Визуальные искусства в ситуации глобализации культуры: институциональный аспект - Анна Демшина

Там, где есть культура, обязательно существует целый набор запретов и ограничений, механизм подавления: искусство в таком контексте воспринимается как особая степень свободы, а безумие иногда прочитывается как тотальная свобода. Романтизация безумия со времен визионерства, романтиков представляла такое состояние как печать отличия, способность истинного видения, выходящего в мир подлинностей из мира видимостей, породила идею близости гения и помешанного. С медицинской точки зрения эта идея опирается и на концепцию изучавшего творчество душевнобольных в XIX веке Ч.Ломброзо, автора теории, что гениальность – разновидность «морального безумия». Современные исследователи находят интерес к пограничному состоянию как части творчества в искусстве у древних греков (дионисийские вакханалии), в европейской христианской культуре безумие изображается на полотнах художников, религиозных фресках. М. Фуко в «Истории безумия в классическую эпоху» отмечает, что в XVI – XVII веках искусство, «стремясь овладеть разумом, ищущим себя самостоятельно, признает необходимость безумия, своего безумия… берет его в кольцо и, в конечном счете, одерживает над ним победу…».

Интерес художественного дискурса к работам душевнобольных актуализировался в начале XX века. В 1912 году швейцарский авангардист Пауль Клее писал на страницах журнала «Альпы»: «Если речь идет о том, чтобы реформировать актуальное искусство, к произведениям душевнобольных следует на самом деле относиться гораздо серьезнее, чем ко всему, что представлено в художественных музеях». [89] В 1922 году выходит знаковая работа Г. Принцхорна, врача-психиатра «Художество душевнобольных». В своем труде он дает анализ подобных работ из собственной коллекции, акцентируя эстетическую ценность подобного творчества. Большое влияние на концепцию арт-брют оказала и монография швейцарского психотерапевта В. Моргенталера «Душевнобольной как художник» (1921). Именно работы этих ученых обратили внимание сюрреалистов и Дюбюффе к подобному искусству. Термин «арт-терапия» впервые ввел А. Хилл в 1938 году при описании своей работы с больными туберкулезом.

После модернистского порыва взорвать мир буржуазных ценностей, поисков другого неба интерес к данной теме продолжили ученые второй половины XX века. Ж. Делез и Ф. Гваттари связывают будущее человечества с метаморфозами «бессознательного либидо социально-исторического процесса», считая необходимым для этого осуществление его «шизоанализа». Наиболее кратким путем достижения этой цели, с точки зрения авторов, является искусство, обращенное к иррационально-бессознательной сфере. Подлинным творцом новой жизни, по Делезу и Гваттари, будет тот, «в ком сильнее всего импульсы бессознательного – ребенок, дикарь, ясновидящий, революционер… художник». [90] Эти настроения связаны с установкой модернизма, когда осознание творческой личностью собственной элитарности создавало иллюзию абсолютной правоты индивидуальности, и бунт становился одним из средств взрыва повседневности, изменения мира через шокирование тех, кого они считали массой. А. Кемпинский, философ, один из крупнейших психиатров и психотерапевтов XX века, вообще предложил для характеристики культуры второй половины XX века метафорическое определение «шизофренизации», характеризующейся нарастанием аутистической установки. «Разумеется, шизофренизация не равнозначна шизофрении. Этот термин, по мнению автора, указывает лишь на определенные культурные тенденции, напоминающие некоторые шизофренические симптомы». [91]

В современном философско-культурологическом дискурсе образ художника часто представляется как образ странника, метафизического путешественника, проводника особого опыта, не искаженного культурными кодами. Ж. Лакан предложил взгляд на искусство как частный случай «письма бессознательного». Эмоциональный шок, нарушение табу становятся для современных художников методами воздействия на зрителя и подчас самого автора (можно вспомнить уже ставшие классическими эксперименты над собой отечественного художника О. Кулика). Поэтому творчество душевнобольных в таком контексте видится неким образцом, должным вдохновлять творить подлинное искусство, но, вопреки предположениям ряда теоретиков, границы между творчеством просто художников и художников-аутсайдеров все же остаются. Ведь в отличие от маргинального художника представитель актуального искусства представляет продукт своего творчества как произведение искусства, осознано соотносит свои творения с тем или иным дискурсом мира-искусства, в крайнем случае, с модными трендами в области искусства. Парадоксально и симптоматично, что в современной культурной ситуации творчество душевнобольных от арт-экспериментов постмодернистских творцов и пост-постмодернистских авторов часто отличает только подпись под произведением, коннотация в определенный контекст, упоминание фактов биографии автора. Пояснение, контекстуализация здесь проводят границу между поиском иного видения, «шизоанализа» в духе Ж. Делеза и Ф. Гваттари, игр с маргинальностью от физиологической маргинальности, диагноза «шизофрения»; различия клиники М. Фуко от жизни в палате реальной больницы. Интеллектуальный зритель начинает искать здесь знакомые по арт-практикам коды и означаемые, применяя известные схемы расшифровки, которые в принципе не могут привести к пониманию. При внимательном рассмотрении творчество душевнобольных, эти «вещи в себе», существующие по иным законам, освобожденные от псевдоинтерпретации, видятся страшно, жестоко понятными нашему «Я». Эмоциональная насыщенность, парадоксальность модели мира душевнобольных оказывается сопоставима с нашими чувствами, а искренность, открытость авторов вызывает уважение.

Действительно, зрителю, не знающему биографию автора, иногда неважно знать диагноз художника, так же, как сложно сориентироваться в потоке актуального искусства без сопроводительных статей и комментариев. На практике творчество мастеров искусства от художников-аутсайдеров принято отделять фактором профессионализма, но граница часто оказывается достаточно условной. С другой стороны, известны попытки привязать к аутсайдерс-арт все творчество душевнобольных или все работы художников-самоучек, что не добавляет нам глубокого понимания подобного искусства, а порождает конъюнктурные спекуляции.

Если в западноевропейской, американской культуре существует определенная традиция выставок художников-аутсайдеров, то в российской действительности подобные акции носят не регулярный, а локальный характер. Сегодня совместными усилиями врачей-психиатров, искусствоведов в российской практике так же развивается данное направление творчества. Парадоксально, но еще до второй мировой войны в СССР «оправдательный приговор» подобному искусству вынесла комиссия Российской академии художественных наук, проводившая в 1924 году исследования по изучению психотехники творческого процесса в соответствии с планом, разработанным В. В. Кандинским. Ее выводы говорили сами за себя: «…люди, кажущиеся на первый взгляд типами патологическими, являют собой истинное творчество». Павел Карпов, московский психиатр, который совместно с Василием Кандинским изучал подобное творчество, издал в 1926 году монографию под названием «Творчество душевнобольных и его влияние на развитие науки, искусства и техники».

Публичное обсуждение и презентация подобного творчества в нашей стране стало возможно только в постперестроечный период. В частности, в 1996 год в Москве открылась постоянная экспозиция первого в России «Музея творчества аутсайдеров». [92] Существует Ярославская коллекция работ художников-аутсайдеров «Иные». В 1997 году собрание произведений было представлено в качестве поддержки социокультурного проекта в городском выставочном зале. [93] Считается, что в России одна из первых выставок работ душевнобольных прошла в Санкт-Петербурге, во Дворце пионеров. [94]

В 2007 году в «Музее Арт Брют» в Лозанне состоялась выставка российского художника-аутсайдера Александра Лобанова (1924-2003), неоднозначного автора, в судьбе которого личное безумие и безумие окружающего мира переплелись в странный клубок. Выставка состоялась благодаря ярославскому психиатру В. Гаврилову, его трудами многие замечательные рисунки русских художников-аутсайдеров стали известны и в России, и на Западе. В целом, в России развитие данного направления искусства связано с деятельностью врачей-психиатров, в том числе и в рамках арт-терапии. С точки зрения медицинской практики арт-терапия становится все более дифференцированной по различным видам техники и методики. Со второй половины XX века в рамках социопсихического направления арт-терапия активно внедряется не только в амбулаторных психиатрических заведениях, но и в социальных центрах по работе с подростками с дивиантным поведением, социальными маргиналами, пожилыми людьми, а также в образовательных учреждениях для детей с особыми потребностями.