Альпийские каникулы - Марина Серова

– Мы уедем, правда? – Голос у Зигрид был тихий.

Дела творятся непонятные.

Как-то Клаус заметил, что я пришла в себя; он выглянул с кухни.

– Очнулась, сучка?

Одет он уже был в серые брюки и черную рубашку. Всю косметику с лица смыл.

Я не ответила, он, взяв меня за связанные за спиной руки, приподнял и посадил. Затылком я грохнулась об угол во время этой процедуры – в голове просветлело немного.

Клаус присел передо мною на корточки, весело посмотрел, поплевал себе на ладонь и пригладил мне волосы на голове:

– А то они у тебя дыбом встали. Да ты не бойся – поживешь еще.

Послышались осторожные шаги – из кухни вышла Зигрид. Постояв несколько мгновений, она опустилась на колени.

Я с интересом посмотрела на нее, но так как в затылке все еще было тяжко, а в шее слабо, то взгляд у меня получился исподлобья, как будто я чем-то обижена. Очевидно, Зигрид это так и расценила, потому что она осторожно, одними кончиками пальцев дотронулась мне до плеча и тихо сказала:

– Таня, извини меня, пожалуйста.

Я подняла брови и улыбнулась одними губами. Что получилось – не знаю, не видела, но задумывалось легкое недоумение.

– О чем ты, Зигрид, дорогая?

Зигрид покраснела, умеют же люди так искренне смущаться!

Клаус засмеялся, похлопав ее по плечу, опершись ладонями рук в колени, нажал ими – встал на ноги.

– Пойду пожую маленько, а вы тут, девочки, почирикайте.

Зевнув на ходу, ушел в кухню.

– Таня! Я виновата, но ты поймешь меня, ты же женщина. Я плохая, но мне сейчас и плохо, и хорошо, – с причитающими интонациями завела она речитатив.

Теперь я удивилась по-настоящему, ведь услышала я несколько не то, о чем думала. «Нужно думать о людях лучше, Таня, – пожурила я себя, – видишь, Зигрид о чем-то там переживает».

А Зигрид с затуманенным взглядом для себя, не для меня начала пересказывать повесть волшебной любви, которая огрела ее своим крылом вот уж недели три тому назад.

– …безысходность, потому что – рабство. Ты мне рассказала про эту ужасную Нину, я не обрадовалась даже, я ее почти пожалела. Мне ее жалко, да. Ты про Георга хочешь спросить, я знаю – хочешь…

Я вздохнула и набралась терпения.

– …совсем-совсем другое, и любила я его по-другому. Не так. Я все вижу. Жизнь заставила Клауса делать эти дела, жизнь у него повернулась такой стороной. Ты послушай – он мне рассказывал. У него в России была любовь. Понимаешь? А потом она изменила ему с его лучшим другом. Это очень жестоко. Вот он и ожесточился. Но, если посмотреть хорошо, он внутри совсем другой, он море любит, путешествия…

Я не выдержала и зевнула. Зигрид, не видевшая в это время ничего, кроме ярких картин из своих фантазий, поняла по-другому.

– Тебе больно? Я сейчас!

Она вскочила на ноги и прошла на кухню. Я прекрасно слышала весь разговор, нас же разделяли несколько шагов. Хороший Клаус наотрез отказался развязать мне руки и очень резко заявил Зигрид, чтобы она больше и не заикалась об этом.

– Ты посиди там еще пару часиков, не больше. Если нужно будет в сортир, например, сходить, скажи – провожу! И вообще!

Затопав, Клаус вышел из кухни. В руке бутерброд с холодным мясом.

– Ты тут не прибедняйся! Я хорошо помню, как ты машешься, волчица! – Он ткнул меня ногой в бок. Нагнулся, поднял свободной рукой мне голову за подбородок:

– Притихла? Попалась бы ты мне хотя бы месяц назад – раскрошил бы. Поняла, за что? За тот удар на берегу. Я дотемна провалялся без сознания, чуть не умер. А потом?

Он снова присел передо мною на корточки.

– Я потом жил, как не человек, не мужик… Меня, сука, ни одно лекарство не брало.

Он ладонью смазал меня по лицу.

– Через раз только получалось, да и то, – он состроил рожу и потряс головой, – не сравнить с тем, что было. Спасибо вот Зигрид сумела расшевелить…

Клаус откусил кусок бутерброда и начал жевать, но говорить не перестал:

– Вы же, бабы, не понимаете ни хрена. Вот то, что ты мне так по яйцам врезала, это все равно, что тебе…

Он замолчал и продолжал жевать, но, судя по бегающему взгляду, мысль работала.

– Все равно, что тебе…

– Клитор откусить, – подсказала я.

Клаус поперхнулся, закашлялся, вскочил на ноги.

– Убью!

Выбежала Зигрид и засуетилась вокруг него.

– Пусти, дура! – орал Клаус, изо рта у него вылетали жеваные куски.

Зигрид удалось его слегка успокоить.

– Все равно я тебя убью. Но не сразу. Ты меня еще повеселишь!

Клаус дрожащими руками выбил сигарету из пачки, добытой из кармана. Что-то в его поведении навело меня на мысль…

– Ты на игле сидишь? – спросила я, видя, что буря пролетела.

– Много знать хочешь? На том свете тебе это не понадобится.

Он уже почти успокоился, такие перепады настроения – шутка очень опасная, но меня слишком уж подмывало.

– А Эву ты макнул, потому что она тебя с Зигрид застала?

Клаус внимательно посмотрел на меня и наконец ухмыльнулся.

– Все расследуешь? Одной ногой уже в ямке топчешься, а все туда же.

Выскочила Зигрид:

– Она права стала предъявлять! Как будто он ей принадлежит!

Прижалась к Клаусу:

– Мой! Только мой.

Тот ее оттолкнул.

– Ну ладно. Говорят, приговоренному можно заказывать одно желание. Почему же ты думаешь, что это я? А другой никто не может, что ли?

Я села поудобнее: похоже, пока бить не будут.

– Это же ты был в спальне у Эвы, когда мы с Зигрид пришли к ней. Верно?

Клаус посмотрел на Зигрид, Зигрид – на Клауса. Он кашлянул и еще раз посмотрел на нее:

– Ты уверена?

– Конечно. Я видела, что там был включен телевизор. При ее-то хозяйственности. А то, что мы будем в шале, знала только она, потому что сама звонила.

– Да, скупа была старушка и оборзела… Под конец почему-то думала, что на ней весь белый свет клином сошелся. Загулял я с Зигрид и повез ее в эту халабуду, и только настроились на любовь – черт принес эту ведьму. Не иначе. Стала орать, что вложит и прочий бред. Как будто мы деньги не поделили поровну.

– За титул, что ли?

Я уже забыла про неудобства, но, видно, давненько не сидела на жестком полу. Спина заныла, очевидно, не отошла еще окончательно после той эпопеи в шале.

Клаус почесал кончик носа, махнул рукой:

– Хотя бы да! Племянничек ее попил кофейку с порошочком, и у него животик заболел. Вообще, моя работа редкая, требует особых способностей. Стрелять каждый дурак может, а вот сделать так, чтобы все выглядело естественно! С этим старым козлом тоже чисто получилось, хоть ты и помешала. Он думал, что девочка ему сейчас минет делать будет! А девочка его за ножки вперед – дерг! Он головенкой об асфальт – бряк. Со всего роста-то! Прием испытанный, я старого мужа Эвы так послал в лучший мир, а то она бояться начала, что он с ней разведется.

Я поджала ноги, пододвинув колени к груди. Взгляд у Клауса опустился, и он замолчал.

– Значит, старого козлика Берляйн-Хохвица, как его, – Карла-Алоиза, ты тоже убил? А я и не знала!

– Теперь знать будешь. Когда твои часики оттикают, я и тебе что-нибудь оригинальное придумаю. Ты же баба любопытная, ты и в печку СВЧ можешь голову засунуть от большого ума-то. А печка возьми да сработай. Или еще что-нибудь такое же, невзначай.

Я начала медленно вставать, опираясь сзади о стену. Клаус подался назад и захохотал.

– Начались спектакли!

Подбежала Зигрид:

– Клаус, пошли, пошли отдохнем.

– Сейчас, подожди, каракатица эта встанет наконец. Ты в сортир, что ли? А если не пущу?!

Ему стало совсем весело. Зигрид уже заволновалась всерьез, бросая на меня недовольные взгляды, – будто я нарочно здесь представление устраиваю, вставая в коротенькой юбке с пола без помощи рук.

– Ну ладно, сейчас я первый схожу, а ты – после. Я поухаживаю за тобой.

Клаус развернулся и застыл. Сзади него, шагах в пяти в глубине холла, стоял Тео с пистолетом в руках. Я пнула Клауса сзади в подколенную ямку, он рухнул на пол. Зигрид с криком бросилась его поднимать.

Тео сказал ей что-то резкое по-немецки, она и застыла. Я обошла эту скульптурную группу слева и пошла к Тео.

– Ты кто? – тихо спросил Клаус, и его рука метнулась в карман.

Тео выстрелил. Пуля впилась в пол не слишком близко от Клауса, того проняло. Он застыл в позиции низкого старта, Зигрид, полуобняв его за шею, – рядом.

Я подошла к Тео и встала к нему спиной; не опуская пистолет, он ножом несколькими резкими движениями перерезал веревки, стягивающие мне запястье.

Вдруг он снова выстрелил, я даже вздрогнула – для самой это было неожиданностью. Клаус, теперь уже оставив попытки дергаться, только пялился ненавидящим взглядом на нас обоих.

Я освободила руки, потерла их, приложила ладонь к затылку – таблетку нужно принять, а то чем больше в лес, тем больше будет болеть.