Альпийские каникулы - Марина Серова

Быстро возвратилась назад.

Тео у двери не оказалось. Распахнутая полностью дверь открывала вид на всю квартиру сразу.

Может, кому и нравятся сюрпризы – мне нет.

Я еще раз огляделась. Перехватила пистолет удобнее: оперлась кистью правой руки, держащей рукоятку, в ладонь левой руки и резкими зигзагами заскочила в квартиру.

В коридоре и холле не было никого. На кухне послышалось шевеление. Влетев туда двумя прыжками, я чуть не сплюнула от досады: Тео, присев на корточки у холодильника, доставал оттуда банки.

– Ты как вошел? – спросила я.

Он встал, прижимая к груди французские равиоли. Ногой закрыл дверцу холодильника.

– Набрал код и вошел – ты же в прошлый раз не закрывалась, я видел и запомнил. Эти равиоли – жалкое подобие наших пельменей, – перешел он на другую тему, – но, когда жрать хочется…

Я, не дослушав его, вышла и заглянула в спальню. Квартира до нашего прихода была пуста, но в ней явно кто-то побывал и даже не позаботился о том, чтобы скрыть следы. Это могла быть Зигрид, при условии, что ей удалось вырваться от Клауса, тогда сейчас она может находиться только в полиции и давать показания, потому что следов паники в квартире не видно. А если Клаус жив, то она не паниковать никак не может. Значит, чувствует себя под защитой. Или это может быть сам Клаус, что более вероятно. Ему-то опасаться точно нечего – Зигрид живет одна, гости у нее очень редки, кроме меня, такой уставшей и немытой.

Я встала перед зеркалом. Милый морковный цвет волос и длинные височки требовали огромных колец в уши и зеленого цвета глаз. Сделаем.

Вернулась в коридор, заперла входную дверь. Тео, напевая что-то знакомое, уже раскладывал вилки на столе.

– Планы будут такие… – начала я.

– Жрать! – резко ответил он.

Я присела за стол.

– Устроим засаду. Если до завтрашнего утра сюда никто не сунется, то я пойду в самое логово.

Тео раскладывал еду и кивал.

– Это опасно, Тео, кивать не надо. Придется все делать по очереди, чтобы нас не застали врасплох. Если не хочешь меня оставлять, то придется подчиниться этим правилам.

Он сунул мне вилку в руку, пододвинул тарелку, посмотрел как на дурочку.

– Все я понял. Все. – Тео подцепил равиоли, сунул в рот и начал жевать. – В туалет – по очереди, в ванную – по очереди. Слушай, а спать тоже по очереди? Ночью вряд ли сюда полезут: слишком уж по-хозяйски тут они себя вели – те же равиоли, занавески. Или ты просто боишься со мною спать? В прошлый раз вроде не пугалась.

Я посмотрела на него долгим взглядом, пытаясь сосредоточиться, потом хмыкнула и рассмеялась:

– Глупости говоришь. Я заметила, что энуреза у тебя нет, а больше ничем ты меня напугать не сможешь.

Гостей бог не послал. Поэтому удалось и отдохнуть, и подготовиться к другим подвигам. Вечером, посадив Тео за телефон, я сумела вычислить номер герра Найдлина, живущего в Аллахе – приятном пригороде Мюнхена.

Позвонила ему сама в приличное время – около десяти вечера – и договорилась о встрече на завтра в десять.

Макс Иванович очень любезно согласился принять привет от любимого племянника Жорика Цеперухо и поговорить о моих затруднениях.

Утром я со вкусом сделала зарядку, пока Тео хозяйничал, затем с особым художественным рвением сотворила макияж.

Тео стал проситься со мною – но как, скажите, пожалуйста, я смогу объяснить наличие у себя такого хорошего знакомого, который меня везде сопровождает? Я же в Мюнхене в первый раз.

– Скажешь, что я русский и приехал вместе с тобою! Брат!

– Жорик знает, что у меня братьев нет, а с ним наверняка уже созвонились.

– Жених!

– Еще чего!

Тео присел на колени рядом со мною, жалобно заглянул в глаза.

– Студент-практикант, – тихо протянул он, сложив ладошки, как буддист.

В эти ладошки я сунула ему косметичку, встала и пошла на кухню:

– Студент! Что у нас на завтрак? Опять равиоли?

– Яичница с салатом из свеклы. Полезно для здоровья.

После завтрака мы договорились о том, что к Найдлину я иду одна, а потом Тео будет прикрывать меня на расстоянии, заодно и посмотрит, нет ли слежки.

Прослушав по радио новости, в том числе одну особенно жуткую – о нападении исламских террористов на молодую пару, отдыхающую на природе, мы вышли из квартиры, тщательно заметя свои следы.

Гадальные кости, брошенные на дорожку, дружески посоветовали не ловить ворон ртом: 8+18+27 – «Существует опасность обмануться в своих ожиданиях».

Пока я еще могла предполагать, что Макс Иванович окажется честным предпринимателем, никак не связанным ни с мафией, ни с «Нахтфогелем».

Однако, пока мы ехали в Аллах на такси, я заглянула все-таки в пару мест – в одном из них с помощью контактных линз я сменила цвет глаз, в другом приобрела вот такенные подвесы на уши!

Самым сложным оказалось сменить походку и не вертеть быстро головой, а то мои украшения начинали раскачиваться в разных направлениях и в противофазе. Очень странное ощущение. Кажется, что голова остается на месте, а все, что ниже ее, начинает кружиться. Головокружение наоборот.

Остановив такси за два квартала до дома Найдлина, мы вышли, и я дала своему студенту-практиканту последние указания. Он приземлился в кафе, а я отправилась дальше пешком.

Макс Иванович жил в двухэтажном белом доме с красной черепичной крышей. Гараж на два автомобиля располагался слева.

Дом стоял метров за тридцать в глубь от высокого решетчатого забора. В общем, он был почти таким же, как и все остальные на этой улице. За исключением нескольких мелочей. Мелочь первая: у калитки с той стороны маялся от скуки детина с детским лицом и плечами Шварценеггера.

– Хай! – произнесла я, подходя ближе.

Парень сфокусировал на мне бесцветные глаза и промолчал. Он старательно жевал резинку, и это ну никак не могло отвлечь его на беседу.

Такого фокуса я не ожидала. Мне почему-то казалось, что после ответа на мое приветствие я сразу же определю земляка и попрошу передать о моем прибытии хозяину. А если этот охранник – немец?

Тут подбежала мелочь под вторым номером. Точнее, их подбежали две – две мерзкие суки-доберманши. Выкатив темные глазищи, они застыли на месте, расставив тонкие, несоразмерно широким туловищам, лапы.

Охранник продолжал смотреть на меня без всякого выражения и механически жевать.

Я откашлялась и неожиданно произнесла:

– Их вилль герр Найдлин. Майне наме ист Татьяна Иванова.

Охранник медленно кивнул, посмотрел на собак и рявкнул:

– Зитц!

Суки сели и открыли рты, вывалив языки.

«Все-таки немец», – подумала я.

Невозмутимое жвачное открыло мне калитку и сказало:

– Проходи, если Иванова.

Я вздохнула: все-таки – русский, вот я и обманулась в своих ожиданиях.

С этими костями всегда так: сначала они предупредят, потом лоханешься и только после этого уже понимаешь, о чем, собственно, речь.

Я прошла за калитку, она за мной закрылась. Собачки повели носами в мою сторону, и пасти у них стали слюнявыми.

– Вон дверь, видишь? Туда иди, – медленно сказал мне охранник и зевнул.

Майн Гот! Неужели старею? Мужики смотрят на меня и зевают!

В нелирическом расположении духа по мощеной дорожке я прошла к дому.

Застекленная дверь подалась сразу, и я вошла через небольшую прихожую в зал с потолком, идущим до стропил крыши.

В центре зала из стены выступал высокий камин со всеми атрибутами: часами, щипцами, решеткой и мраморной плитой на полу. Слева и справа от него к стенам жались кожаные диванчики. В углу – телевизор на тумбе. В центре зеркальный стол со стеклянной столешницей. Вокруг него – стулья.

Я остановилась при входе в зал, ожидая продолжения. Со второго этажа по лестнице, идущей через стену напротив камина, спустился мужчина лет пятидесяти. Очень среднего роста, местами плешивый, с крючковатым носом.

Темно-синий костюм и перстень с бриллиантом на мизинце.

– Здравствуйте, вы ко мне? – улыбаясь, спросил Найдлин голосом, не выражающим никаких эмоций.

Я счастливо улыбнулась и нежно ответила:

– Здравствуйте, если вы господин Найдлин, то я к вам. Меня зовут Таня Иванова. – И я протянула руку.

Мгновение помедлив, Макс Иванович пожал ее.

Мы присели к столу. Горничная – высокая блондинка в очень короткой юбке – принесла кофе и печенье.

Макс Иванович разговаривал со мной, почти не поднимая глаз. Он выглядел слишком солидно, чтобы я заподозрила его в желании внимательно рассмотреть мои колени сквозь толстое стекло, лежащее на лакированных столбах. Хотя мог бы посадить меня и рядом с собой, а не так – почти напротив.

Я рассказала о жизни в России, в Тарасове, в частности, о Жорике Цеперухо – его племяннике и моем хорошем приятеле, и о том, как Жорик просто потряс меня тем, что стал графом – как его? – Цуппельман, что ли? Не помню.