Твой выход, детка! (СИ) - Перова Вера

Я удивленно смотрю на него.

— Что ты так смотришь? Я знаю, что все твои дела вел он. В дополнение к своим архитектурным.

— Ничего подобного, с чего ты это взял? И вообще, я уверена, что у меня все получится.

— Глупости. Здесь нужна мужская хватка, тебя же, с твоей безалаберностью и эмоциональной неустойчивостью враз облапошат.

— Интересно, и что же ты предлагаешь?

— Мы с мамой решили, что магазин надо продавать. И этим займусь я, — он мягко бьет ладонью по столу, проявляя не свойственную ему твердость и давая понять, что вопрос решен и дальше обсуждать нечего.

— А тебе искать работу, — командным голосом вставляет мать.

— Это мой магазин и мне решать, продавать его или нет, — медленно, но твердо проговариваю я, смотрю на мать, и мне совсем не нравится этот злорадный блеск в ее глазах. Что они задумали? Никогда раньше их не интересовало: как я живу, и чем я на это зарабатываю.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍- Нет, дорогая моя, ошибаешься! Магазин, чтобы уйти от налогов, твой муж, царство ему небесное, оформил на отца, — победоносно чеканит мать.

Повисает немая пауза, и мои родители дружно принимаются за еду. На их взгляд наша встреча в принципе подошла к концу. Они донесли до меня, что хотели, а мое мнение никому из них совершенно не интересно. Я же сижу совершенно сбитая с толку и лихорадочно пытаюсь вспомнить нашу поездку к нотариусу, через полгода после смерти Пашки, когда я вступала в наследство. Что было написано в документе? Какой перечень имущества? Я пытаюсь восстановить картинку, но в памяти возникают только резкий голос матери и ярко оранжевые волосы секретарши в приемной. Подавив в себе панику, я придаю голосу твердость и спокойно продолжаю разговор:

— Я проясню этот вопрос. Хотя думаю, что вы не правы.

— С кем ты собираешься прояснять этот вопрос? — мать со звоном кидает вилку с ножом на тарелку, рискуя разбить ее.

Я молчу.

— Не веришь нам с отцом?! Ты в семье — не забывай. У нас нет секретов.

Я смеюсь:

— Между нами вагон секретов.

Она и бровью не ведет на мое замечание.

— Опять с этим Романом?! У него, между прочим, половина фирмы…

— И что?

— А то, что он спит и видит, как получить вторую часть. Ты думаешь что, он от большой любви к тебе не вылезал из твоего дома весь этот год. Разыгрывал искреннего друга… Да он ситуацию контролировал… Поди и бутылки тебе таскал… А что? Ему очень выгодно, чтобы ты спилась! Давал бы тебе копейки на содержание, а сам бы все один загребал…

— Мама, что ты несешь! Замолчи!

— Не смей меня затыкать! — кричит она, — и имей в виду, Елена, магазин ты так просто не получишь.

Я смотрю в ее серые, ледяные глаза и понимаю, что передо мной сейчас сидит не мать, а дикий хищник, почуявший добычу. Сглатываю ком слез, предательски перехвативший горло и задаю вопрос, ответ на который мне уже ясен:

— Что ты имеешь в виду?

— А то, что если ты хочешь, чтобы магазин был твой — тебе его придется купить у нас, — она делает большой глоток вина и, как ни в чем не бывало, умиротворенным голосом продолжает, — давайте закончим этот разговор и спокойно поужинаем. Не так уж часто мы собираемся вместе за одним столом.

Я сижу прибитая к стулу услышанным, пытаясь взять себя в руки и не расплакаться. Наши отношения всегда были не теплыми, но чтобы вот так…Это уже слишком!

Пора было уходить. Но я не сделала главного, ради чего пришла. Поднимаю голову, выпрямляю спину и весело говорю:

— У меня для вас новость. Я беременна.

Они, как по команде, перестают жевать и устремляют на меня глаза. Мать хватает отца за руку.

— Повтори, — просит она, прижимая другую руку к груди.

— Что именно? — я продолжаю веселиться.

— Все.

— Я беременна.

— Боже всемогущий, — шумно выдыхает мать. — Ты не успокоишься, пока нас не прикончишь.

Она лезет в большую модную сумку, которая лежит рядом с ней на подоконнике, и шарит в ней, пока не находит пузырек с успокоительным. Затем глотает серую пилюлю и запивает ее вином.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Я знала, что эта поездка не кончится добром. Я знала! Какой стыд! Без мужа. Нагуляла… — она делает мученическое лицо и слабым голосом обращается к отцу, — как мы людям в глаза смотреть будем?!

Вот теперь можно уходить. Я встала и направилась к входной двери. В старые времена после такой встречи я бы расстроилась, проплакала весь вечер, а потом провалилась в очередную депрессию. На этот раз мне было весело. Знаете, иногда кто-то скажет тебе всего несколько слов, но так, что это заставляет взглянуть на себя другими глазами. После сегодняшнего разговора я, вдруг, ощутила себя абсолютно уверенным и свободным человеком.

Вечером позвонил Яковлев.

— Как все прошло?

Я пожала плечами:

— Обычный день в психушке. Но есть повод увидеться.

— И на сколько все плохо?

— По десятибалльной шкале?

— Ага.

— Пятьдесят.

— Похоже, дела и в самом деле не ахти.

— Ты даже не представляешь на сколько.

— Ну, так расскажи.

— Обязательно. Но завтра.

***

Следующие четыре недели, злая на своих родителей и отчаянно тоскующая по Вадиму, я изо всех сил старалась побольше работать и поменьше думать, перенеся все свое внимание и силы на ремонт в магазине. Сняла еще денег с банковского счета и проводила все дни за шпаклевкой, покраской, уборкой и спорами до хрипоты с рабочими. Как это всегда бывает, планировали все сделать за три-четыре дня, а на самом деле ремонт растянулся на две недели. То привезли не тот колор краски, то — отключили электричество, то… и так до бесконечности.

… Утром я захожу в магазин и вижу, как на высоченной стремянке, где-то под потолком стоит мой Светик и замазывает белой краской трещину на лепнине. На ней рабочий комбинезон с чужого плеча, волосы собраны в хвостик на затылке, на голове — бейсболка, козырьком назад. Внизу стоит рабочий и придерживает стремянку.

— Это еще что за дела? — опешив, возмущаюсь я.

— Ой, не волнуйтесь, пожалуйста, просто у него голова кружится, — поясняет она.

И вот что скажешь? Выкручивались, как могли. Каждый день я вставала в восемь утра, принимала душ, одевалась, завтракала и на целый день ныряла в заботы. А вечером, еле держась на ногах от усталости, доползала до дома, заглатывала какой-нибудь бутерброд или просто жевала яблоко — у меня не было даже сил приготовить себе ужин. Потом в темноте я ложилась на пол в спальне — спина громко хрустит, когда я вытягиваюсь — и, не думая ни о чем, смотрела на двигающиеся тени на потолке. А на завтра — все с начала. И так текло время. Дни были настолько похожи один на другой, что я не замечала, как они пролетали. На календаре зима сменилась весной, но погода оставалась прежней — промозглый сырой ветер, дождь, иногда переходящий в снег.

Подошло время очередного посещения гинеколога. С утра опять зарядил дождь, мне тоскливо и я решаюсь попросить Ромку о помощи, тем более, что мы не виделись почти неделю и мне нужно сообщить ему то, что скрывать уже становится невозможным. Он свободен и с радостью соглашается отвезти меня «куда-то». Оказавшись в машине, я кладу голову ему на плечо. Он знает, что это верный признак, что мне нужно ему что-то сказать или, что у меня проблемы.

— И о чем ты хочешь поговорить?

Без всякой подготовки я выпалила:

— Я беременна.

От этой новости его глаза округляются. Он напряженно смотрит на меня и выговаривает непослушными губами:

— Здорово, Лен. Поздравляю.

Я киваю.

— Спасибо.

Он молчит, и я чувствую, что его мускулы под курткой напрягаются, словно пружины, а дышать он, похоже, совсем перестал. Мы сидим так несколько минут.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Ты понял, о чем я?

— Не уверен. Давай по порядку. Как ты забеременела?

Я улыбаюсь и смотрю на него, как на дурочка.

— Нет, я не об этом. Откуда ты узнала?

Один вопрос глупее другого.