Заложница, или Нижне-Волчанский синдром - Анна Мезенцева

Хотя почему наврала? Родной брат оказался гондоном — это и тяжело, и про семью. Огорчало только то, что к ноябрю моя группа успеет перезнакомиться и разбиться на кучки по интересам. Влиться в коллектив будет тяжело. Но я и одна не пропаду.

На место уволенного системного администратора так никого и не нашли. Я ради интереса спросила про зарплату — для нашего региона она оказалась на диво хороша. Но сисадмин должен был жить и работать на базе, это многих отпугивало. Претенденты приезжали, смотрели на колючую проволоку, на мордатых мужиков в камуфляже, чесали репу и от греха уезжали домой, даже не дослушав про надбавки и соц. пакет. Тут Дамир удивил меня во второй раз — предложил поработать на полставки до тех пор, пока не найдется постоянный специалист. Сначала я отказалась — куда мне, я же только учусь. Но, углубившись в вопрос, передумала. Система была прекрасно отлажена, и для того, чтобы поддерживать ее работоспособность, начальных навыков вполне хватало. Может, мой предшественник был и не очень умен, раз позволил себе подкатывать к девушке босса, но дело свое знал хорошо.

Теперь мой день выглядел так. Вставала я рано, в семь утра. Принимала душ, делала легкую разминку. Потом шла на террасу, где для меня оставляли тарелку с бутербродами и кофейник. Завтракала в одиночестве. Глеб с Дамиром вставали еще раньше, затемно уходив по своим наемническим делам. Настя просыпалась после полудня, да и с наступлением холодов предпочитала отсиживаться в апартаментах. Андрей же и прочие знакомые с базы жили в казармах и питались в столовой.

Утреннее одиночество меня не тяготило. Мне нравилось смотреть на воду, увлекавшую за собой по течению палую листву. Прохладный воздух приятно бодрил. Иногда ветер приносил особые запахи базы — мокрого асфальта, бензина, дыма сгоревшей солярки. Но чаще пахло дождем и последними розами, высаженными на террасе в больших терракотовых горшках. После завтрака я отправлялась на свое рабочее место, где проводила ежедневную проверку систем. Информация со сканеров, датчиков и камер наблюдения собиралась воедино, многие каналы дублировали друг друга. Если какой-то датчик выходил из строя, ошибка сразу была видна. Единственным местом на всей базе, где не было ни одной камеры, оставался хозяйский коттедж. Я однажды спросила Дамира, почему, но он только скорчил рожу, как от зубной боли. Еще пара часов уходила на обработку заявок, обычно со склада, где не все дружили с системой один-эс. К двумя часам я заканчивала и шла на обед. В столовой я подружилась с доброй поварихой Наргизой, и теперь не знала отказа ни в дополнительной ложке подливы, ни в лишней трубочке с заварным кремом. А еще Наргиза заворачивала мне с собой пирожки или бутерброды, чтобы перекусить после тренировки.

После обеда меня ждал целый час свободного времени. Пока было тепло, я плавала на мелководье или бродила вдоль берега. Когда похолодало, валялась на кровати с книжкой в руках. Прочитала про эту Козетту. Ну что могу сказать… Не экономил товарищ Гюго на бумаге, еле домучила. И нет, чтоб про любовь побольше написать, так там одни страдания. За какой-то несчастный кусок хлеба человек почти двадцать лет на каторге отпахал! Вдоволь назевавшись над Козеттой, я шла на тренировку, и это была моя любимая часть дня.

Андрей показал площадку для занятий боксом, совершенно пустую в любое время суток. Когда-то рядом располагались казармы, но потом их перенесли, и бойцы стали ходить в новый спортзал. Почему старый не снесли, не знаю. Может, оставили, как запасной. А может, просто забыли. В зале никто не убирался, но свет горел, вода из крана лилась. Был там и маленький боксерский ринг с мягким настилом, и подвешенный на анкерах мешок, и шкаф со всякой мелочью, вроде скакалок и перчаток общего пользования, воняющих, как старая конюшня. Как-то так сложилось, что каждый день мы с Андреем приходили сюда на тренировку. Сначала разминались, затем устраивали небольшой спарринг. Андрей оказался отличным партнером: не уходил в неконтролируемую агрессию, чувствовал соперника, не наседал, если я ошибалась, но и не поддавался. Как боец, он был лучше всех, кого я видела. Он двигался… Я даже не знаю, как описать. Он двигался, как танцор — мягко, пластично, демонстрируя идеальное чувство равновесия. Занимался он всегда босиком и в легкой майке без рукавов, даже когда в зале стало совсем холодно. Особенно мне нравилось смотреть, как он делает растяжку. Андрей легко садился на шпагат, вставал с мостика, плавно перекатывался через голову, тренируя вестибулярный аппарат. Одним движением вскакивал на ноги из положения лежа. Когда он откидывался назад, разминая поясницу, майка задиралась, обнажая плоский белый живот с темной дорожкой волос.

Не подумайте лишнего, Андрей мне нравился как хороший человек, и только. Но с каждым днем все больше и больше. Когда он был в настроении, то смешно шутил и охотно отвечал на вопросы, сыплющиеся из меня, словно горох из дырявого мешка. Интересовался учебой, советовал, какие книги почитать (хотя после Козетты я не слишком доверяла его вкусу). Принес в зал переносную колонку, и мы по очереди ставили любимую музыку. Я выбирала что попроще, Монгол Шуудан или Сектор Газа. Он — что-то авангардное на английском, полную тягомотину, честно говоря. А еще я заметила, что Андрей тоже недолюбливал Дамира. Только я делала это инстинктивно, как кролик, учуявший приближение хищника подвижным треугольным носом. У Андрея, похоже, имелись основания повесомей, но вытянуть подробности я так и не смогла.

От большого босса после всего услышанного я старалась держаться подальше. Не буду врать, это было нелегко. Иногда хотелось махнуть рукой, да гори оно все огнем, и постучаться вечером в его комнату. Пусть я всего лишь шаблон, тень среди нетей, бусина на ожерелье. Лучше недолгое счастье, чем никакого, верно? Почему я должна отказываться от единственного шанса приблизиться к хозяину базы? А мне хотелось к нему приблизиться. Хотелось провести рукой по его лицу, от упрямо сведенных бровей до острой складки у края губ. Проверить, колется ли его борода, шершавый ли на ощупь шрам, какой вкус у его кожи. Однажды я подсмотрела в окно, как он снимал рубашку. Глеб расстегнул манжеты, ловко пробежался по пуговицам сверху вниз, от воротника до подола. Я не могла отвести взгляда от высвобождающейся полоски загорелой кожи, ярко выделявшейся на фоне белой ткани. Правая пола сместилась в сторону, приоткрыв четко выраженную косую мышцу, уходящую под ремень. Мужчина скинул рубашку, оголяя плечи. При каждом движении мускулы так и перекатывались под