Ловец душ - Аарон Дембски-Боуден

Шлем Ксарла, напротив, был самым новым — от модели Марк VII, добытой в недавнем бою с Темными Ангелами. Воин приказал одному из немногих оставшихся оружейников переделать шлем, и теперь поверх забрала появился нарисованный вручную череп демона. Ксарл демонстрировал трофеи с гордостью и знанием дела: его доспехи были обмотаны цепями с черепами людей и ксеносов, а свитки с описаниями прошлых деяний обвивали наплечники.

Узас носил зловещий шлем модели Марк III с грубо разрисованным наличником. На темно-синем фоне четко выделялся кровавый отпечаток распластанной пятерни — Узас сделал его сам, обмакнув руку в кровь и прижав к лицевой пластине шлема.

Талосу принадлежал шлем модели Марк V, усеянный заклепками и недавно искусно отреставрированный Септимусом. На нем изображен был череп цвета побелевшей от времени кости, а посреди лба чернела нострамская руна. Когда Септимус чинил шлем в одной из мастерских «Завета», Эвридика спросила, что обозначает символ.

— Это вроде «облаченных во тьму», — ответил он, обновляя рисунок благоговейно и в то же время с привычной легкостью. — Не переводится точно на низкий готик.

— Мне уже надоело это слышать.

— Но это правда. Нострамо был миром большой политики и сложно организованной преступности, проникшей во все слои общества. Тамошний язык произошел от высокого готика, но в устах безверных, бездоверчивых и безмирных людей за много поколений изменился почти до неузнаваемости.

— Нет таких слов — «бездоверчивый» и «безмирный».

Эвридика невольно улыбнулась, продолжая наблюдать за работой оружейника. Она начала привыкать к его неловким ошибкам при попытках говорить на всеобщем.

— Суть в том, — сказал Септимус, обводя желтовато-белой краской левую глазную линзу, — что по меркам готика нострамский очень возвышенный и поэтичный язык.

— Бандитам нравится мнить себя светочами культуры, — бросила девушка с презрительной гримасой.

К ее удивлению, Септимус кивнул:

— Судя по тому, что я знаю о нострамской истории, да. Я тоже пришел к такому заключению. Язык стал очень… не знаю, как сказать.

— Цветистым?

Он пожал плечами:

— Что-то вроде того.

— Так что же означает этот символ?

— Это комбинация трех букв, которые, в свою очередь, соответствуют трем словам. Чем сложнее символ, тем большее число концепций и букв он включает.

— Зря я спросила.

— Ладно, — сказал он, все еще не отрывая глаз от работы. — Если перевести дословно, это означает: «Обрывающий жизни и собирающий сущности».

— И как это будет по-нострамски?

Септимус произнес три слова, и Эвридике понравилось их звучание. Плавное, изысканное и странно леденящее кровь. Нострамский, решила она, похож на шепот убийцы, склонившегося над постелью и приникшего к уху спящей жертвы.

— А можно короче? — попросила девушка, чувствуя, как при звуках голоса, выговаривающего слова мертвого языка, по коже бегут мурашки. — Дословно или нет, не важно, — что это значит?

— Это значит «Ловец Душ», — ответил Септимус, поднимая шлем и изучая свою работу.

— Остальные Повелители Ночи называют твоего хозяина так?

— Нет. Этим именем его нарек их отец-примарх, погибший мученической смертью. У его любимых сынов из Восьмого легиона были… титулы, или прозвища, вроде этого. Для остальных он был апотекарием Талосом из Первого Когтя или «пророком» десятой роты. Для Ночного Призрака, повелителя Восьмого легиона, он был Ловцом Душ.

— Почему? — спросила она.

И Септимус рассказал ей.

«Громовой ястреб» в облаке пара опустился на посадочную площадку. Когти-опоры лязгнули, принимая на себя вес катера. Из-под рубки, взревев гидравликой, высунулся трап. Едва он грянулся о палубу, Повелители Ночи высадились, держа оружие наготове.

Талос с активированным Аурумом и взведенной Анафемой шагал впереди. Первый Коготь шел следом, держа болтеры на изготовку. А за ними, под рев сервосуставов и грохот тяжелых ботинок, двигались облаченные в терминаторскую броню Малек и Гарадон.

За несколько секунд до того, как «Опаленный» совершил посадку, Септимус получил приказ оставаться на корабле. И хотя приказ не касался Эвридики — которую Повелители Ночи до сих пор по большей части игнорировали, — девушка осталась с Септимусом.

— Септимус, — сказал Талос, — если кто-то приблизится к «Громовому ястребу», дай один предупреждающий выстрел, а затем открывай огонь.

Раб кивнул. «Опаленный» мог похвастаться внушительным вооружением: штурмовые болтеры были установлены на крыльях и по бокам катера. Орудия обслуживали сервиторы, лишенные конечностей и подключенные непосредственно к артиллерийским консолям. Болтерами можно было управлять и с главной консоли рубки, что оказалось очень кстати, учитывая сильный недобор сервиторов в десятой роте. Расчеты имелись лишь у половины орудий «Опаленного». Несколько «Ястребов» на борту «Завета» остались вообще без сервиторов.

Астартес продвигались быстро, но осторожно. Палуба посадочной площадки была пуста. Над ней нависло звездное небо, по которому пробегали редкие бесцветные облака. На северной оконечности обожженной корабельными выхлопами платформы виднелась небольшая постройка с двойными дверями, ведущими внутрь башни.

— Похоже на лифт, — кивнул Ксарл на приземистое сооружение.

— Похоже на ловушку, — проворчал Узас.

Как по команде, двойные двери с механическим гудением разъехались в стороны. За ними обнаружилась освещенная кабина лифта и четыре застывшие в ней фигуры.

— Я был прав, — заметил Ксарл.

— Может, и я тоже, — упрямо буркнул Узас.

— Тишина! — рявкнул Талос в вокс, и Малек из Чернецов эхом повторил его приказ.

Талос хотел одернуть чемпиона, но формально у него самого было не больше прав командовать Первым Когтем, чем у Малека. К тому же Малек превосходил его рангом.

Темные фигуры выступили из просторной кабины и шагнули на площадку. Их неуклюжая, тяжелая поступь напоминала походку закованных в терминаторскую броню Чернецов.

Первый Коготь синхронно вскинул болтеры. Каждый боец выбрал одну из четырех целей. Малек и Гарадон подняли оружие ближнего боя, прикрывая отряд с флангов.

— Юстерианцы, — предупредил Малек.

Остальным было знакомо это слово. Элитное отделение терминаторов первой роты Сынов Хоруса.

— Возможно, уже нет, — ответил Талос, не опуская болтера. — Нам неизвестно, сохранили ли они это имя. Времена меняются.

Четверка красноглазых, закованных в черную броню терминаторов приблизилась, держа Повелителей Ночи на прицеле. Двуствольные болтеры с латунными дулами и наручная, искусно изукрашенная автопушка с двумя стволами, каждый с копье длиной, — все это неприветливо уставилось на гостей. Терминаторы Повелителей Ночи носили поверх доспехов темные плащи. Из-за горбатых спин воинов Черного легиона торчали шипастые пики для трофеев. В качестве экспонатов на них были нанизаны целые коллекции шлемов Астартес из разных имперских орденов. Талос узнал цвета Багровых Кулаков, Гвардии Ворона и нескольких орденов, с которыми прежде не встречался. Непостоянные имперские псы. Они плодились и множились, как паразиты.

— Кто из вас Талос?

Голос командира терминаторов, раздавшийся из динамиков шлема, звучал, как расстроенный вокс — сплошной треск и шипение.

Талос кивнул черному легионеру:

— Тот, чей меч нацелен на твое сердце, а болтер — на твою голову.

— Впечатляющий клинок, я скажу тебе, пророк, — прохрипел терминатор, указывая штурмовым болтером на нацеленный ему в грудь Аурум.

Талос взглянул, куда указывало золотое лезвие, и прочел надпись на доспехах воина. Полустершаяся гравировка гласила: «Фалькус».

— Пожалуйста, — передал Кирион по внутреннему каналу отряда, — не говорите мне, что этот стишок был попыткой сострить.

— Фалькус, — медленно произнес Талос. — Я Талос из Восьмого легиона. Со мной Первый Коготь десятой роты, а также чемпион Малек и Гарадон, Молот Вознесенного. Оба они из Чернецов.

— Вы набрали себе немало титулов, — сказал другой терминатор, тот, что держал длинноствольную автопушку.

Голос у него был ниже, чем у первого, а на голове красовался рогатый шлем, как у Гарадона.

— Мы прикончили немало людей, — ответил Ксарл.

Чтобы придать вес своим словам, он навел болтер поочередно на каждого из черных легионеров. Самая настоящая бравада: наглая, нервная, в чем-то даже ребяческая. Талоса раздосадовало то, что подобные театральные жесты были необходимы.

— Мы все здесь союзники, вставшие под знамена Магистра Войны, — сказал обладатель пушки. — Нет нужды проявлять такую враждебность.

— Тогда опустите оружие первыми, — предложил Ксарл.

— Как вежливые и радушные хозяева, которыми вы, без сомнения, являетесь, — добавил Кирион.