Хелен - Элейн Каннингем

- Знаю, - устало произнес я. - Спасибо.

Положив трубку, я повернулся к Милли Джефферс. Она потребовала, чтобы я перезвонил жене.

- Нет. Сама ей позвони. Скажи, что у меня полно работы, и я останусь ночевать здесь, на диване.

- Тебе этот диван сегодня нужен, как собаке - пятая нога.

- Милли, - сдержанно произнес я, - все считают тебя чертовски умной. Говорят, что Блейк тупица, и если бы не Милли Джефферс...

- Я жирная и страшная. Мне только и остается что быть умной.

- Я считаю, что ты красотка. Но вот теперь, посидев рядом с Хелен, скажи - как она тебе?

- Я не моралистка, Блейк. Ты в неё влюбился. Это вполне понятно. Я сказала Клэр, чтобы она не убивалась попусту. Такое сплошь и рядом случается. Женщины приходят и уходят, а верные жены остаются.

- Так ты говорила с Клэр?

- Она со мной говорила. Впрочем, какая разница? Мы поняли друг дружку. А Хелен - классная бабенка.

Глава девятая

Улики против Хелен меня не слишком беспокоили. Шустрый адвокат способен расправиться с любыми уликами с помощью доброй сотни способов, запутав или растоптав свидетелей и заставив их усомниться даже в том, что они вообще появились на свет. Однако в моем случае речь шла вовсе не об уликах. Хелен не только застали на месте преступления, но она ещё и сама позвонила в полицию и призналась в содеянном. Более того, она подписала признание. Вот почему меня ничуть не беспокоили улики - оспорить или поставить их под сомнение было невозможно.

На следующее утро, сев рядом с Хелен в зале судебных заседаний, я нагнулся к ней и без обиняков произнес:

- Вчера Комински сказал мне, что в Чикаго тебя подобрали на улице и отправили в больницу. Там установили сифилис в тяжелой форме - довольно необычный случай для столь молодой особы. Если, конечно, ты не подцепила его лет в одиннадцать-двенадцать. Я связался с этой больницей и мне сказали, что у тебя также выявили аортит - дегенеративные изменения аорты. В крайне запущенной форме. А вдобавок - необратимые мозговые нарушения с признаками перенесенного инсульта и почти полной амнезии. Несмотря на все это, будучи в коме, ты оделась и сбежала. С ума сойти можно. Есть в этой истории хоть капля правды?

Хелен кивнула.

- Да, Блейк.

- Сколько именно?

- Бедный Блейк - все в ней правда.

- Кто же тебя исцелил - Гиппократ? Или Иисус Христос? Скажи, Хелен хоть раз признайся. Почему ты не можешь сказать мне правду?

- Потому что все это бесполезно, Блейк.

Вошел судья и процесс возобновился.

* * *

Уставившись на стройную ладную фигурку миссис Ноутон, я мысленно взывал к вдове о помощи - больше просить мне было некого. "Женщину, подарившую вам жизнь, - молил я, - ждет смерть. Ее вздернут на виселицу варварский обычай, который тем не менее сохранился в нашем штате как узаконенный способ казни. Да, она убила, но - кого? Торговца наркотиками, сутенера и отъявленного садиста. Пожалуйста, не дайте ей умереть, ведь я люблю её. Даруйте ей жизнь, и я отдам вам свою любовь и все, что у меня есть в этой жизни".

Рут Ноутон пристально посмотрела на меня. Я повернулся к Хелен, а она вдруг улыбнулась. Во второй раз за все время нашего знакомства. Внезапно я ощутил себя окрыленным, словно семнадцатилетний мальчишка.

- Вы по-прежнему находитесь под присягой, миссис Ноутон, - напомнил судья Харрингтон. Затем обратился ко мне: - Можете приступать, мистер Эддиман.

- Миссис Ноутон, когда вы впервые узнали, что ваш муж изменяет вам с мисс Пиласки?

Сандлер так и взвился. Я, видите ли, задал свидетельнице наводящий вопрос, затем призвал её сделать умозаключение, да и сама постановка вопроса в такой форме совершенно недопустима.

Харрингтон уже менее охотно поддержал его. Он понимал, что не только лишит меня последней надежды, но и выбьет почву из-под ног.

- Перефразируйте ваш вопрос, мистер Эддиман, - предложил он. - Мне кажется, что мы вправе приподнять завесу тайны над этой историей, хотя она и представляется такой неприглядной.

- Это не корректный перекрестный допрос, - настаивал Сандлер.

- Нет, вполне корректный, - мягко заметил судья Харрингтон, напомнивший мне священника, вызванного крестить незаконнорожденного младенца. - Миссис Ноутон уже засвидетельствовала, что эта женщина часто присутствовала в её доме - по приглашению её мужа.

Воспользовавшись тем, что дверь чуточку приоткрыли, я навалился на неё всем телом. Добившись своего, я теперь в осторожной форме попросил миссис Ноутон охарактеризовать отношения её мужа с мисс Пиласки.

- Она была одной из его любовниц.

- Значит, у него были и другие любовницы?

- Да, наверное.

- Вы обсуждали этот вопрос с мужем? Пытались выразить свое возмущение...

Сандлер внес протест, но судья его не принял.

- Нет, мы не разговаривали на эту тему, - отрезала вдова.

Я прекрасно понимал, что она лжет. Значит, она решила, что не станет пятнать облик Ноутона. Судья, столп правосудия - она не хотела, чтобы память о нем втоптали в грязь.

- Случалось ли, что ваш муж избивал вас? - спросил я. На сей раз на меня напустились оба - Сандлер и судья Харрингтон. Я вернулся к её показаниям.

- Вы засвидетельствовали, миссис Ноутон, что в то воскресное утро поехали в церковь без мужа. Знали ли вы, что он остался дома, чтобы встретиться с другой женщиной?

- Нет.

- Но он сказал вам, почему остается дома?

- В то утро он чувствовал себя усталым. Мой муж был христианин...

Она захлопнула дверь. Судья Ноутон был неприкосновенен. Я вернулся к убийству, но подвергнуть сомнению её показания так и не смог. Тогда я снова взялся за судью Ноутона.

- Вы помните тот случай, когда в вашем доме впервые побывала полиция?

На этот раз судья Харрингтон не выдержал.

- Я не потерплю такое поведение, мистер Эддиман. Еще одна подобная выходка - и вы будете отстранены от защиты.

Вдова уже превратилась в мученицу. Присяжных я уже начал раздражать. Я закончил допрос миссис Ноутон, и в заседании объявили перерыв. Обвинение было предъявлено, а я так ни за что и не зацепился.

* * *

Мы с Хелен съели по сандвичу в комнате для защитников. Поначалу мы молчали, а надзирательница, Красотка Шварц, пристально следила за нами, стоя в дверях. На Хелен суд пока никак не сказался. Кожа её сохраняла прежний здоровый оттенок, глаза сияли, а пухлые губы оставались ярко-алыми, даже не тронутые помадой. Внезапно Хелен порывисто наклонилась ко мне и легонько поцеловала в щеку. Я окаменел. Сердце бешено заколотилось.

- Почему? - только и выдавил я. - Зачем ты это сделала?

- Потому что... О, Блейк, мне так вас жалко.

- Жалко?

- Словами это не выразишь. Что я пытаюсь сказать, Блейк?

- Не знаю. Как не знаю и того, что делать дальше.