Черный пудель, рыжий кот, или Свадьба с препятствиями - Елена Михалкова

Он вырвал из тетради лист, слева расчертил на графы, справа набросал кривоногих большеголовых человечков. Одного, отдельно стоящего, изобразил в платье-треугольнике, с торчащими палочками волос и огромными глазами.

Саша заинтересованно всматривалась в это творчество и вдруг осознала, что глазастый человечек – это она сама. По сравнению с остальными он был выписан… любовно. Да, именно так. Илюшин даже оборочку на платье снизу пририсовал, и эта оборочка так растрогала Сашу, что ей ужасно захотелось поцеловать Макара, но было неловко отвлекать его от дела своим сентиментальным порывом.

– Мы смотрели, – машинально согласилась она, борясь с желанием взъерошить ему волосы. Ей на каждом шагу приходилось решать важные вопросы. Например, понравится ли ему, если она начнет трепать его лохматую шевелюру.

Большинство таких вопросов люди проясняют в первые два месяца тесного общения. Если попробовать так? А вот так? А вот эдак? И получив ответ, что прежде все было прекрасно, а вот эдак уже не надо, понимающе кивают: ясно, не будем.

Но Саша начала встречаться с Макаром всего три недели назад и по-прежнему боялась, что он исчезнет так же неожиданно, как и появился. Потому что она сделает что-нибудь не так. Растреплет ему волосы. Выругается слишком грубо. Ляпнет какую-нибудь глупость. У сероглазого обаятельного парня станет такое лицо, какое было у ее матери, когда Саша совершала очередной промах, и он заметит своим мягким голосом, под завязку набитым иронией: «Я не сомневался».

И всему придет конец.

Мать произносила свое фирменное «я не сомневалась» именно так.

Сашка провалила экзамен? Никто не сомневался. Сашка порвала новые джинсы, сев на торчащий из скамейки гвоздь? Никто не сомневался. Сашку бросил ее первый мальчик, двухлетняя ее мучительная любовь? Опять-таки неудивительно! Где тощая угловатая Стриж, а где подруга его старшей сестры, гладкая и белая, как сметанный крем, в дерзкой футболке, сквозь которую выпирают соски.

Сашины успехи вызывали недоверие.

Сашины провалы считались закономерными.

Она от природы была из тех детей, кто не слишком уверен в себе и должен сверять свои действия с ближайшим авторитетом. Это они взглядывают большими глазами на пап и мам: «Правильно ли я делаю? Одобряешь ли ты меня?» Подбегают на прогулке к бабушкам просто убедиться, что их не бросили. Выходят по ночам из комнаты проверить, не ушли ли родители из дома, оставив их одних.

Эти дети как будто сомневаются не столько в себе, сколько в окружающем мире. Вдруг он вычеркнул их случайно – и не заметил! А то и вовсе исчез.

Сашиному отцу было, в общем-то, совершенно безразлично, что там вытворяет дочь. Он увлеченно толкал вперед науку. Он был неплохим человеком, разве что начисто лишенным интереса к собственной семье.

Этого отсутствия интереса его жена так и не смогла ему простить. Когда-то она заставила молодого аспиранта жениться на себе (это оказалось не так уж сложно, поскольку он был старомоден и порядочен), но не смогла разрушить кокон, в котором он все чаще скрывался от нее. Ее упреки и требования отлетали как от упругой стенки. Да что там – она сама отскакивала от него, точно мяч!

Ни до кого так не хочется добраться ближе, как до отрешенных людей. Сломать стену вокруг этих замкнутых мерзавцев, заглянуть внутрь: что же там, что? Доказать самому себе, что ты ценнее прочих – тех, что не добрались.

Жене профессора Стриженова это так и не удалось.

У ее дочери взгляд иногда обращался в глубь себя, словно лампочка горела внутрь, не отдавая ни капли света наружу. В такие минуты она становилась полной копией отца. И каждая минута напоминала Оксане Стриженовой о ее фиаско.

К двадцати годам Саша выросла в невротика, убежденного, что все неудачи – результат лишь ее собственных действий. Мужчин она боялась, поскольку ничего о них не знала. Ее собственный отец был терра инкогнита, а опыта хороших подростковых отношений в школе она не получила.

В сочетании с ее природной красотой это оказалась убийственная смесь.

Убийственная, разумеется, для самой Саши.

«Когда я одна, меня как будто нет. Я ощущаю себя целой, только если рядом человек, который меня любит. Тогда я начинаю четко осознавать, что я думаю и чувствую. Я словно призрак, возникающий лишь тогда, когда напротив него ставят зеркало – и он с облегчением в нем отражается. Убери зеркало, и от меня ничего не останется.

Оставшись одна, я мучительно пытаюсь понять: кто я? Что я? Чего хочу?

Я все время напряженно вслушиваюсь в себя. Но я панически боюсь того дня, когда взгляну в зеркало и в нем уже никто не отразится».

В таком состоянии Саша Стриженова порвала самые серьезные и долгие отношения в своей жизни и даже не прыгнула, а влетела с разбега в объятия Макара Илюшина.

И тут выяснилось, что Илюшин обладает удивительной способностью. Он делал Сашу видимой. У него словно были в руках краски, и он проявлял ее в окружающем мире. Прорисовывал четко контуры. Обводил черты.

Саша стала замечать свое отражение везде: в лужах, капотах машин, глянцевых сумках! Даже в маленькой медной бляхе на собачьем ошейнике! Даже в глазах хозяина собаки!

Она стала понимать, чего ей хочется. Для этого больше не требовалось испуганно вслушиваться в себя, опасаясь услышать пустоту. Ей хотелось пиццы, пива, мороженого, фисташек, слезливую мелодраму, самокат и Колина Ферта в мокрой рубашке! Господи, да ей никогда еще так много не хотелось! Притянуть к себе жадными руками, все загрести, все! Сколько можно плыть бледным призраком – хочется стать, наконец, толстой веселой пиявкой, присосавшейся к этому миру и причмокивающей от удовольствия!

У Саши Стриженовой менялась походка.

Макар поддерживал все, за что она ни бралась. Любой выход за пределы зоны комфорта он сопровождал одобрительными возгласами. Хочешь ездить на лошади? Молодец! Играть ежами в гольф? Отличная мысль! Ходить по канату? Великолепно! Завтра же и поедем учиться, я уже забронировал нам два часа.

У Саши Стриженовой менялся голос.

Он танцевал с ней, пил текилу в клубах, балансировал на перилах мостов, целовал ее под фонарями, дарил волосатые кактусы, дурачился и вел себя по-мальчишески.

Но именно мальчишки и не хватало в ее жизни последние десять лет.

У Саши Стриженовой менялась судьба.

Макар Илюшин поднял голову и наткнулся на странный пристальный взгляд своей подруги. Елки, глазищи какие…

– Ты чего? – улыбнулся он.

Саша Стриженова с силой взлохматила ему волосы и накрыла их обоих пледом.

Глава 8

– Так здесь я была! Прямо вот тут в кухне и носилась как подорванная.

Нина посолила борщ, важно булькавший на плите. Вместо свадьбы им придется готовиться к поминкам. Значит, надо запастись рисом для кутьи. Лимон, лимон… Где же лимон? А, вот. Человек пятьдесят соберется. Из Еремихи племянницы приедут. И родителей Лешки с Ваней не забыть бы посчитать!

Эти двое больше всех огорчились смерти Елизаветы Архиповны. Слезами заливались, сморкались в трубку, а закончили разговор просьбой взять себе на время их отпрысков, поскольку пристроить братьев летом ну совершенно некуда. «Вы же добрая женщина!»

Ну да. А борщи у добрых женщин сами появляются, по мановению волшебной палочки. Хоть бы денег на продукты подбросили, халявщики.

Нина мельком взглянула на крутившегося возле нее парня с глупым именем Макар и невпопад заметила вслух, что, поди, у феи-крестной-то образование было приличное, швейный техникум, не меньше. Факультет конструирования и моделирования.

Судя по вытянувшемуся лицу паренька, он такого заявления не ожидал. И с языка его рвалось: «Это вы, Нина, к чему?»

К чему, к чему… К тому, что за любым удачным выступлением всегда стоит кропотливая подготовка. Даже если со стороны это выглядит как «помахала палочкой над тыквами». Про фей – это сказки для дурочек, то есть золушек. А мы-то понимаем, сколько на том платье вытачек в стратегически важных местах и как умело втачан кружевной рукав.

У паренька в глазах мелькнуло эхо прозрения.

– Хотите сказать, убийца не спонтанно совершил нападение? Подготовился?

А ведь молодец, подумала Нина. Мозги-то не пропащие.

Обычно ее собеседники тщетно пытались ухватить ниточки сысоевских мыслей и подвязать друг к другу. Мыслительный процесс у Нины выглядел как одеяло в стиле пэчворк. Тут лоскуток, там лоскуток, здесь третий. И ничего между ними общего на первый взгляд. А отойдешь на шаг – и складываются твои лоскутки в один красивый продуманный узор. Мозаика!

– Тогда Галя Исаева убить вашу тетю никак не могла. У нее мотива не было.

– Верно, – признала Нина не без огорчения.

– Значит, это кто-то из ваших? – Паренек не утверждал, а спрашивал.