Несладкая жизнь - Маша Царева

Анино сливочное тело мягкими складками выпирало из Оксаниных вещей. Пояса врезались в рыхловатую мякоть ее живота, надолго оставляя бордовые полосы. Пуговицы не застегивались. В растянутых швах просверкивали нитки. Однажды блуза, нежнейшая кремовая блуза со старомодной камеей у ворота, треснула на Аниной мощной спине, и домработница с индифферентным хохотком выбросила ее в кухонную корзинку для пищевых отходов. Ей было наплевать, ведь каждый месяц к ее ногам, как к жертвенному алтарю, падал очередной пакет с надоевшими хозяйке тряпками. По четным месяцам Оксана отдавала сакраментальный мешок Анюте, по нечетным – Насте. Она и не знала, не обращала внимания, что в обновках щеголяет только домработница, а повариха по-прежнему носит облысевшие на коленках вельветовые джинсы да дешевые турецкие спортивные костюмы.

И вот однажды Настя решилась: затащила свежеподаренный пакет в свою комнату и, развязав пластиковую тесемку, заглянула внутрь.

Если она хочет двигаться вперед, значит, надо стать похожей на этих девушек. Она должна выбросить свои провинциальные платья и носить то, что носят они. Она должна исключить из тока своей по-северному плавной речи слова-паразиты и говорить так, как говорят они. Она должна смеяться так, как смеются они, – немного лениво, нагло, а не прыскать застенчиво в ладошку. Иногда, перед сном, Настя останавливалась перед зеркалом и репетировала этот самоуверенный, сочный смех – белозубый, вибрирующий. Она должна читать журналы и книги, которые читают (но по большей части – просто просматривают) они.

Но начинать проще всего с одежды. Если она научится смеху, светским повадкам, хорошим манерам, если она приведет свой словарный запас к знаменателю московской интеллигенции, добавив пару десятков модных словечек и выучит названия всех пафосных ресторанов, но при всем этом останется замарашкой в кофте с катышками, у нее ничего не получится.

Развязав пакет, Настя вывалила его содержимое на аккуратно застеленную кровать.

Повезло. Было межсезонье, и в пакете находилась почти вся Оксанина зимняя одежда и часть прошлогодней летней. Забавно: вроде бы она предпочитала классический стиль, но тем не менее старых коллекций и вторых линий принципиально не признавала.

Осторожно, двумя пальцами, Настя выудила из мятой кучи нечто шифоново-нежное, сдержанно-фиолетовое, оказавшееся изумительным приталенным платьем. Оксане не приходило в голову, что перед тем как облагодетельствовать кого-нибудь своими ношеными тряпками, хорошо бы занести их в химчистку; платье пахло табачным дымом и коллекционными духами Ananas от «L’Artizan Perfume».

Приложила к себе, повертелась у зеркала. Через голову, не расстегивая пуговиц, стянула форменный халатик. Платье село как влитое. Настя едва взглянула на себя в оправе дорогого материала и ахнула. Другой человек. Принцесса. Правда, на фоне дороговизны наряда сразу стали заметны мелкие экстерьерные погрешности – давно отросшая стрижка, заусенцы, плохо выщипанные брови, прыщ на щеке… Но это все, право, такие мелочи!

За платьем последовала юбка, за юбкой – атласный комбинезон, за ним – еще одно платье….

Вот какую картину застала домработница Анюта, как всегда, ворвавшаяся без стука: Настя, с распущенными волосами, по-новому подведенными глазами, в своих единственных парадных туфлях, дешевых, из покрытого лаком кожзаменителя, жестоко натирающих пятки, танцует у зеркала в одном из вечерних платьев молодой хозяйки, и ее волосы красиво развеваются, а глаза горят ведьминским огнем.

В первый момент Анюта даже попятилась от красоты такой. Потом, разумеется, возмутилась. Уперла короткопалые ладони в крутые бока.

– И что здесь происходит?

Настя растерянно остановилась, виновато захлопала ресницами. Она понимала, что рано или поздно придется с Анютой объясниться, знала, что будет скандал. Была настроена дать решительный отпор. Но все равно в первый момент оробела.

– Я… То есть… Оксана вот вещи подарила… Мне.

– Понимаю, – холодно улыбнулась Анюта. – Она и раньше это делала. Помнишь, о чем мы договаривались?

– Помню, – Настя нервно сглотнула. – Но ты понимаешь… Тогда я и правда была здесь без году неделю, новенькая… А сейчас… Я подумала, что тоже имею право на эти вещи, – и примирительно добавила: – Если хочешь, буду забирать себе один через два месяца. Все равно ты в выигрыше.

– Да ну? – повела соболиной бровью домработница. – Вот ты, значит, как? К тебе со всей душой, по-хорошему, а ты… И между прочим, тебе это платье не идет.

– Тебе тоже, – твердо сказала Настя, кое-как пересилив естественный страх интеллигентного человека перед хамством. – Ты даже в него не поместишься.

Анюта оторопела.

– Ладно, – сквозь зубы процедила она. – Вот так и обманываются в людях. Но учти, тебе ссориться со мною не пристало. Я работаю здесь уже четыре года. Многих таких, как ты, пересидела. И еще пересижу.

И, гордо вздернув подбородок, она вышла вон, хлопнув дверью так, что та едва не слетела с петель.

Настя вздохнула. Анюта была простой, как юбилейный рубль, ее характер не таил в себе темных глубин. Но мелкие пакости (от бесхитростного плевка в суп до раздувания злой сплетни) вполне в него вписывались. И Настя поняла – отныне можно ждать сюрпризов.

Оксана вызывала у Насти Прялкиной двойственное чувство. С одной стороны, и это вполне объяснимо, презрение. Оксана – лентяйка, хамка, заносчивая дрянь. Врет матери, что пошла в библиотеку, а сама встречается с Ларочкой и Лерочкой в «Пушке». Настя сто раз слышала, как они договариваются об обмане по телефону, прямо при ней, ни капельки не стесняясь, как будто бы она неодушевленный предмет. И эта дисгармония образа – внешность леди и манеры рыночной хабалки. И непонятная индифферентность к ней, Насте. Вроде бы они ровесницы, вроде бы Настя не дура, не заразная, не урод. Так почему же мимо нее можно ходить, не здороваясь, почему к ней в комнату можно врываться без стука, почему при ней можно обсуждать вкус спермы очередного любовника? И тот барский образ жизни, и эта наглая уверенность в том, что завтрашний день сложится именно так, как нужно ей, Оксане, что бы она ни сделала, как бы ни поступила. Можно спать до полудня, а ночи проводить в никотиновом пространстве модных клубов. Можно бесконечно прогуливать лекции, а потом спокойно вручить экзаменатору конверт с долларами. Можно ни с кем не считаться. Водить машину, напившись вина с подругами. Носить в кармане косячок – если возникнут проблемы с милицией, их есть кому решить. Можно чувствовать себя полноправной хозяйкой этого мира. И дружить с такими же маленькими хозяевами. А всех остальных, вроде какой-то там Насти, за людей третьего сорта считать. Этаких биороботов, созданных только для того, чтобы обслуживать баловней судьбы.