, вспоминая, зачем пришла. Потом хватаю сумку, ищу мобильник, его там нет. Блин, куда я его положила?! Нервы сдают, и я на подкашивающихся ногах сползаю на пол, обхватываю колени, с силой закусив край футболки, чтобы заглушить рвущиеся рыдания.

Руслан на удивление спокойно подходит ко мне, берет за запястья, заставляя отнять ладошки от опухшего лица. Секунд десять смотрим друг на друга, в его глазах синева похожа на темный сумрак, а губы плотно сжаты, и всё выдает, как он взбешен.

— Не надоело сырость разводить? — холод в его голосе режет по сердцу, отталкиваю его, и, пошатываясь, встаю. — нашла номер?

— Нет. — шмыгаю покрасневши носом. — подожди, я щас.

Наконец, смартфон отыскивается в ванной, в моей куртке, которую я повесила сушиться над батареей отопления. Боже, я редко прошу о чем-то, но пусть это окажется лажей, и Рус мне не папаша. Как мне жить с этим, зная, что я спала с…

— Вот. — протягиваю ему «Fly» дисплеем, и киваю на него. — сразу под твоим номером.

Отбирает телефон, быстро тычет в необозначенный контакт, и оттесняет меня, чтобы закрыться в ванной. Подслушивать не люблю, но ноги приросли к полу, и до меня долетает властный, приглушенный дверью, голос:

— Мара?… Нет, с ней всё окей. Встретиться надо… Какая тебе, тварь, разница, кто?!.. Не узнала?… А это хуйня, богатство мне пророчишь, значит… — он коротко и зло хохотнул, у меня же болезненно засосало под ложечкой. — короче, хватит туфту гнать, я щас подъеду, куда тебе удобно… Нет, ни хера подобного, на моей территории я принимаю только проверенных людей… Всё, заметано, и будь одна, без хвостов. Жди!

Выжидающе взираю на Руслана, когда он появляется в коридоре, но выволочки за то, что торчу тут, не предвидится. Лучше бы отругал, чем это холодное равнодушие в глазах.

— Держи. — отдает мне мобильник, и, поколебавшись, притягивает к себе за голову, целует в висок. — я всё выясню, не накручивай пока. Будь хорошей девочкой, позвоню позже.

Бросаюсь за ним, перехватываю у входной двери, и цепляюсь за воротник куртки.

— А если она сказала правду?! Тебе вообще по фигу, что я могу быть твоей дочерью?!

— По чесноку, Крошка, я еще не решил, как отнесусь к этому. Мало мне, бля, других заморочек, чтобы пиздежу этой Мары верить… — пожимает плечами, и, вопреки моей надежде, что хоть что-то скажет в утешение, исчезает…

Глава 11

Она ненавидела запах больницы. Каждый раз, когда входила в эти двери, где царил покой, и говорили тихим голосом, Маре казалось, что её окутывал запах безнадежности.

— К Белозёрову, в тридцать пятую. — надменно бросила женщина, мимолетно глянув на медсестру за окном регистратуры.

Девушка поджала губы, проводив Мару глазами. Эту высокомерную, богато одетую особу здесь давно знали. Приезжала она стабильно, пару раз в неделю, навещала отца, который лежал в онкологическом отделении в отдельно купленной палате. Зная, что Григорий Иванович очень состоятельный человек и мог бы организовать себе лучшую клинику Москвы и даже заграницы, весь персонал не переставал перешептываться, почему он выбрал именно их больницу.

Пусть престижная, частная, но ведь как далека от выше упомянутых! Впрочем, такой пациент был источником баснословного дохода, и все без исключения сотрудники медицинского заведения относились к вздорному Белозёрову с почтительным уважением и раболепством, несмотря на его репутацию.

Ни для кого не являлось секретом, что Григорий Иванович никто иной, как воровской авторитет, хранитель общака, и очень просто страшно влиятельный человек в криминальных кругах…

— Ты выполнила мое поручение? — не успела Мара войти в элитную, огромную палату, оснащенную самым современным техническим оборудованием вплоть до холодильника, сурово спросил отец.

Она скривила пухлые губки, накрашенные яркой бордовой помадой, присела на стул, и погладила старика по плечу. Под пальцами ощущались остро выпирающие кости, но ни грамма жалости в душе Мары не шевельнулось.

— Я нашла Алису. Поговорила с ней, даже пригласила на свою квартиру, ту, которую мне…

— Я не о том спросил! — резко, неприятным каркающим голосом, оборвал он, сузив глаза. — ты рассказала ей правду? О том, что я хочу увидеться с ней?

— Н-нет. — замялась она, опустив взгляд на свои колени. — еще не успела, папа. Ты же понимаешь, что она выросла в детском доме, и очень обижена на меня.

— Обо мне ты ей хоть что-нибудь сказала? Она… Она считает предателем и меня?! — нетерпеливо переспросил Григорий, и, от волнения лицо его покрылось багровыми пятнами, а на лбу выступила испарина.

Приборы запищали, линия сердцебиения начала опасно подскакивать, то выравниваясь, и старик, вцепившись скрюченными пальцами в края одеяла, выгнулся, закатывая глаза. Губы беззвучно зашептали, прося позвать врача, и Мара, вскочив, несколько секунд смотрела на него, не торопясь крикнуть о помощи. Ведь это удобно, если отец скончается сейчас, у неё окажутся развязаны руки.

Но мысль эта, пугающая и внезапная, иссякла так же быстро, как и появилась. Женщина метнулась к двери, оглянулась.

— Подожди, папа… Я позову кого-нибудь. Потерпи…

Выбежав в коридор, она громко окликнула знакомую санитарку в белом халате, и та поспешила навстречу. Заглянула в палату, всё поняла без объяснений, и бросилась к тревожной кнопке, расположенной над кроватью. Удивилась, почему дочь Белозёрова этого не сделала сама, и взглянула на Мару, заламывающую пальцы в уголке.