Копьё царя Соломона (СИ) - Тегюль Мари

Ник и Аполлинарий переглянулись.

— Тут, — вдруг неожиданно торжественным голосом сказал Вачнадзе, — я опять должен отметить расторопность Гапаронэ. Он послал своего приятеля вниз, к Куре и тот буквально через несколько минут вернулся с большим сачком для ловли рыбы. Этим-то сачком поймали обезьянку и водворили в клетку для канарейки, которая была для этой цели реквизирована у хозяйки гостиницы.

Тем временем к гостинице подъехал доктор Зандукели и поднялся к месту совершенного преступления. Он тут же приступил к осмотру Первым делом он ощупал того, который лежал ничком на полу. Покачал головой и сказал: «Мертв». Осмотрев второго, он тут же достал из своего саквояжа бинты, медикаменты, какие-то препараты и молча принялся за раненого. Потом отрывисто бросил: «Немедленно пошлите за каретой скорой помощи и везите в Михайловскую». Я, было, запротестовал, но Зандукели отчего-то стал так зол, что бросил мне: «Или в больницу, или я не ручаюсь за его жизнь. Приведу в порядок и можете вести в тюремный лазарет». И спросил, в Тифлисе ли Кикодзе или Кефед-Ганзен. А вы как раз должны были в ночь выехать из Эривани. Ну, я сказал, что вы будете утром в Тифлисе. Зандукели потребовал двух полицейских для охраны раненого в Михайловской больнице. Так я и не понял, чем это Зандукели был разозлен, — недоуменно сказал Вачнадзе, разведя руками, и его пышные усы и бакенбарды как-то явственно тоскливо повисли.

Фаэтон, постукивая колесами, уже проехал мимо синагоги, шайтан-базара, где вовсю разворачивалась утренняя торговля, завернул к шиитской мечети и выехал на Метехский мост. Там, за Метехским мостом, на крутой скале, высился Метехский замок, служивший тюрьмой.

Это было удивительное место. Тут, где сужалось русло реки, и Кура, зажатая в теснинах между высокими берегами, в непогоду ревя и бьясь о скалы, делала резкий поворот, высоко на скале была заложена во времена раннего христианства церковь, освященная во имя Божьей матери Одигитрии. Тут же находились могилы христианских мучеников, святой Шушаники и под скалой святого Або, персиянина, принявшего христианство. Во времена мусульманского владычества здесь был пороховой склад. Потом крепость была перестроена турками, а затем разобрана, и из ее камня уже во времена генерала Ермолова выстроен нынешний замок с зубчатой средневековой стеной. За такими зубцами во время обороны замков прятались лучники и арбалетчики.

Вот туда, с видимой натугой поднимаясь вверх по булыжной мостовой, катил фаэтон, и направлялись князь Вачнадзе и сыщики.

— Сегодня с утра раненого перевезли в тюремный лазарет. Доктор Зандукели не отходит от него и требует, что вы приехали как можно скорее, — ворчливо сказал Вачнадзе, — Труп второго в морге Михайловской больнице. Отчего-то Зандукели потребовал, чтобы там дежурили два полицейских до вашего приезда. Странный этот доктор. Позволяет себе всеми командовать. Правда и то, что он весьма профессионален и очень уважаем в обществе.

Было очевидно, что князь Вачнадзе пребывает в растерянности. Но тут фаэтон остановился у тюремных ворот, где у полосатой будки прогуливался взад и вперед полицейский. Увидев в фаэтоне Вачнадзе с уже гордо торчавшими усами, он тут же вытянулся во фрунт, отдал честь, а затем побежал отворять ворота. Фаэтон въехал в тюремный двор, вымощенный старинными каменными плитами. Выйдя из фаэтона, Вачнадзе, выпятив грудь колесом, пошел вперед.

— Да, — сказал Аполлинарий, задумчиво глядя себе под ноги, пока они пересекали тюремный двор, — чего только не видели эти камни. Небось, с пятого века тут лежат.

— И что еще предстоит им увидеть, — философски заметил Ник. — Интересно, что вот мы сейчас увидим.

Проходя по полутемному тюремному коридору они вдруг услышали странный грохот. Похоже было, что что-то обрушивается, то ли стена, то ли начинается бунт. Но сопровождавший их маленького роста надзиратель, время от времени снимавший свою фуражку, чтобы вытереть клетчатым носовым платком обширную плешь, с огромной связкой ключей от камер на поясе, был олимпийски спокоен.

— Что это? — бросил грозно Вачнадзе надзирателю, не поворачивая головы.

— А это, ваше сиятельство, заключенные… они по утрам, извините, насекомых выгоняют.

— Как это? — изумился Вачнадзе.

— Да так вот, у них плетеные корзинки-сундучки, в них им передачу приносят, а по ночам они их под голову кладут. Вот вошки и клопики в плетенки и набиваются за ночь. А по утрам они их об пол бросают, обитатели, то бишь клопики и вошки разбегаются, а они их ногами топчут. Да вы не беспокойтесь, у нас это давненько.

Несмотря на ситуацию, Ник и Аполлинарий не могли сдержать улыбки.

Но вот из очередного коридора пахнуло карболкой и они догадались, что здесь расположен тюремный лазарет. Палату лазарета они определили сразу, увидев скучающих полицейских у дверей.

— А какая надобность, чтобы и в тюрьме полицейские дежурили? — нахмурил брови Вачнадзе.

— Доктор Зандукели велел! — ответил быстрой скороговоркой надзиратель.

— Ах, раз доктор Зандукели, ну тогда да, конечно, конечно, — немного нервно сказал Вачнадзе.

Ник и Аполлинарий переглянулись.

Вачнадзе осторожно постучал в дверь. Дверь рывком открылась и на пороге появился взъерошенный Зандукели, буквально «грозно сверкая очами». Но Вачнадзе успел раньше:

— Вот господа Кикодзе и Кефед-Ганзен, как вы велели, доктор!

И втолкнув в палату Ника и Аполлинария, Вачнадзе прикрыл дверь с другой стороны.

— Ох, слава богу, — воскликнул Зандукели. И деловито предложил. — Садитесь на табуреты.

— А где раненый? — спросил Ник, оглядываясь по сторонам.

— Тут, за ширмой, он спит под действием снотворного. — быстро ответил Зандукели. — Господа, мне надо сообщить вам нечто крайне важное. — сказал он, понизив голос до шепота. — Князь Вачнадзе, наверное, рассказал вам, как все произошло. Когда я приехал на место происшествия, там толпился народ, правда, в коридоре. Они просто умирали от любопытства, вытягивали шеи, вставали на цыпочки, чтобы рассмотреть, что произошло. Народ-то у нас любопытный. Когда я стал рассматривать первого раненого и просунул руку ему под живот, чтобы перевернуть на спину, то почувствовал, что под ним лежит что-то металлическое. После того, что вы мне рассказали о мцхетском покушении, я сразу сообразил, что надо сделать так, чтобы никто не видел, что это. Приподняв этого человека, я заглянул и, представьте себе, я увидел точь-в-точь такой же кинжал, какой был в Мцхета. Тогда мне его предъявили, чтобы я мог оценить, могло ли покушение таким кинжалом быть смертельным, вы же помните.

Ник и Аполлинарий, внимательно слушавшие, закивали головами.

— Так вот, я утаил свою находку от полиции, спрятав ее в саквояж, чтобы затем передать кинжал вам. Он у меня с собой. Но, еще и другое, когда я немного приподнял труп, и заглянул снизу на его грудь, то, как вы думаете, господа, что я увидел? Да, представьте себе, такая же татуировка, какая была у Винкельмана! Потом, когда труп перевезли в прозекторскую Михайловской больницы, я смог разглядеть ее поближе!

— Красная? — воскликнул Аполлинарий.

— Нет, черная! Такая же, как на том погибшем из Мцхеты! А теперь зайдем за ширму.

Зандукели осторожно отодвинул одну из створок ширмы. Ник и Аполлинарий зашли за нее, Зандукели приоткрыл серое тюремное одеяло и они увидели лежавшего с запрокинутой головой, с запекшимся ртом человека, на груди которого с левой стороны был вытатуирован черный треугольник.

Зандукели, прижав палец к губам, вывел их за ширму.

— Он очень плох. Я осмотрел его внимательно. У него аневризма легкого. И можно ждать разрыва легкого в самом ближайшем будущем, с минуты на минуту. Он обречен. Я дал ему успокоительное, психотропное, и он в состоянии опьянения. Адекватно не воспринимает действительность.

— А нельзя ли с ним побеседовать? — осторожно спросил Ник.

— Попробуйте, хуже не будет, — пожал плечами Зандукели. — Тогда я сделаю ему сейчас укол и него будет просветление, эдак минут на десять.