Любовь бродяги - Эми Фетцер

Слоун молчала, вздрагивая от каждого удара. Она заставляла себя презрительно улыбаться, чтобы показать свое пренебрежение к этому грубому жестокому животному, Острая боль пронизывала все ее тело. Болели отбитые почки, треснуло и, должно быть, сломано ребро, горячие слезы застилали глаза. Но она упрямо продолжала молчать, сдерживая подступавшие к горлу рыдания.

Фэлон обернулся и взглянул на нее.

— Достаточно, — сухо сказал он, Ларсон, все еще прижимая ее к себе, легонько похлопал по щекам, приводя Слоун в чувство. Она нахмурилась и плюнула ему в лицо. А он, насмешливо улыбнувшись, достал из кармана огромный носовой платок с вышитыми на нем инициалами и вытер мокрую щеку.

— Трогательная сцена, — заметил Фэлон. — Уведи ее отсюда.

Ларсон подхватил ее на руки и вынес через потайную дверь, отделанную точь-в-точь как и стена, в которой она была прорезана. А Ротмер, задумчиво почесав в затылке, вновь взглянул на серую, дурно сделанную фотографию, помещенную под заголовком в газете. Красивая длинноволосая женщина. Тесс Ренфри. И откуда только она взялась на его голову? Еще в первый раз десять лет назад, когда та была маленькой тонконогой девчонкой, он, увидев ее фотографию в газете, сразу почувствовал какую-то странную властную силу, которую излучало это юное открытое лицо. И потом, встретив ее через несколько лет на университетском вечере у Слоун, уже ничуть не удивился, узнав о тех значительных успехах, которых она достигла в своем деле.

Живость и энергия — вот что сразу же привлекло его в ней. И теперь, вспоминая прошлое, Фэлон невольно обратил свой взгляд на большой старый портрет, висевший у него в кабинете. «Женщина в зеленом» — значилось под ним. Темные, изящно прорисованные волосы густыми волнами стекали по белоснежным плечам, зеленое платье окутывало стройное тело, вода и туман клубились у босых ног. Песчинки налипли на развевающийся подол, в руках — пара тонких легких сандалий, грациозная небрежность движений. Кажется, легко и непринужденно идет она По жизни, но на лице застыло выражение одиночества и печали. И все же чувствуется, что еще мгновение, и она с вызовом расхохочется в ответ на выраженное ей сочувствие, фыркнет и надменно поведет приподнятой пренебрежительно бровью.

Фэлон покосился на фотографию в газете и вздрогнул. Сходство было поразительное. Казалось, именно Тесс Ренфри изобразил на своем полотне старый мастер. Ее энергия, ее чуткость и сила были отражены в каждом мазке созидающей образ кисти. И именно ее глаза глядели в лицо Ротмеру из глубины прошедших столетий.

Глава 13

Дом был великолепен. Каждая деталь отражала роскошь и грациозность замыслов его хозяина. Двухэтажный, с высокой остроконечной крышей, он широко и величественно расположился посреди аккуратной зеленой лужайки, приветливо распахнув массивные двери, к которым подводило невысокое изящное крыльцо с витыми тонкими перилами. С левой стороны к нему примыкали конюшни и гараж с широкими железными воротами. Но особого внимания заслуживала высокая каменная стена, словно огромный хвост гигантского китайского дракона ощетинившаяся острыми железными чешуйками, оградившая имение от любопытных взглядов нежелательных визитеров.

Рэмзи с любопытством оглядывался по сторонам. То, что он, видел, восхищало и немного смущало его. Стена напомнила ему ограду тюрьмы, но на душе было легко и спокойно. Тихий ветерок доносил откуда-то издалека сладкий цветочный аромат и невнятный шум отдыхающего моря.

Когда они поднялись на крыльцо, навстречу им выбежала какая-то женщина, лица которой О'Киф разглядеть не успел. Она, радостно вскрикнув и даже не взглянув на гостя, бросилась е объятия Пенелопы. И пока они тормошили и оглядывали друг друга, Рэмзи с интересом осматривал двор, пока вдруг не вспомнил о том, что Пенни говорила ему о каком-то друге, которого она разыскивала до встречи с ним.

Это воспоминание заставило его нахмуриться. И, глядя на улыбающихся друг другу женщин, он подумал о радости совместных переживаний и о том, что теперь Пенелопе, вероятно, будет полегче.

В этот момент, словно только теперь вспомнив о его присутствии, она обернула к нему свое раскрасневшееся лицо и, кивнув, жестом пригласила следовать за собой. Идя за ней, он гадал о том, кем же приходится ей эта встреченная ими женщина. Матерью? Экономкой?

— Маргарет, — обратилась к ней Пенни, — Трэвис еще здесь?

— Нет, — откликнулась та, указывая на широкую винтовую лестницу. — Полчаса назад я видела, как он поднялся наверх, занес несколько сумок в зеленую комнату и ушел.

«Экономка», — решил Рэмзи.

— А Энтони звонил? — продолжала расспрашивать Пенелопа, останавливаясь у щита сигнализации и щелкнув тумблером.

Маргарет отрицательно покачала головой, с любопытством разглядывая О'Кифа. Тот стоял не шевелясь, напряженно вглядываясь в ряды разноцветных лампочек и пронумерованных переключателей, которыми занималась Пенни. Как только она дотрагивалась до одного из тумблеров, на панели появлялась маленькая светящаяся цифра и тут же исчезала, когда она убирала свою руку. Эти забавные световые фокусы так увлекли Рэмзи, что он не заметил, как Пенелопа обернулась к нему и насмешливо покачала головой.

— Это всего лишь система сигнализации, — сказала она. — Сработает, если посторонний попытается проникнуть внутрь.

— И отправит его на небо?

— Нет. Всего лишь громко зазвенит и оповестит полицию о том, что кто-то проник в запретную зону.

Она спокойно растолковывала ему суть дела, уже не удивляясь его поразительному невежеству. Это даже отчасти нравилось ей. Необходимость просвещать своего гостя отвлекала ее от собственных неприятностей. Опека и утешение, оказывается, весьма благотворно действуют на самого утешителя. К тому же Рэмзи очень добросовестно исполнял данное Энтони обещание быть ей помощником и защитником. И хотя, как думала Пенелопа, она в защитниках не нуждалась, его внимание и искренняя благожелательность тронули ее сердце. Тем более что, как она понимала, ее несколько вызывающее поведение не располагало к проявлению подобной заботливости.

Рэмзи поблагодарил ее за объяснения, и она закрыла крышку распределительного щита. А затем они оба посмотрели в сторону стоящей в фойе Маргарет. Сзади раздалось громкое сопение возящегося с чемоданом Хэнка. Не утруждая себя излишними приветствиями и выражениями чувств, он, коротко кивнув, проследовал со своей кладью вверх по лестнице.

— Маргарет, познакомься; это мистер Рэмзи О'Киф, — произнесла Пенни, бросая на столик свою сумочку. — Он поживет у нас немного. Покажи ему, пожалуйста, зеленую комнату. Я думаю, он захочет помыться и отдохнуть.

— Конечно, — кивнула миссис О'Халерен, не выразив и тени удивления на спокойном лице, хотя явно была поражена таким поворотом событий. Она вновь осмотрела Рэмзи с головы до ног, гадая, чем же он привлек внимание Пенелопы, но не сочла себя вправе высказать хоть какое-нибудь замечание. — Ты познакомилась с ним на съемках? — лишь спросила она, недоуменно приподняв одну бровь.

— Нет, ч-улыбнулась Пенни. — Тебя, вероятно, ввела в заблуждение его одежда, но это, как ни странно, его собственный костюм.

— Как? — удивилась Маргарет. — Ты хочешь сказать, что ножи и пистолеты тоже часть его повседневного наряда?

— Не слишком-то вежливо обсуждать человека в его присутствии.

Пенелопа посмотрела на Рэмзи, и тот весело подмигнул ей. Он стоял прислонившись к стене и скрестив руки на груди, и с насмешливой улыбкой поглядывал на миссис О'Халерен, пока та осматривала детали его костюма. Когда она подняла взгляд к его лицу, он шагнул ей навстречу и, взяв под руку, торжественно произнес:

— Это великая честь для меня, миледи, лицезреть истинную розу Ирландии, которая своим присутствием поддержит нашу грешную, опаленную роком душу в насыщенные лишениями годы скитаний и битв.

С этими словами он низко склонил свою голову и благоговейно поцеловал руку Маргарет.

— Он что, репетирует? — удивилась та, недоуменно посмотрев на Пенни, с улыбкой покачавшую головой. А затем, поджав губы и отобрав свою руку у Рэмзи, подражая ему, произнесла:

— Боюсь, милорд, что это лишь хитрая ловушка для бедной женщины. И негоже мне попадаться в оные силки.

Лицо О'Кифа выразило искреннее огорчение.

— О, поверьте мне, миледи, — продолжил он в том же тоне. — Вы слишком жестоко наказуете меня. А ведь никак нельзя устоять перед вашей добротой. И я проделал превеликий путь, чтобы лишь узреть малую толику вашего ослепительного сияния.

Он, тихо хихикнув про себя, торжественно повел ее к винтовой лестнице, стараясь выступать мерным церемонным шагом.

— Правда? — с сомнением в голосе спросила Маргарет, недоверчиво нахмурившись.

— Истинная правда, миледи.

— И там, откуда вы прибыли, у всех такие опаленные роком души или только вы удостоились этой чести?