Собрание сочинений. В 4-х т. Том 2. Месть каторжника - Луи Жаколио

— Как хотите, мой друг!

— Теперь, когда этот документ может послужить нам гарантией, мы могли бы пригласить нотариуса, который выслушал бы ваши объяснения перед свидетелями, и тогда вам не нужно бы было и подписываться.

— Вы забываете, дорогой друг, что тогда пришлось бы посвятить нотариуса в это дело, а я вам уже говорил, что хотел бы, чтобы оно осталось между нами. Мы все это устроим, повторяю, после моего выздоровления.

Де Марсэ вынужден был уступить и с восторгом думал о великодушии и щедрости своего друга; в тот же вечер он отправился в Палезо и, счастливый, снова вернуться в круг маленькой семьи Шарлотты и ее детей. Однако он не был бы так спокоен, если бы увидел сцену, которая произошла тотчас же по его отъезде в отеле де Кастро!

Не успел он еще выйти за дверь, как Мануэль вскочил с кровати, далеко отбросил бинты и повязки, которыми была обернута верным негром его правая рука, и принялся одеваться. В это время вошел его брат.

— Ну? — сказал вошедший. — Как все сошло? Он ни о чем не подозревает?

— Абсолютно ни о чем! Он у нас в руках, как и его негодяй-папаша, — отвечал Мануэль.

Тогда старший брат с блестевшими ненавистью глазами загадочно произнес:

— Месть стоит дорого, но она дает наслаждение…

На другой день начальник полиции безопасности Фроле был конфиденциально приглашен к Эусебио Миранда и К°, банкирам с улицы Кастильон, с целью сообщить ему дело чрезвычайной важности. Фроле поспешил на приглашение и там узнал от директора банка, что накануне утром была уплачена Полю де Марсэ сумма в миллион пятьсот тысяч франков по предъявлении чека, снабженного подложной подписью Мануэля де Кастро. Начальника полиции безопасности просили взять на себя миссию секретно заставить семью уплатить эту сумму под угрозой, в случае отказа, принести жалобу на упомянутого де Марсэ в суд или даже главному прокурору по обвинению в подлоге.

Фроле с радостью взялся за это дело и тотчас же отправился к старому советнику Кассационного суда, отцу обвиняемого, которому и сообщил без дальнейших предисловий о том проступке, в котором обвиняется его сын, не преминув довести до его сведения и последствия, какие имел бы для Поля де Марсэ отказ семьи уплатить эту сумму в миллион пятьсот тысяч франков банкирам, владельцам этого чека; их клиент, Мануэль де Кастро, отказался принять на свой счет указанную сумму ввиду подложности подписи, имеющейся на бланке чека.

Прежде чем предъявить эту претензию, банк Эусебио Миранда и К° подверг документ экспертизе, которая, признав грубую подделку подписи де Кастро на бланке чека, тем самым устанавливала небрежность кассира, уплатившего всю сумму, и ответственность банка перед его клиентом, Мануэлем де Кастро.

Узнав об этом, де Марсэ-отец думал сначала, что его мистифицируют, но Фроле показал ему чек и так уверенно говорил о деталях этого дела, что несчастный отец должен был поверить и просил только отсрочки на один месяц, чтобы рассчитаться. Но, несмотря на все его просьбы, ему удалось добиться отсрочки лишь на сорок восемь часов.

Тогда он экстренно вызвал своего сына, который был в суде, и по окончании заседания тот поспешил на зов отца.

— Ах, несчастный, что ты наделал?! — вскричал бедный отец, увидев его.

— Объясните, ради Бога! Вы меня путаете, отец!

— Разве ты не получил вчера утром миллион пятьсот тысяч франков по чеку у португальского банкира Эусебио Миранда?

— Как, вы знаете?!

— Отвечай!

— Да, отец, карточный долг! Я совсем потерял голову и увлекся игрой.

— До того, чтобы сделать подлог, несчастный!

— Подлог! Что вы говорите? Да ведь сам Мануэль де Кастро предложил мне необходимую сумму, которую я действительно получил у Эусебио Миранда по его чеку.

— Ты клянешься мне?

— Я, отец, не лучше, чем три четверти мужчин нашего круга, которые готовы пожертвовать всем ради своих удовольствий, но я никогда ничем не запятнал своей чести и не лгал!

— Уф! Гора с плеч! Надо думать, что это Фроле преувеличил важность этого дела для того, чтобы…

— При чем тут Фроле, отец? — прервал молодой человек.

— А при том, что он приходил сюда сказать, что против тебя будет подана жалоба по обвинению в подлоге, если миллион пятьсот тысяч франков не будет уплачено Эусебио Миранда в продолжение сорока восьми часов.

При этих словах Поль де Марсэ побледнел, однако он еще не понимал всего ужаса страшной действительности.

— Подлог! Он совершил подлог! Это невозможно! О-о! Де Марсэ… и подлог! — И старик разразился нервным смехом. — Негодяй, — продолжал он, — хотел одурачить нас. Но я пойду к де Вержену, и его тотчас же уволят… Ну, мой сын, расскажи-ка, как все это произошло!

— А очень просто, отец…

Но вместо того, чтобы продолжать, молодой человек вскрикнул и закрыл лицо руками. Теперь он начал осознавать весь ужас ситуации.

— Нет! Нет! — вскричал он. — Мануэль не способен на подобное злоупотребление доверием, это было бы чудовищно!

— Что ты хочешь сказать? — спросил отец. — Умоляю тебя, не оставляй меня в этом ужасном состоянии неизвестности!

Поль немного успокоился и откровенно рассказал отцу все, что произошло, начиная с его прибытия в особняк д'Альпухары и до сцены на другой день у Мануэля де Кастро.

Пока его сын рассказывал, старый советник понемногу овладевал собой, и по мере того, как рассказ продвигался вперед, ему становилось ясно, что необходимо собрать всю свою энергию, чтобы отпарировать тот ужасный удар, который хотели нанести его сыну.

— Поль, — уверенно сказал он, когда сын его окончил рассказ, — боюсь, что ты сделался жертвой гнусного заговора!

— О! Я уже об этом подумал, отец; но смотрите, как мало логики во всем этом, если мы допустим подобное предположение. Для того чтобы мстить подобным образом, нужно иметь весьма веские причины для ненависти против кого-нибудь. Ничего подобного между мной и Мануэлем де Кастро нет; напротив, у нас имеются лишь доказательства дружеских отношений. Подобный образ действий мог бы быть понятен только при желании делать зло просто из любви к нему; но в наш век так не делается, отец.

— Я в самом деле не вижу причины, почему эти португальцы стараются тебя погубить; однако должен тебе сообщить нечто важное… настолько важное, что заставляет меня содрогнуться, так как, если не ошибаюсь, это служит очевидным доказательством, что тебя завлекли в западню.

— А это нечто, отец? О, как вы мучаете меня своим молчанием!

— Ну хорошо: это присутствие вчера вечером твоего друга Мануэля де Кастро в опере.

— Вас обманули, отец, он не мог встать с постели из-за своей раны!