Преступники - Анатолий Безуглов

— Все-таки он врач, Игорь Андреевич. Человек гуманной профессии, — сказала Дагурова.

— Позвольте, — серьезно сказал Чикуров, — вы можете назвать негуманную профессию? Хоть одну?

Дагурова подняла глаза к потолку, усмехнулась про себя, но промолчала.

— Мы привыкли к штампам, — продолжал Игорь Андреевич. — Учитель — благородно, цветовод — возвышенно, ученый — обязательно подвижник, писатель — инженер человеческих душ. И так далее, и тому подобное. А слесарь? Или продавец, бухгалтер, шофер? Так что постарайтесь установить, Ян Арнольдович, есть ли у Шовкопляса алиби. Заодно нас интересует, как провел день перед покушением Баулин. Желательно проследить буквально час за часом, — сказал Чикуров. — Еще какие будут версии?

— Может быть, происшествие связано с клиникой? — высказала предположение Дагурова. — Покушался кто-нибудь из больных. Или кто из родственников пациента. Предположим, Баулин отказал в госпитализации — одна причина. Другая — кто-то умер, и профессора посчитали виновником. Месть…

— Та-ак, — протянул Чикуров, делая пометку в блокноте. — Раз уж вы, Ольга Арчиловна, были в клинике, то возьмите на себя проверку этой версии. Узнайте, имелись ли там смертельные случаи. Возможно, пациент умер не здесь, а по возвращении домой… Имелись ли случаи устных угроз, может, угрожали письменно…

— Ладно, — кивнула Дагурова. — Но могли покушаться и без видимой причины. Они ведь лечат и психически ненормальных, а следовательно… — Ольга Арчиловна сдавила пальцами виски.

— Не прошла боль? — участливо спросил Игорь Андреевич.

— Ничего, — отмахнулась Дагурова. — Пойду приму таблетку.

Она возвратилась через минуту и озабоченно сказала:

— Знаете, о чем я думаю? Это, кстати, касается стереотипного мышления… Человек, который возился в лесочке у реки с раненым профессором, необязательно должен быть мужчиной. Ведь мальчишки не видели его лица, а брюки давно уже носят и женщины.

— Вы хотите сказать, в светлых брюках могла быть и женщина? — спросил Чикуров. — Кто же, по-вашему?

— Отнеситесь как к фантазии, — сказала Ольга Арчиловна, — но… Жена Баулина, например.

Мужчины переглянулись.

— По принципу: чем мы хуже сильного пола? — улыбнулся капитан.

— Предположение смелое, — серьезно сказал Чикуров. — Фантазируйте, пожалуйста, дальше. Чувствую, идете от каких-то фактов?

— Сейчас скажу, — немного волнуясь, начала Дагурова, — от чего я плясала… Вам, Ян Арнольдович, домработница профессора рассказала, что жена Баулина имеет «Жигули» красного цвета?

— Так, — подтвердил капитан. — И уже бывала здесь на машине.

— Тем более. Второе. Меня удивляет, почему она не прилетела…

— Резонно, — кивнул Чикуров. — Телеграмму она получила утром. Самолет летит всего час.

— Обратимся к ее письму. О чем оно? Выговаривает мужу насчет его просьбы о высылке денег. Пишет о даче, машине. Что ей с дочерью нужно ехать к морю… Какое может быть море? — все больше горячилась Дагурова. — Если она знает, что мужу плохо, человек на грани нервного истощения! Вспомните: московский светила, их знакомый, считает, что Баулину нужно лечь в больницу!

— Ее тревога выглядит как раз искренне, — возразил Чикуров. — А то, что она высказывает какие-то претензии к мужу, дело обыкновенное, житейское… Раз уж вы заговорили о письме… Меня насторожило: зачем профессору деньги? И у кого просит? У жены…

— К тому я и хотела подвести, — перебила Дагурова. — А может быть, все эти раритеты, хрусталь и прочее находится в московской квартире Баулина? Или он сам отвез, или жена заставила перевезти?

— А как же Савчук? — вставил Латынис.

— Савчук уже давно в больнице. Откуда ей знать, была здесь в это время Регина Эдуардовна или нет? И вообще, что делается у профессора в доме?

— Понятно, — сказал Чикуров. — Но зачем ей убивать мужа?

— Уверена, что-то у них в семье серьезно не ладится, — ответила Дагурова.

— Почему? — удивился Игорь Андреевич.

— Помните, районный прокурор говорил… Но главное — живут отдельно. Это очень важный момент. Представляете, а вдруг у них разрыв окончательный? Имущество — пополам. Так что Баулиной есть что терять… А если тут замешана другая женщина? Профессор ведь еще совсем не старый. Значит, ревность тоже может иметь место.

— Причем он тоже к кому-то ревнует жену, — заметил Латынис. — Вспомните письма Баулиной…

— Что ж, прояснить взаимоотношения между профессором и его женой надо в любом случае, — согласился Чикуров. — В свете того, что вы сказали, сделаем это срочно. — Он повернулся к Латынису: — Может, свяжетесь с московскими коллегами? Не покидала ли столицу Баулина второго-третьего июля?

— Понимаете, — продолжала Дагурова, — есть еще одно обстоятельство… Почему Баулин, когда был на реке, якобы вошел в воду и тут же вышел? Высказывали предположение, что профессора мог окликнуть знакомый человек… Жена, например, — поставила точку Ольга Арчиловна.

В комнату вползал ранний летний рассвет. Ветерок чуть шевелил оконную штору.

Чикуров посмотрел на часы.

— Как это у Пушкина? — улыбнулся он. — «И изумленные народы не знали, что им предпринять: ложиться спать или вставать…» Цитирую по памяти, возможно, не совсем точно. — Видя, что Латынис хочет что-то сказать, он спросил: — У вас есть еще какие-то соображения, Ян Арнольдович?

— Так, мелькнуло, — неуверенно проговорил капитан.

— Выкладывайте, — попросил следователь. — Любые, пусть даже самые невероятные версии… Не помню, кто сказал: невероятное бывает в жизни самым вероятным.

— Рискну, — почесал затылок оперуполномоченный. — Может, все дело в секрете «Бауроса»? — Видя, что его слова заинтересовали следователя, Латынис продолжил более уверенно: — Я о чем? Из чего состоит это прямо-таки всеисцеляющее средство, знают, кажется, всего три человека. Профессор, Ростовцев и зам, тот, что непосредственно руководит производством «Бауроса». Так говорят…

— Ну? — подбодрил его Чикуров.

— Вы знаете, что рецепт знаменитой кока-колы известен тоже всего нескольким людям? — Ян Арнольдович прищурился. — Почти сто лет химики из конкурирующих фирм, таких, как пепси-кола и другие, пытаются расшифровать его. Все, казалось бы, узнали. Но один из компонентов, загадочный «Мерхандиз-7-икс», как его именуют, не поддается никакому анализу… Полная формула всех ингредиентов кока-колы хранится в самом дальнем подвале в банковском сейфе, за семью печатями. Чтобы открыть его, необходимо решение директоров банка. Открывают сейф в присутствии властей штата строго в определенное время, ни секундой раньше и ни секундой позже!

— Это понятно, — заметила Дагурова. — Секрет стоит миллионы!

— Берите выше — миллиарды! — сказал Латынис. — А сколько стоит секрет «Бауроса», мы не знаем. Так ведь недаром его оберегают. Может, кто-то захотел заполучить его? Чтобы зашибить большую деньгу, производя подпольно. А Баулин — ни в какую! Ну и испугались, что профессор может обратиться в соответствующие органы…

— У «Интеграла» большие доходы от продажи «Бауроса»? — поинтересовался Чикуров.

— А как вы думаете? — в свою очередь, спросил капитан. — Страждущих — ужас!

— Ну что ж, Ян Арнольдович, поработаем и в этом направлении, — заключил Чикуров и решительно поднялся. — А пока… Пока надо хоть немного поспать всем. День предстоит нелегкий.

Опаздывать на конференцию в клинике считалось серьезным нарушением. Но сегодня Анатолий Петрович Голощапов на нее опоздал. Он зашел в участковую больницу, чтобы справиться о состоянии здоровья Баулина. С замиранием сердца переступил Голощапов порог здания, боясь услышать страшное слово — умер.

Анатолия Петровича тут хорошо знали. Первая же встреченная медсестра успокоила:

— Евгений Тимурович пока жив, лежит в реанимации.

Голощапов нашел врача-реаниматора, чтобы разузнать подробности.

— Что я могу сказать, — сообщил коллега. — Ты сам должен понимать. Дыхание поддерживаем искусственно. Задеты важнейшие участки мозга. Крови много потерял…

— Надежда все-таки есть? — спросил Голощапов.

— Только ею и живем. Не отходил от профессора всю ночь.

Обменялись мнениями. Обсудили все «за» и «против». Утешительного было очень и очень мало.

…Голощапов шел в клинику, ни о чем не думая, кроме катастрофы, случившейся с Баулиным. Происшедшее он принимал очень близко к сердцу, потому что сошелся в последнее время с Баулиным весьма близко и буквально боготворил его. И не хотел верить, что такой человек кому-то мешал. Анатолий Петрович был убежден, что случилось трагическое недоразумение, нелепость.

Ничего не замечая вокруг, Голощапов миновал молоденький парк, площадку городошников, где уже спозаранку сражались любители. Слышался сухой треск биты о деревянные чурбачки, разлетающиеся с характерным стуком. Мало он обратил внимания и на пестро одетых пациентов, увлеченно занятых аэробикой — ритмической гимнастикой — на зеленом газоне возле клиники. Джазовая музыка и вихляющиеся тела показались ему в это утро кощунственными.