Штам. Начало - Гильермо Дель Торо
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вдруг какой-то пьяный парень ткнулся в плечо Матта и плеснул пивом на его туфли. Матт на мгновение застыл, потом повернулся к Заку и закатил глаза, как бы говоря: «Ну что тут поделаешь?» Однако он ничего не произнес вслух и ничего не сделал. Матт даже не повернулся, чтобы посмотреть, кто же его облил. Зак вдруг вспомнил: он никогда не видел, чтобы Матт где-нибудь пил пиво, только белое вино, причем исключительно у них дома и с мамой. И Зак догадался, что Матт, при всем его интересе к игре, не на шутку боялся сидевших вокруг болельщиков.
Вот теперь Зак действительно захотел, чтобы отец сейчас оказался с ним. Он выудил мобильник Матта из кармана своих джинсов, чтобы проверить, не пришел ли ответ.
Однако на дисплее высветилось: «Сеть недоступна». Связи по-прежнему не было. Как и предупреждали ранее, солнечные вспышки и радиационные помехи вмешались в работу коммуникационных спутников. Зак убрал мобильник и наклонился над ограждением трибуны, вглядываясь в поле: ему снова захотелось увидеть Джетера.
Международная космическая станция
В трехстах сорока километрах над Землей американская астронавтка Талия Чарльз — она была бортинженером восемнадцатой экспедиции, кроме нее в экипаж входили командир, русский космонавт, и еще один бортинженер из Франции — проплыла в невесомости через гермоадаптер, соединяющий модуль «Юнити» с кормовым люком лабораторного модуля «Дестини». Международная космическая станция, двигаясь со скоростью примерно 28 тысяч километров в час, ежедневно шестнадцать раз облетала вокруг Земли, то есть совершала оборот каждые полтора часа. Покрытие Солнца на низкой околоземной орбите не считалось чем-то удивительным. Чтобы увидеть роскошную корону, достаточно было подплыть к иллюминатору и заслонить Солнце каким-нибудь круглым предметом. Так что Талию интересовало не выстраивание Солнца, Луны и Земли на одной линии — станция двигалась очень быстро, перспектива все время менялась, поэтому для астронавтов собственно затмения не существовало вовсе, — а скорее результат этого явления: продвижение лунной тени по медленно вращающейся Земле.
«Дестини», самый первый лабораторный модуль МКС, представлял собой цилиндр длиной восемь с половиной метров и диаметром четыре с небольшим. Внутреннее пространство — оно, кстати, не круглого, а квадратного сечения — занято научным оборудованием, прикрепленным к стенам, и поэтому объем его, конечно же, меньше: примерно пять человеческих ростов в длину и один рост в поперечнике. Все провода, трубы, узлы и соединения находятся в пределах досягаемости, то есть на виду, таким образом каждая из четырех стен «Дестини» выглядит как обратная сторона гигантской материнской платы. Порой у Талии возникало ощущение, что она — крохотный микропроцессор, послушно производящий вычисления внутри большого космического компьютера.
Перебирая руками по надиру — «полу» модуля «Дестини» (в космосе нет верха или низа), — Талия подобралась к большому, линзообразному диску в оправе, усеянной болтами. Окно во внешний мир было снабжено заслонкой, призванной защитить модуль от микрометеоритов и орбитального мусора. Талия зацепилась ногами — она была без обуви, но в носках — за стенной поручень, чтобы зафиксировать свое положение, после чего вручную открыла заслонку, обнажив большой, шестьдесят сантиметров в диаметре, иллюминатор из оптического стекла.
И увидела бело-голубой шар Земли.
Фотографирование Земли входило в круг постоянных обязанностей Талии. Снимки выполнялись укрепленной снаружи камерой «Хасселблад» с помощью пульта дистанционного управления. Но сегодня, впервые за день взглянув на планету, Талия содрогнулась. Большая черная круглая отметина — тень Луны — походила на трупное пятно на теле Земли. Темный, грозный изъян на безупречном в остальном голубом шаре — родном доме. Более всего раздражало то, что в центральной, самой темной части тени ничего не проглядывалось — огромный регион бесследно исчез в черной пустоте. Ощущение было, словно смотришь на спутниковую карту, сделанную после большой катастрофы, на космический снимок, демонстрирующий последствия страшного пожара, поглотившего Нью-Йорк. И пожар этот широкой полосой продвигался дальше по восточному побережью.
Манхэттен
Ньюйоркцы собрались в Центральном парке, заполнив Главную лужайку площадью двадцать два гектара, словно предстоял какой-нибудь летний концерт. Те, кто еще с утра разложил одеяла и расставил раскладные стулья, теперь стояли в полный рост, как и все остальные. Дети сидели на плечах отцов. Матери держали младенцев на руках. Над парком серо-лиловой громадой нависал замок Бельведер — мрачная нотка готики в этой зеленой пасторали, зажатой с востока и запада высотными зданиями.
Гигантская островная метрополия замерла в ожидании, и эту недвижность города чувствовали все его жители. Тревожное чувство было как при аварии энергосистемы — мучительное и всеобщее. Затмение словно бы накрыло город со всеми его обитателями колпаком равенства, на пять минут сняв все социальные барьеры. Все стали равны под солнцем — точнее, в отсутствие оного.
Тут и там на лужайке звучали радиоприемники, настроенные на волну «Зед-100»;[34] собравшиеся подпевали Бонни Тайлер,[35] исполнявшей «Полное затмение сердца» — семиминутный хит, известный всем любителям караоке.
На мостах Ист-Сайда, соединяющих Манхэттен с остальным миром, машины не двигались — люди стояли рядом или сидели на капотах. Несколько фотографов, установив на объективы специальные фильтры, делали снимок за снимком.
На крышах устраивались вечеринки с коктейлями, совсем как в канун Нового года, только веселый новогодний праздник меркнул перед сегодняшним зловещим небесным спектаклем.
Гигантский экран «Панасоник астровижн», установленный на Таймс-сквер, словно бы внезапно погрузившейся в ночь, показывал затмение в реальном режиме времени: призрачная солнечная корона, мерцающая над «Перекрестком мира», воспринималась как грозное предупреждение из дальнего района галактики. По изображению то и дело шли полосы помех.
На номера 911 и 311 сплошным потоком шли звонки, включая и те, которые поступали от женщин на ранних сроках беременности, считавших, что у них начались роды, «спровоцированные затмением». Машины «скорой помощи» исправно выезжали на вызовы, хотя весь остальной транспорт на острове стоял.
В двух психиатрических клиниках на острове Рандалл в северной части Ист-Ривер врачи распорядились запереть буйных пациентов в палатах и опустить там все шторы. Не буйных собрали в кафетериях с занавешенными окнами, где им стали показывать фильмы — конечно же, разнузданные комедии, — однако в минуты полного затмения многие пациенты стали выказывать нервозность и желание покинуть кафетерий, хотя внятно объяснить причину они не могли. В «Бельвю» психиатрическое отделение испытало пик поступления новых пациентов еще утром, до начала затмения.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});