Николай Языков: биография поэта - Алексей Борисович Биргер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вот так – жили-поживали, ссорились, смертельно обижались, даже стрелялись, но при этом и по девкам ходили вместе, и пирушки совместные закатывали, и все нелицеприятные вопросы предпочитали выяснять напрямую между собой, без посредников. И Дельвиг, посреди этого котла бушующих поэтических и человеческих страстей, воистину был одним из тех миротворцев, которые «блаженны ибо наречены будут сынами божиими». Его, повторимся, любили все – и тянулись к нему все. А сам Дельвиг так описывал с мягкой иронией свое тогдашнее житье-бытье, в совместном с Баратынским стихотворении:
Там, где Семеновский полк,
в пятой роте, в домике низком,
Жил поэт Баратынский с Дельвигом,
тоже поэтом.
Тихо жили они,
за квартиру платили не много,
В лавочку были должны,
дома обедали редко.
Часто, когда покрывалось небо
осеннею тучей,
Шли они в дождик пешком,
в панталонах трикотовых тонких,
Руки спрятав в карман
(перчаток они не имели!),
Шли и твердили, шутя:
«Какое в россиянах чувство!»
Языков подпадает под обаяние Дельвига, такое теплое и человечное, нисколько не похожее на злое и резкое обаяние Воейкова, Рылеева и Катенина. И как не верить Дельвигу (да, кстати, и Кюхельбекеру тоже), что Пушкин не только замечательный поэт, но и человек замечательный, а не «дрянцо человечишко», как Языкову усердно стараются внушить все вокруг? Языков начинает склоняться и колебаться…
И кто знает – высказываю свою догадку, больше основанную на психологии и на «косвенных уликах», чем на прямых и бесспорных доказательствах – не опасаясь ли все возрастающего влияния Дельвига, Воейков предпринимает резкие и решительные шаги, чтобы удалить Языкова как можно дальше от Петербурга? Ты на распутье, хочешь закончить образование, но боишься университетов на основной, исконной территории России из-за все больше насаждаемых в них в последнее время мракобесия, муштры и казенщины, из-за преследований лучшей профессуры и любой вольной мысли? Так поезжай в Дерпт! Тамошний университет сохраняет все вольности, там блестящая профессура, что немецкая, что русская, и никто на нее не покушается! Там дают и впрямь европейское образование, там ты надышишься свободным воздухом Европы!
Хоть Воейков и вынужден был покинуть Дерптский университет, тот все равно остается его, так сказать, вотчиной. Большинство профессоров – его хорошие и даже близкие друзья, а Мейер – тот вообще близкий родственник, по жене. Там Языков будет окружен «своими», «нужными» людьми и окажется полностью под контролем. Конечно, переписку с Дельвигом ему никто не запретит – но что такое переписка на расстоянии? По большому счету, Языков будет изолирован внутри воейковского круга…
А Языкову идея нравится. Нравится она и его братьям. Александр Михайлович пишет Петру Михайловичу 23 июня 1822 года:
«Наконец Г. Кр. [одно из семейных прозвищ Николая Языкова того времени, которое исследователям до сих пор не удалось до конца расшифровать; это в равной степени может быть и Господин Крамольник и любое другое из предположений. – А.Б.] в следствие победы над собою решается ехать в Дерпт, не доучиваясь здесь нем. языку, и приготовиться там и потом вступить в Университет. Для этого мы переговорим с тамошними, знакомыми нам, студентами, потом снесемся с Дерптом и пр. для того, что ему нужно жить у немца, с которым бы он мог заниматься и говорить: вот весь фокус. Ты верно одобришь этот план; он согласен и с пользою Кр., и с рассудком, и заключает в себе некоторые принудительные побуждения к занятиям, коих здесь не было и быть не может. … Я заранее радуюсь тому, что наконец Кр. будет на дороге, достойной его дарований: nous le verrons un jour digne de lui
