Душа снаружи (СИ) - "Nelli Hissant"

− Полпятого.

− И тебе, блин, туда к восьми…

− И пятнадцать плетей за опоздания, − я усмехнулся. − Да ладно, приткнусь где-нибудь здесь, отсюда и поеду.

Шу оживился:

− Ну тогда мы с тобой! Тем более, тут такую красотень навели, что даже уходить не хочется!

Мы вернулись в клуб, и я увидел, чему так возмущалась Улле − теперь у многострадальной рыбы вместо глаз вкручены были вкручены два диода, светящиеся кроваво-красным. Смотрелось ничего, но пора было определенно завязывать с коллективным творчеством. Скоро судак станет вообще неузнаваем.

Свет рыбьих глаз проводил нас вниз по лестнице. В зале все уже отложили работу и собрались вокруг сцены, куда местные художники − брат и сестра, торжественно вынесли какое-то полотнище. Сестра, вроде бы собиралась сказать вступительную речь, но как-то растерялась, и, отвернувшись от зрителей, потянула на себя край полотна. Они с братом принялись разматывать рулон. Вначале, было ничего не понятно, так как держали они его параллельно полу, и не могли поднять достаточно высоко, чтобы он развернулся. На помощь им пришли Шу с парой высоких приятелей.

Со стилизованного, написанного в нарочито небрежном стиле, но очень узнаваемого портрета на весь зал взирали знакомые печальные черные глаза. И в этих глазах был целый космос, они могли создавать планеты и зажигать звезды. Космос и окружал его − безумные созвездия, причудливые спиралевидные завихрения, млечный путь под ногами. Ржавый улыбался нам из космоса и из космоса глядел на новую, можно сказать, свежеиспеченную грибницу, оазис посреди пустыни серости и казенности.

И когда полотно − это был почти двухметровый холст, занял свое место над сценой, мне показалось, что космос распространился и дальше. Туманность рассеялась под потолком, искорки звезд заиграли на стенах, на лицах собравшихся. Оборванная песня продолжилась, и, похоже, вселенная была этим очень довольна.

Я забыл об усталости. Сознание наполнилось ощущением абсолютной правильности происходящего. И на мгновение − ведь счастье оно всегда так мимолетно мне стало так хорошо, как никогда не было раньше. Я был в космосе, я шагал тропою звезд. Мы все там были.

========== Часть 1, глава 16 “Типа прощание” ==========

Ни за что не произнесу это вслух.

Буду просто говорить про себя и смотреть со значением.

Типа, сказал.

Типа, попрощался.

Типа, вот такой вот я ушлепок.

Да можно и без «типа».

Я знаю, за что ты меня ненавидишь. Ведь я намеренно влез в твою жизнь. Ты сопротивлялась, но я все равно влез. Только потому, что не терплю масок равнодушия, что люди так любят надевать на себя. Иногда такая маска может послужить неплохой защитой. Но рано или поздно она намертво прирастет к лицу. А потом и погубит ту личность, что прячется за ней. Останется лишь сухая оболочка, медленно бредущая по жизни, вечно спокойная, непоколебимая, бесчувственная. Да, так куда проще. Так не больно. Я столько раз видел, как люди надевают эти маски и носят их уже до конца жизни. Но порой я просто не могу удержаться, чтобы не попробовать снять их. Или хотя бы чуть подвинуть.

А под масками — открытые раны. Оголенные нервы. Я сам себя ненавижу порой, за то, что делаю.

Но мне бы не хотелось, чтобы маска намертво приклеилась к твоему лицу. Я чувствовал что-то неладное в том отеле, да вообще в этом городе. И вмешался, даже не подозревая, какую историю я вытащу на свет.

И у меня двойственные чувства. Помнишь, как мы настраивались сегодня? Как вырубило пробки? Как гитару вообще не было слышно? Как буквально за час до концерта нагрянула инспекция? Одного таракана, одного грязного развода на стакане хватило бы для неприятностей. Таракан, кстати, был, но я завернул его в салфетку и подкинул в сумку той женщине из комиссии… Не было времени соображать.

А чего стоило уговорить тебя на дуэт? И как долго ты потом приходила в себя? Но ведь оно стоило того?

Помнишь, как Шу первым заорал в абсолютной тишине «отличная глотка, подруга!»? Я знаю, комплименты у него так себе, но думаю, ты понимаешь, это высшая степень восхищения. Научи его иногда помалкивать, а так он отличный чувак.

А эти ребята с окраины, которые вписались в самый последний момент? Хорошо, что они объявились. Я просто сорвал голос на их сете… Но вот второму гитаристу руки бы я переставил, ну да ладно, неважно.

Сегодня все шло не по программе. Вечно что-то ломалось, кто-то опаздывал, кто-то менялся… Но мы все, рука об руку вели этот вечер. Сегодня каждый в этом зале был одновременно музыкантом, работником зала, фанатом. И не было ни одной оборванной песни. Ты же знаешь, как это неправильно — оставлять их оборванными?

А я сегодня впервые понял, что способен на что-то помимо разрушения собственной жизни и раздраконивания других людей.

Но ты абсолютно права. Нельзя влезать в чужие жизни, если не собираешься затем отвечать за последствия.

А я влез. Даже зная, что не задержусь в Ньютоне.

И теперь снова уезжаю. И уехал бы, даже не будь этих двадцати четырех часов, за которые меня обязали покинуть город.

Я надеялся, что все будет по-другому. Может, поэтому так старался сблизиться с тобой и Шу. Мне хотелось иметь настоящих друзей, а не просто любовников и собутыльников.

Знаю, что бы ты сейчас сказала. Если бы я набрался смелости высказать все глядя в глаза, а не так — вести мысленный монолог в надежде, что все будет и так понятно. Ты бы сказала, что с друзьями не спят. И это правда. Просто я не умею общаться иначе. Не умею иначе строить отношения. Жалкое оправдание, но это я еще далеко продвинулся. Сейчас я не настолько поехавшая шлюшка. Видела бы ты меня в семнадцать, когда я только-только свалил из Вирр…

Поэтому я просто смотрю. На тебя, на Шу, на всех остальных ребят. Как вы мелькаете, то тут, то там, как продолжаете этот вечер. Концертная часть окончена, но музыка продолжает играть. Только старые добрые хиты. Толпа разбилась на несколько больших компаний, что периодически пересекаются, и смешиваются. Бесконечные взрывы смеха. Объятия. И я в самой гуще всего этого. Только будто уже не здесь. Как тогда, когда меня занесло в прошлое. Я уже где-то далеко, хотя физически я все еще сижу на краю сцены, грею в руках пиво, кто-то постоянно чокается с моей бутылкой или подходит пообщаться, но я уже не здесь. Я уплываю. И мне только и остается, что смотреть, с жадностью впитывать в себя все происходящее. Чтобы запомнить. И каждый раз расплываться в кретинской улыбке, как только мы встречаемся взглядом. Мол, все в порядке, все настолько отлично, что лучше и быть не может, просто восторг-восторг! Боюсь, скоро меня стошнит от самого себя.

Я не хочу строить из себя «не такого, как все». Знала бы ты, как мне хотелось понимать, кто я такой. И ты и Шу крепко стоите на земле обеими ногами. А меня точно то и дело уносит на волнах, и я никак не могу это контролировать.

Я не могу даже нормально объясниться. Прекрасно понимаю, как долбануто прозвучит весь этот поток сознания. А ведь если бы была возможность отмотать время назад, я бы поступил так же. Потому что было бы преступлением не познакомиться с тобой. И оставить все как есть. Оставить оборванную песню повиснуть в воздухе.

Я только надеюсь, что в этот раз, нанес больше пользы, чем вреда своим вмешательством. Но это не мне судить.

Не буду просить прощения, понимания. Не думаю, что заслуживаю его. Просто… Не залезай вновь в этот свой кокон, ладно? Никто и ничто не должно заставить тебя замолчать и сдаться.

Сказать бы это вслух. Но почему-то все, что в голове звучит как связное, и иногда даже разумное предложение, в жизни обращается в бессмысленный набор слов. И если я заговорю, то я больше не смогу улыбаться как идиот, от уха до уха. Да, я нарушаю свои же заповеди. Сам примеряю маски. Но я сниму ее, правда, как только сяду в автобус. А пока, пусть уж лучше будет наигранная радость. Восторг-восторг.

Ты, наверное, думаешь, что я с легкостью выкину из головы и тебя и Шу, и всех остальных, как только уеду. Это не так. Я правда помню все лица, все голоса. Каждого и каждую в моих бесконечных поездках. А ведь с вами у меня почти получилось. Остаться надолго. Привязаться, уж как я умею.