Поверь. Я люблю тебя - Изабель Филльоза
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
IV. От обиды – к симптому
Все человеческие детеныши переживают обиды, испытывают фрустрации, подвергаются несправедливому обращению и от этого страдают. Эти страдания более или менее тяжелые, более или менее глубокие. Любой ребенок проходит через вспышки гнева, ярости, страхи, запугивания, отвращение, боль… Самый идеальный родитель не в силах этого избежать. Да если б и мог – это лишь причинило бы вред. Чтобы ощутить, что мы действительно существуем, нам необходимо наталкиваться на определенные пределы. Это позволяет нам почувствовать нашу земную суть и отбросить иллюзию всемогущества. Если ребенка никогда не обижали, он не переживал ни недостатка чего-либо, ни несправедливостей, – у него будут трудности в создании образа собственной идентичности, в восприятии себя как отдельного от своего окружения, в выработке ощущения собственного «я».
Наша психика, как и тело, снабжена целительными инструментами, которые позволяют нам заглаживать большие и маленькие обиды жизни и приумножать опыт. Этими инструментами являются эмоции и психическая переработка. Проблема не в какой-либо фразе папы или поступке мамы, ранившим ребенка в самое сердце, а в невозможности восстановиться после них. В этой главе мы рассмотрим, как травма становится травматизмом[15], то есть как может быть искажен процесс роста и удовлетворения индивидуума.
1. Восстанавливающий гнев
Природа одарила нас средством восстановления: это и есть гнев. Эта эмоция «зашивает» рану и помогает восстановить нашу целостность. Прежде чем двигаться дальше в описании процесса возникновения чувства гнева, быть может, небесполезно коснуться некоторых определений, – например, эмоцию часто путают с ощущением. Эмоция есть физиологическая реакция организма в ответ на возбуждающий сигнал. Ощущение – феномен психологический и предполагает ментальную переработку. У каждой из наших эмоций есть специфическая функция. Гнев – эмоция восстанавливающая.
Как же он восстанавливает? Мне нравится метафора с владельцем гаража. В ваш автомобиль врезалась другая машина. Вы выходите взглянуть, в каком виде сейчас ваше транспортное средство. На нем глубокая вмятина. Вы можете побить автомобилиста, ответственного за несчастный случай, но это не исправит повреждений на вашей машине. Тогда вы составляете акт, в котором четко прописываете ответственности каждого и причиненные убытки. Затем везете ваш автомобиль в автомастерскую. Там мастер-автомеханик осматривает его, чтобы оценить повреждение. Он берет молоток и бьет изнутри автомобиля по вмятине, чтобы выпрямить ее. Вот полная метафора здорового гнева, хотя в этом случае все то же самое происходит за доли секунды.
Затем через страховое общество вы требуете у ответственного возмещения ущерба за несчастный случай. Именно он оплатит счет мастера из гаража (минус налог в пользу вашего страхового общества).
Проиллюстрируем это несколькими рисунками.
Ребенок во всей своей целостности.
Ребенок, раненный напавшим на него агрессором.
Гнев исходит из средоточия самого себя, выталкивает агрессора вовне и восстанавливает ощущение идентичности и целостности.
Нам становится ясно, что когда некая личность «выходит из себя», она не способна выразить собственный гнев. Она во власти неистового насилия. Так, будучи вне себя, она остерегается чувствовать здоровый гнев, который испытывала бы, будь она «в себе». В эмоции гнева (я сейчас говорю не об ощущении гнева) мы действительно в себе, очень сосредоточены.
Давайте вместе исследуем ситуацию фрустрации.
Двухлетний ребенок видит в витрине магазина красный грузовичок. «Я его хочу», – заявляет он. Для нас, взрослых, грузовичок – отдельный предмет, который мы можем приобрести, а можем и не приобрести. Для ребенка это выглядит иначе. Если вдуматься, красный грузовичок не существует отдельно и независимо от него. Грузовичок существует как продолжение его желания. Когда он хочет красный грузовичок, тот уже ему принадлежит, он видит себя неотделимо от него. Чем меньше дитя, там расплывчатей его границы. Грузовичок уже является частью его самого. «Я, играющий с грузовичком» – это все. Родитель, отказывающийся купить грузовичок, никогда не соразмеряет того, что в этом случае отнимает у ребенка кусочек его самого. И теперь ребенок чувствует себя задетым в своей целостности. Без грузовика ему недостает теперь некой части его самого. На его кузове появилась вмятина. И вот он, по примеру некоторых водителей, – которые, быть может, еще сами не вполне стали взрослыми, – переживает так, будто его телу нанесли рану, и принимается гневно вопить!
Если взрослый умеет совладать с этой вспышкой гнева, то ребенок принимает и ее, и все отношение к другим и к вещам на себя. Он может желать того, чего не в силах получить. У его идентичности и его способностей есть пределы, то, что у него нет этого грузовичка, не разрушает его личности, он не нуждается в нем для того, чтобы жить.
А вот если родитель не воспринимает его гнева, ребенок понимает, что у него нет права залечить рану, нанесенную ему нехваткой желаемого. Слишком маленький, чтобы понять истинные мотивы отказа, он с легкостью делает вывод, что родители не купили ему игрушку по каким-то неясным причинам, касающимся его самого: он невежлив, недостоин любви. Более того, он остается с поврежденной целостностью, в нем уже не хватает куска. И себя он воспринимает как незавершенного. А некто незавершенный – уже не равен всем остальным. Раз родители не хотят понимать его гнева, значит, они воспринимают как должное то, что он останется с поврежденной целостностью. Удары, критика, несправедливость, унижение – все это оставляет следы на личности. Они оставляют на душе ребенка вмятины. И если он не способен восстановиться, выразив свой гнев, его травма никуда не уходит – он остается со вмятинами. А затем, и даже почти незамедлительно, он забывает, что был «подпорчен» собственным родителем. Он живет как существо с природным недостатком, с врожденной вмятиной. Особенно если родители убеждают его, что он скверный ребенок.
Если бы ребенок систематически получал любой грузовичок какой только пожелает, его восприятие самого себя раздулось бы до невероятных размеров. Если бы его желание не встречало преград – ощущение всемогущества, вполне естественное для очень юных людей, не сдерживалось бы сопротивлением реальности. Он был бы не в состоянии выработать осознание собственных границ. Определенная доза фрустрации играет структурообразующую роль в идентификации. Повторим: это не фрустрации сами по себе, не раны или обиды наносят серьезнейший ущерб личности ребенка, а невозможность восстановиться, запрет на выражение эмоций.
Чтобы исцелить раны, ребенку нужен взрослый,
