Кементарийская орбита - Дмитрий Леоненко

– Была рада… освежить знакомство, – по пологой тропинке она торопливо направилась ко входу в купол. Насвистывая себе под нос, я принялся перепрыгивать через корни, срезая путь до тропинки, ведущей к нашему куполу.

Глава 8

Манипулятор с зажатой в нем длинной и настолько тонкой, что ее было почти невозможно различить, иглой уплыл за грань моего поля зрения. На лицо надвинулась маска, в ноздри ударил резкий запах.

– Не делайте резких движений в ходе процедуры, – дежурно напомнил опермед. К несчастью для нас, взаимодействие нейропунктурного наркоза с консервационными методиками могло дать незапланированные и плохо до сих пор изученные побочные эффекты. А потому с сегодняшнего дня нам предстояло регулярно подвергаться не самым приятным из процедур.

Последовал ледяной укол в позвоночник чуть ниже грудной клетки. Маска зажужжала, засверкав огоньками. Контактные разъемы слегка нагрелись.

Опермед тихо беседовал с медицинским синтом, мне оставалось только следить за игрой света на поверхности маски. Периодически синт командовал перевести взгляд на тот или иной огонек, и тогда я чувствовал слабую вибрацию в глубине глазниц.

Я знал в общих чертах биофизику анабиоза. Консервационные технологии применялись Орбиталью не первый век, в том числе и для основания станции в системе Урана. Сейчас в мое тело вводили первое поколение векторных агентов плюс набор индикаторов для отслеживания процесса. Через две недели наступит следующая стадия, и в ход пойдут приучающие клетки к синтезу собственных биоантифризов агенты второго поколения и понемногу растущие дозы первичных криоконсерваторов, а я до самого старта окажусь на больничном режиме. Перед стартом, уже на борту «Семени», мне введут анестетики и основные консерваторы типа глицерина и диметилсульфоксида – в дозе, которая стала бы смертельной, если бы не агентная терапия. Попутно в тело внесут хирургическим путем кое-какие изменения, введя внутрь анабиозные имплантаты. Затем мою бессознательную тушку подключат к криоблоку и начнут медленную, поэтапную игру с температурными перепадами и окончательными дозами алкоголей и гликопротеинов – пока я не превращусь в ледышку, способную пролежать без изменений не одну сотню лет.

Все это звучит не так уж страшно, пока ты не поймешь, что именно на своей любимой шкуре тебе предстоит испытать все членовредительские процедуры, связанные с анабиозом. И знание, что подопытные крысы и тканевые комплексы успешно переживают не один цикл криоконсервации, не успокаивало. Человек все же представляет собой довольно сложный «тканевый комплекс»! Мне даже захотелось, чтобы спейсерские страшилки про испытания технологии на «неактуальном статусе» оказались не такой уж байкой – мы бы, по крайней мере, чувствовали себя уверенней.

Впрочем, самые страшные этапы преанабиоза нам еще только предстояли. Процедура подошла к концу, прозрачный верх капсулы откинулся.

– Что же, Димер, – медик глянул на меня сквозь «целестиал». – Пока ваши реакции в пределах нормы, – он принялся отсоединять микрокатетеры от охватывающего моего левую руку браслета. – Можете одеваться. Сбрасываю вам предписания по режиму питания, – он шевельнул боллом. – Обязательно свяжитесь с Медслужбой, если заметите ухудшение самочувствия.

– Есть, опермед, – я нацепил очки, залепил накидку. – Значит, еще две недели до начала консервации?

– Каждый организм по-своему реагирует на векторы. В среднем – так.

Выйдя из медблока на свет божий, я с удовольствием вдохнул свежий воздух. Посмотрел сквозь очки на солнечный свет, понимая, что очень скоро Солнце станет для меня тусклой звездочкой.

Пустил беседу в сторону Крапивника с Гекконом.

– Я освободился, парни. Встречаемся в кампусе.

Комната была теперь предоставлена в полное мое распоряжение – Геккон три дня назад перебрался со своими пожитками в жилое пространство Франки. С непривычки она казалась необычно пустой и тихой. Мне это нравилось, но порой тишина утомляла, и в такие моменты я запускал в АС необычно большое количество бесед.

Что-то напевая, я принялся выбирать обеденное меню из предложенного Медслужбой списка. Собственно говоря, я и не смог бы заказать у кухни ничего из еды, не соответствующей этим рекомендациям – модер-фильтр установился на пищеблоки автоматически. Инфотех уровня Ланцеи, наверно, смог бы сломать блок, но зачем? Отделаться, в лучшем случае, резью в желудке по выходе из анабиоза?

Коротко пискнула нить беседы, протягиваясь из стены комнаты. Я уже хотел отмахнуться, когда обратил внимание на красный цвет нити – приоритетный вызов. Со мной хотел связаться кто-то из админов клиентелы.

Вздохнув, я свернул меню кухни и развернул нить.

– Оперколон, приветствую, – произнес Тро, материализовавшийся посреди кухни.

Я поклонился. Вряд ли это был сам патрон, скорее всего, со мной говорил синт в автономном режиме, но я счел за лучшее не манкировать вежливостью.

– В связи с завершением вашей подготовки Орбиталь сочла возможным сделать вам небольшой подарок, – Тро протянул руку. По нити скользнула бусинка сигны, Тро подхватил ее и протянул мне.

Я с любопытством уставился на сигну.

– Благодарю. А что это?

– Увидите, – произнес синт. – Одна просьба, Димер. Психоэкспертные системы Медслужбы сочли, что этот пакет не произведет на вас неблагоприятного впечатления. Но что касается других… Его содержание не секретно, но постарайтесь не обсуждать его до отлета со своими товарищами.

– Постараюсь, – теперь я был заинтригован. Тро поклонился и беседа прервалась.

Забыв об обеде, я устроился поудобнее. Открыл сигну. Вчитался в краткие строчки описания.

Медленно поднял глаза.

Ничего себе. Сколько же пришлось Орбитали раскошелиться за такое удовольствие? И ведь наверняка не я один получил такой подарок…

Я общался с инфотехами и, пусть и понаслышке, знал, какая информационная мощность нужна, чтобы проложить защищенное соединение сквозь дарвинизированные пространства даже для простого обмена почтой. Что же говорить о такой роскоши, как полный пакет сетеприсутствия?

Я вдохнул-выдохнул. Мой почтовый лимит расширился автоматически, и я смог отправить все нужные уведомления. Подождал минут десять, получил ответ. Присел поудобнее и запустил ин-сигну.

Сперва пропал бьющий в окно свет. Комнату окутал полумрак, сгущавшийся по мере того, как «целестиал» готовился подгружать на панели изображение, поступающее от сенсоров за половину мира отсюда. Наконец установилась полная тьма, в которой плыли зеленые строчки и сигны АС. Прошло минуты две, и темнота стала отступать, высвечивая контуры типовой жилой комнаты.

– Димка! – мама охнула, на ее глазах выступили слезы. Она протянула ко мне руки.

– Мама! – я старательно обошел кронштейн табуретки, хотя мог бы пройти и насквозь. Остановился напротив мамы, с болью подмечая многочисленные морщинки, поседевшие волосы, усталые глаза. – Мама, я… Я очень скучал, правда.

– ДИМА!!! – в полуоткрытую дверь влетел рыжий ураган. Влетел – и бросился мне на шею. Я вскинул руки, готовясь обнять сестру – и обхватил воздух. Рука зацепила за угол невидимого шкафа, удар отдался болью. Ирка пролетела сквозь меня и врезалась в кровать.

– Ирка! – я наклонился к ней, уже не подавая руки. – Блок, Ира, мама… ну как вы? Как здесь?

– Подожди… Димка, подожди, – мама поднялась. – Дай на тебя посмотреть. Сколько же лет… Одежда Орбитали… Неужели это правда, про ваш Проект?!!

– Полная правда. Можешь за нас порадоваться, – произнес я, сам сглатывая слезы. – Мы отправимся куда дальше, чем экипаж «Комарова».

– И не вернетесь? – прошептала Ирка.

– Увы. Ничего, с нами все будет хорошо. Ты не представляешь, какие люди здесь собрались!

– Ты так вырос, – прошептала мама. – Как тебе дали возможность связаться с нами? Или ты здесь нелегально?

– Орбиталь – щедрая клиентела, – пробормотал я. – А как у вас? Ходили слухи о войне…

– Сын, – услышал я отцовский бас. – Здравствуй, что ли?

– Папа, – я обернулся.

Отец только что вошел в комнату, у лица все еще мигали сигны общей АС. И у него прибавилось морщин, ступать он стал как-то неуверенно – тяжело, не той уверенной поступью, которой раньше. Наверно, останься я в Республике – не заметил бы перемен, но три года спустя они бросались в глаза.

– Ты теперь спейсер, – произнес он, облокотившись на перегородку, отделявшую кухонный блок от комнаты. – Горжусь. Ты утер нос своему старому бате.

– Еще не утер, – я постарался улыбнуться. – «Семя» стартует в мае месяце. Так что спейсер из меня пока что зеленый. Один рейс на низкую орбиту.

– Это дальше, чем я бывал за всю жизнь, – усмехнулся отец. – Пришлось постараться на тренингах?

– Умеренно. Немного физкультуры и пешая прогулка по солнышку. Мама, папа, расскажите, как вам здесь живется?