ОСКОЛКИ ЧЕСТИ - Лоис Буджолд

- Ну, я уверена, что это будет весьма познавательно. - Она попыталась вспомнить, как отключалась от действительности во время секса со своим прежним любовником - в самый скверный период их отношений, незадолго до того, как у нее наконец хватило духу вытурить его. Может, сейчас будет немногим хуже…

Улыбаясь, Форратьер поставил бокал на столик у кровати, выдвинул ящик и достал оттуда маленький ножик - острый, как старинный скальпель. Рукоятка была усыпана драгоценными камнями: они успели сверкнуть, прежде чем рука адмирала закрыла их. С отсутствующим видом Форратьер принялся вспарывать оранжевую пижаму, снимая ее, точно кожуру с фрукта.

- Разве это не казенное имущество? - осведомилась Корделия, но тут же пожалела о том, что заговорила: голос сорвался на слове «имущество». Это все равно что бросить подачку голодному псу - он будет прыгать еще выше.

Довольный Форратьер хмыкнул. Он намеренно позволил ножу соскользнуть и ойкнул с притворной досадой. Лезвие на сантиметр вошло в ее бедро. Он жадно наблюдал за ее реакцией. Нож попал в участок, лишенный чувствительности; она не чувствовала даже горячей струйки крови, побежавшей из раны. Его глаза сузились от разочарования. Корделии удалось сдержаться и не посмотреть на рану. В этот момент она пожалела, что так мало знает о состоянии транса.

- Сегодня я вас не изнасилую, - как бы между прочим сообщил он, - если вы думали об этом.

- Это приходило мне в голову. Не понимаю, что заставило меня предположить такое.

- Сегодня у нас мало времени, - пояснил он. - Сегодня, так сказать, только закуска в начале банкета. Простой бульон, без всяких изысков. Все сложные вещи придется приберечь на десерт - это будет через несколько недель.

- Я не ем десерта. Слежу за фигурой, знаете ли.

Он усмехнулся.

- Вы просто прелесть. - Он отложил нож и снова отпил из бокала. - Знаете, офицеры всегда поручают работу подчиненным. А я поклонник древней земной истории. Мое любимое столетие - восемнадцатое.

- А я бы подумала - четырнадцатое. Или двадцатое.

- Через день-два я отучу вас перебивать меня. Так о чем я? Ах, да. Так вот, в одной из старинных книг я набрел на очаровательнейшую сцену, в которой одну знатную даму, - он поднял бокал, словно провозглашая тост в ее честь, - насилует больной слуга по приказу своего господина. Очень пикантно. Увы, венерические болезни отошли в прошлое. Но я могу отдать приказ больному слуге, хотя заболевание у него не физическое, а душевное. Настоящий, неподдельный параноидальный шизофреник.

- Каков хозяин, таков и слуга, - бросила она наугад. «Я долго не продержусь; у меня скоро начнется истерика…»

Ее реплика была вознаграждена кислой улыбкой.

- Видите ли, он слышит голоса, как Жанна д'Арк, вот только они, по его словам, демоны, а не святые. Иногда у него бывают и визуальные галлюцинации. И он очень крупный мужчина. Я использовал его и раньше, причем неоднократно. Он не из тех, кто легко… э-э, привлекает женщин.

В этот момент раздался стук в дверь, и Форратьер повернулся к ней.

- А, заходи, сержант. Я как раз говорил о тебе.

- Ботари, - выдохнула Корделия. Пригнув голову, в дверной проем протиснулась высокая фигура со знакомым лицом борзой. Как, каким образом этот тип смог разгадать ее тайный кошмар? В памяти пронесся калейдоскоп образов: пестрая листва леса, треск нейробластера, лица мертвеца или полумертвеца, фигура, нависшая над ней, точно тень смерти.

Она заставила себя сосредоточиться на настоящем. Узнает ли он ее? Его взгляд еще не коснулся ее; он не отрывал глаз от Форратьера. Слишком близко они посажены, эти глаза, и один чуть ниже другого. Такая необычная асимметрия еще более усиливала и без того весьма изрядное уродство лица. Кипящее воображение Корделии рванулось к его телу. Это тело - оно тоже какое-то неправильное, скорченное… совсем не похожее на прямую, статную фигуру человека, потребовавшего от Форкосигана права быть первым. Неправильно, неправильно, ужасающе неправильно. Сержант был на голову выше Форратьера, и все же он будто бы пресмыкался перед своим хозяином. Его позвоночник свернулся от напряжения, когда он устремил горящий взор на своего… мучителя? Что мог такой истязатель разума, как Форратьер, делать с таким материалом, как Ботари? Боже, Форратьер, неужто в своей вызывающей аморальности, в своем чудовищном тщеславии ты воображаешь, что способен управлять этим примитивным, необузданным существом? И ты смеешь играть с этим угрюмым безумием, затаившимся в его глазах? Ее мысли бились в такт с бешеной скачкой пульса. В этой комнате две жертвы. В этой комнате две жертвы. В этой…

- За дело, сержант. - Форратьер указал через плечо на Корделию, распростертую на кровати. - Трахни-ка мне эту бабенку. - Он подвинул кресло поближе и приготовился смотреть, внимательно и радостно. - Давай, давай.

Ботари все с тем же непроницаемым лицом расстегнул брюки и подошел к изножию кровати. Тут он впервые на нее посмотрел.

- Будут какие-нибудь последние слова, «капитан» Нейсмит? - ехидно поинтересовался Форратьер. - Или ваш запас остроумия наконец иссяк?

Она смотрела на Ботари, охваченная острой жалостью, почти на грани любви. Он был словно в трансе - его вела похоть без удовольствия, возбуждение без надежды. «Бедный ублюдок, - подумала она, - во что же они тебя превратили». Забыв о словесном поединке, она искала в своем сердце слова не для Форратьера, а для Ботари. Какие-нибудь целительные слова - я не прибавлю новый груз к его безумию… Воздух в каюте казался холодным и липким, и она дрожала, чувствуя испытывая безграничную усталость, беспомощность и печаль. Он припал к ней, тяжелый и темный, как свинец, и кровать под ним заскрипела.

- Я верю, - наконец медленно произнесла она, - что мученики очень близки к Богу. Мне очень жаль, сержант.

Он воззрился на нее, приблизив лицо, и смотрел так долго, что она усомнилась, услышаны ли им эти слова. Его дыхание было зловонным, но она не отвернулась. А затем, к полному изумлению Корделии, он встал и застегнул брюки.

- Нет, сэр, - проговорил он своим монотонным басом.

- Что? - изумленно выпрямился Форратьер. - Почему?

Сержант нахмурился, подбирая слова, и наконец изрек:

- Она пленная коммодора Форкосигана, сэр.

Форратьер недоуменно уставился на нее, но через несколько мгновений его лицо осветилось пониманием.

- Так вы бетанка Форкосигана!

Все его хладнокровное веселье разом испарилось, зашипев, как капля воды на раскаленном металле. Бетанка Форкосигана? На миг в сердце Корделии вспыхнула надежда, что имя Форкосигана послужит паролем к спасению, но эта надежда тут же угасла. Нет, эта мразь никоим образом не может приходиться Форкосигану другом. Теперь Форратьер смотрел не на нее, а сквозь нее - словно она была окном, из которого открывался изумительный вид. Бетанка Форкосигана?

- Значит, теперь я держу этого самовлюбленного высоконравственного сукина сына прямо за яйца, - яростно выдохнул он. - Это будет даже лучше, чем в тот день, когда я рассказал ему о жене. - С его лицом происходила удивительная метаморфоза: казалось, маска любезности начала оплавляться и отваливаться кусками. Ощущение было такое, будто, шагая по твердой земле, внезапно натыкаешься на жерло клокочущего вулкана. Тут он словно вспомнил о своей маске и попытался собрать ее расползающиеся обломки - но лишь отчасти преуспел в этом.

- Должен признаться, вы совершенно ошеломили меня. Какие возможности открываются! Ради такой идеальной мести не жаль прождать восемнадцать лет. Женщина-солдат. Ха! По-видимому, он счел вас идеальным решением нашего взаимного… затруднения. Мой идеальный воин, мой дорогой лицемер, Эйрел. Могу поспорить, вам о нем многое неизвестно. И знаете, почему-то я совершенно уверен, что он не упоминал обо мне в разговорах с вами.

- Не по имени, - согласилась она. - Но категорию вашу упоминал.

- И что же это за категория?

- Насколько я помню, он использовал термин «отбросы армии».

Он кисло усмехнулся. - Женщине в вашем положении я бы не рекомендовал обзываться.

- О, так значит, вы включаете себя в эту категорию? - машинально парировала она, но сердце ее сжалось, оставив в груди гулкую пустоту. Как Форкосиган мог оказаться сосредоточием безумия этого человека? Его глаза сейчас напоминают глаза Ботари…

Улыбка адмирала сделалась жестче.

- В свое время куда я себя только не заключал… в чьи только объятия. И не последнее место занимал в этом ваш любовник-пуританин. Пусть твое воображение пока остановится на этом, лапушка, дорогуша, прелесть моя. Встретив его сейчас, трудно поверить, каким веселым вдовцом был он в прежние времена, когда еще не ударился в эту отвратительную ханжескую добродетель. - Он рассмеялся.

- Твоя кожа такая светлая. Он прикасался к тебе - вот так? - Форратьер провел ногтем по внутренней стороне ее руки, и она задрожала. - И твои волосы. Я совершенно уверен, что он очарован этими вьющимися волосами. Такие шелковистые, и такой необычный цвет. - Он нежно накрутил одну прядь на палец. - Надо подумать, что мы сделаем с этими волосами. Можно было бы, конечно, сразу снять скальп, но все же хочется придумать что-нибудь более творческое. Возможно, я возьму с собой один локон, достану его на совещании штаба и начну будто бы рассеянно поигрывать им, пропускать сквозь пальцы - посмотрим, как скоро это привлечет его внимание. Подкреплю его сомнения и растущий страх… хм, одним-двумя случайными замечаниями. Интересно, скоро ли он начнет запинаться и путаться в своих раздражающе безупречных докладах… Ха! А потом отправить его на недельку-другую на задание, все еще сомневающегося, все еще не уверенного…