Черный пудель, рыжий кот, или Свадьба с препятствиями - Елена Михалкова

Кожемякину продуло ухо, и, принимая прописанные врачом антибиотики, Иван внезапно избавился не только от отита, но заодно и от насморка.

В один прекрасный день он уехал по делам. С крыльца спустился больной человек, а вернулся совершенно здоровый.

На подходе к собственному дому Иван пошатнулся. Сделал еще три шага – и врос в землю.

Пропасть разверзлась у него под ногами, и текла по дну этой пропасти далеко не лава.

Нина могла бы торжествовать, но она в этот момент закупала освежители воздуха в промышленных масштабах. Остальные же соседи спешно закупоривали окна и окуривали квартиры благовониями. В индийской лавке, прозябающей в уголке супермаркета, в один день скупили весь ассортимент и требовали чего-нибудь позабористее.

Иван одной рукой взялся за нос, а другой ухватился за сердце.

Его можно было понять. Запах стоял такой, что писатель, живущий по соседству, вместо «смеркалось» написал «смерделось». После чего утратил душевное равновесие, напился, буянил и первой же электричкой покинул малую родину, увозя с собой многостраничный труд под названием «Навсегда в моем сердце».

Но мало этого!

Некая робкая жена, запуганная мужем, неожиданно впала в исступление и поколотила супруга иконой «Чаша терпения». А мирная старушка, собравшаяся помирать и по такому поводу уже причастившаяся, внезапно поднялась со смертного одра, разогнала скорбящую родню и заявила, что прежде выйдет замуж за детскую свою любовь Володьку Тихомирова, благо он как раз в прошлом годе овдовел.

Куриный помет круто менял людские судьбы.

Пока Иван тщился перестать дышать, синяя туча опустилась на Шавлов и скрыла на минуту кожемякинский дом. Когда же она поднялась, Кожемякина на месте уже не оказалось. Растворился, не оставив ни записки, ни следа.

«Говорят, два груженых «Камаза» привез», – сообщил Бабкин, пересказывая Илюшину подслушанный у реки разговор двух женщин.

Илюшин выразился в том смысле, что двумя «Камазами» куриного помета можно удобрить весь Шавлов и еще на окрестности останется. И был совершенно прав. Людская молва преувеличила размеры трагедии.

Но не ее накал.

Шавлов затаился, ожидая развязки. В то, что Нина оставит куриный помет на свадьбу сына без внимания, никто не верил. Ближние к Кожемякину жители готовились рукоплескать ей над трупом противника. Дальние просто наблюдали, заключая ставки и разбивая пари.

– Мстить будет страшно и изобретательно, – озвучил Бабкин всеобщую убежденность.

Макар взъерошил волосы.

– Месть – это хорошо. Только старушка-то тут при чем?

И тут Бабкин сказал, при чем.

Елизавета Архиповна приходилась Ивану Кожемякину троюродной теткой.

– Городок-то маленький, – сказал Сергей, – половина друг у друга в родственниках. Может, в этой яме собака и порылась? Где товарищ Кожемякин?

Тут-то и выяснилось, что Ивана уже два дня как никто не видел.

– Итак, время!

Макар Илюшин стащил плед с кресла на пол, разлегся на нем и стал до смешного похож на отпускника, выбравшегося на пляж.

– Время – это то, что работает на нас.

Саша представила подругу, томящуюся в застенках, и выразила сомнение.

– Не будущее время, – покачал головой Илюшин. – Прошедшее. Отпечатков у нас нет, улик не имеется. Что остается? Алиби. Кто, когда, где был и что делал. Похоже на школьную анкету, правда?

– Никто из нас, по-моему, не смотрел на часы… – растерялась Саша.

– А это не важно. Главное, чтобы вы смотрели друг на друга.

В дверь постучали. Олег деликатно просунул голову и осведомился, не нужно ли им чего-нибудь.

Комната, которую Сысоевы гостеприимно предоставили Илюшину и Саше, ухитрялась выглядеть одновременно избыточно и спартански. Избыточно – поскольку была завалена разнообразнейшим хламом. Спартански – поскольку среди этого хлама не хватало самых необходимых предметов.

Например, в ней отсутствовала кровать.

Зато имелась спинка от кровати, прислоненная к стене.

– Э-э-э… Нет, спасибо, у нас все есть, – поблагодарил Илюшин.

Олег просветлел.

– Тетка с дядей тут, – шепнул он. – Гришка принял.

«С него лучше и начинать, – имел в виду Олег. – Дядя, когда выпьет, становится разговорчивый».

Накануне они с Илюшиным решили все-таки не сообщать родне, зачем он вернулся в дом Сысоевых. «Скажу, что болею душой за Галку, хочу выяснить все детали», – решил Макар.

«Врать будут!» – предупредил Олег.

«Вот и прекрасно!»

Макар был убежден, что о человеке, говорящем правду, можно не узнать ничего. Но лжец выдает о себе всю подноготную! Ничто не обладает таким разоблачающим действием, как хорошо продуманная ложь.

Дело за малым: узнать, в чем именно врет собеседник. Выяснишь – половина дела сделана.

Когда дверь за Олегом закрылась, Макар вытащил телефон и быстро пролистал на экране последние звонки.

– Так-так-так… Вот оно.

В вечер убийства ему позвонили в тринадцать минут десятого. Тот самый человек, который предупредил насчет старого мошенника Михаила Гройса.

Да здравствуют мобильные телефоны! И как только раньше люди запоминали время события?

– Вы разошлись сразу после меня?

– Плюс-минус две минуты, – подумав, согласилась Саша.

– А во сколько ты наткнулась на Галку?

Саша прикинула: вот она смотрит вслед Кристине, вот медленно плетется через сад…

– Минут через десять-пятнадцать. Нет, скорее десять.

– Давай возьмем среднее арифметическое в двенадцать с половиной.

– Я останавливалась в саду, – вспомнила Саша.

– Из чего следует, что старушку убили в этом промежутке, между четвертью и половиной десятого. Кто был с тобой?

– Никого, – с сожалением признала Стриж. – Вот потом я слышала голоса в доме, когда бегала и искала тебя. Но тогда за столом я осталась одна.

Илюшин разочарованно сморщил нос. Хоть кого-нибудь исключить бы из списка! Но, похоже, не выйдет.

– Разве что Пахома, – пробормотал он.

– Что?

– Нет, ничего. В какую сторону пошла Галка, ты не заметила?

Саша как раз заметила. И говорить об этом замеченном ей очень не хотелось, но выбора не было.

– К лесу она ушла, – нехотя признала Стриж.

– Бабушке вослед?

– Да не бабушка она им!

– Ну хоть кому-нибудь бабушка?

– Кому-нибудь – наверное. Да хоть тем же мальчишкам!

– Вот и чудно. Покойница будет проходить у нас под условной кличкой «бабусенька».

Макар еще раз взглянул на телефон, потом поискал глазами в комнате циферблат. Часы с кукушкой обнаружились над креслом. Из них, наполовину вывалившись из гнезда, свисала птичка с полуоткрытым клювом.

– Ее сейчас стошнит, – пробормотал Макар. – Саш, есть хронометр?

Он положил перед собой ее маленькие часики и в задумчивости погладил ремешок.

– Итак…

– Итак? – выжидательно откликнулась Саша.

– Вычеркнуть нам пока некого. Кроме Пахома Федоровича. Мы только знаем, что первой ушла бабусенька, а последней…

Он вопросительно взглянул на Сашу.

– Кристина. Нет, совсем последней – я, а Кристина минуты за две до меня.

– Отлично. Может, и остальных вспомнишь?

Саша зажмурилась и напрягла память. Перед глазами замельтешили дядя Гриша в лиловом платье, Алевтина в инвалидном кресле, патриарх на каблуках… Сысоевы не желали выстраиваться в хронологическом и прочих порядках! Они зловредно перетасовывались, точно колода карт, и не понять даже, где туз, а где шестерка.

Мимо патриарха протопала Рита с таким выражением на лице, будто она неандерталец, которого вот-вот вытолкает из гнезда эволюции коварный хомо сапиенс.

«Стой!» – мысленно воскликнула Саша и ухватила Риту за отворот рубашки. Нет, не рубашки, а блузки! Шифоновой блузки в мелкий цветочек, идущей Рите не больше, чем Буратино бюстгальтер.

Она заставила Сысоевых замереть.

Вот чернявый валет с пухлыми щеками: дядя Гриша.

Вот бубновая десятка: боксер Валера.

Хмурая трефовая дама цыганского облика – Рита. «Позолоти ручку, тогда не укушу».

Малютка пиковый король со своей властной пиковой дамой – пара Сысоевых.

Алевтина до последнего уворачивалась и прикидывалась безликой тройкой червей, но в конце концов Саша и ее поймала. Ревнивая дама бубен с острыми плечиками и выпученными глазами.

А седой патриарх – конечно же, похожий на Нептуна трефовый король.

«Вот так бы сразу, – одобрила Саша. – А то путать меня будут!»

Она мысленно разложила карты на столе и сразу вспомнила, кто в каком порядке покидал скандальный ужин.

– Макар, они ушли практически друг за другом. Рита, кажется, сбежала покурить за дом. Боксер увез старикана. Дядя Гриша и Петруша ушли вместе, Нина исчезла первой, про Алевтину не помню.

– Уже неплохо, – пробормотал Макар. – Умница!