Стихотворения и поэмы - Ованес Туманян

ПЕСНЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Рассвета лучом Чатиндаг[42] озарен.И, как с водопоя верблюды, на склонГуськом из ущелья идут облака.В долине блестит и дымится река…Что ж полно смятенья селенье в горах?На кровлях толпится встревоженный люд,И юноши, ружья сжимая в руках,Толпою ко входу в ущелье бегут.

К толпе возбужденных событием людейСедой, величавый старик подошелИ, пыхнув прокуренной трубкой своей,Сказал, указавши рукою на дол:«Я прошлую ночь — этак в полночь — не спалИ, глаз не смыкая, в постели лежал…Всего я лишился на старости лет, —И сна и здоровья бывалого нет…Да… помню: был темный полуночный час,Вдруг пес забрехал за стеною у нас.„Эй, кто там? Уймись ты!“ — я крикнул ему.Гляжу — пес, как бешеный, кинулся в тьму!..„Эх, времечко! — тут про себя я сказал. —Чем прежде я был, и чем нынче я стал?Бывало, один возле выгона спишь,Чуть шорох — и вскочишь, и в оба глядишь…“Так вот, говорю, не сомкнул еще глаз;А помню — был горький, полуночный час…Две тени мелькнули, пустились бегомОт пса и пропали во мраке ночном…Туда побежали».                         Толпа удальцовВ ущелье сошла и двоих беглецовНедавние там отыскала следы,Терявшиеся на песке у воды.

Шло время. Толпа деревенских парнейВсе горы обрыскала за́ сорок дней,Но только Саро-пастуха не нашла,Укравшего дерзко Ануш из села.И парни ни с чем воротились домой.Про удаль Саро говоря меж собой:«Эх, вот у кого нам пример надо брать!Друзья, вот как надо невест умыкать!..»Но, жаждою мести снедаемый, братБеглянки Ануш не вернулся назад.Дал клятву Моси беглецов проследить,Убить их на месте и гнев утолить.В горах он скитался…                                  Но вот как-то разСо жницами-женщинами в поздний час,В изодранном платье, понурясь, тайкомБеглянка вернулась в родительский дом.

«Эй, слышь, Вардишах[43], коль любишь меня,Раскинь-ка на счастье горсть ячменя!Исчахнуть бы мне, ослепнуть бы мне!Послушай, что мне приснилось во сне:…Ущельем иду, где воды шумят,И овцы Саро в ущелье стоят,Язык обрели — и песню поют,Согласно поют, чудесно поют.Раскинь свой ячмень! Порадуй сестру!Ой, плох этот сон… Ох, он не к добру…О боже, врата свои нам открой;Ты нас сотворил, мы — прах пред тобой!..Безгласные овцы в ущелье глухомТак пели, сестрица, как мы не споем;Бедняги Саро убогая матьС платочком пошла пред ними                                              плясать…» —«Услышь, Манишак[44], к несчастью твой сон.Гляди на ячмень — как падает он:Вот — зло, вот — добро… А это — гляди:Саро… он стоит на черном пути.Господь, молодца Саро пощади!В дом старой нани беду не пусти!..»

И бродит Саро по горам родным.Как загнанный зверь, из оврага в овраг.И рок впереди, и пуля за ним.Луга ему — ад, и друг ему — враг.

Когда ж на горах закат догоритИ вечер дарит отрадную тьму, —Его баяти[45] печально звучитИ горы-друзья внимают ему:

                   «Ночные горы — эгей!                   Вас мое горе темней.                   Ой, горы, вам я кричу,                   Одни вы вторите мне.

                   С надеждой к вам я бежал,                   Я так от мира устал!                   О горы, скройте меня                   В глухих расселинах скал!

                   Как к дому друга, иду                   К скалистым кручам во льду.                   Умру, избавлюсь от мук,                   Ночлег спокойный найду.

                   Умру… но как же она?                   Ах, эта мысль мне страшна.                   Пусть я избавлюсь от мук, —                   Она как будет одна?»

ПЕСНЬ ПЯТАЯ

Рыдает Ануш, пав на землю лицом.Соседки безмолвно столпились кругом;Не знают они, что ей, бедной, сказать,И чем обнадежить, и как утешать…Покамест бог миловал: бешеный братИз дальних полей не вернулся назад…Но с пеной у рта жестокий отецПлюется, клянет несчастную дочь:«Пусть горе тебе принесет твой венец!Уйди ты, распутница, с глаз моих прочь!Подальше от дома свой стыд уноси,Уйди! Не позорь ты отца своего!Ты знала — его ненавидит Моси,Ты знала — что мы невзлюбили его!Так как же решилась ты с ним убежать?Нет! Лучше б тебе в могиле лежать!..»На крик старика всё селенье сошлось.И слышно: «Утихни!.. Умерь свою злость!»И сельский священник приплелся на крик —Осанистый белобородый старик.«Прочь, прочь уходите! — он людям сказал. —Уйдите, чтоб сам я всю правду узнал!Ануш всё мне скажет сама. И тогдаУвидите, что поправима беда.Не плачь, успокойся, утихни, мой свет!Скажи мне, ты любишь его или нет?Сама захотела ты с ним убежать?.Сама? Ну, так должен я вас обвенчать,—И всё тут!.                   Эй! кто там так громко кричит?..Да что там?.. Пускай кто-нибудь поглядит!..Убил?.. Кто?.. Моси?.. Не хватало беды…Ануш, эй, Ануш!.. поскорее — воды!..»

Как бурный поток, что, свиреп и могуч.Внезапно бы на́ землю хлынул из туч.Как яростный вихрь, распахнувший крыла,Помчалась толпа парней из села.Спешат, уж не спрашивая ни о чем,Гонимые горем, как черным смерчом.Влетели в ущелье. И мнится — у ногШипит и клубится кровавый поток…И вмиг — никого не осталось в селе.Теснясь, в нетерпеньи стоят на скалеИ, с трепетом вслушиваясь в каждый звук.Глядят напряженно. Но скалы вокругБезмолвны. Лишь пену бушующих водБессонный Дэв-Бед по дну бездны несет.

И вот показался убийца из мглыУщелья. Шаги неверны, тяжелы.Идет… Все черты его искажены,Глаза выраженьем ужасным полны.И — страшный, медлительный — к двери своейПрошел он, не глядя на лица людей;Повесил на столб волосатой рукойРужье свое, схожее с черной змеей.Застыла толпа. Каждый — как онемелОт страха… Никто и дохнуть не посмел,Молчат. Вдруг завыла старуха одна.Лицо раздирает и вопит она:«Арай!»[46] Это сын ее, сын… он убит.Она, обезумев от горя, бежит.И, страшен и нечеловечески дик,В пустынном ущелье звучит ее крик.

И с воплем «арай» исступленной толпойВсе женщины кинулись узкой тропойВ ущелье, за матерью вслед. И вдалиЕе возле мертвого сына нашли.И плач их надгробный так скорбно звучал,Что душу, казалось, живым разрывал.И юноши с горестной думой в глазахУселись понуро на ближних камнях.А женщины плакали — сгиб удалец…Жалели покинутых сирых овец,Бедняжку Ануш помянули потомБездушным проклятьем.                                       Скорбели о том.Что вот, мол, все юноши в горы пойдут,Саро одного лишь с собой не возьмут.Что некому будет собак накормить,Что с кровли начнут они, бедные, выть,Что палица с грозной щетиной гвоздейПокроется сажей на полке своей.Что длинный кинжал, украшенье стены,Заржавеет, вдвинутый праздно в ножны.Привыкшая к воздуху горных высот,Нани в этот год на яйлаг не взойдет;Одна будет дома несчастная матьСидеть, горевать, о былом вспоминать…

И каждое слово, что слышала матьО сыне, ей сердце могло б растерзать.И мать мертвеца начинает молитьХоть слово сказать, хоть глаза приоткрыть:«Что, солнышко, ты закатилось во тьму?Зачем не глядишь ты? Молчишь почему?Сын милый! Ты что изменил мне? Взгляни —Ты отнял могилу у старой нани!»Но бледные веки навек заперты.Застыли уста, и не дрогнут черты.Не слышит убитый земных голосов…Недвижно белеет полоска зубов.

…И небо-врага проклинает она,Отчаянья и исступленья полна.И бога поносит, и волосы рвет,И снова рыдает, и снова зовет:«Ты солнцем за тучи упал, Саро-джан!Ты с ветви цветущей упал, Саро-джан!Тьма солнце убила мое, Саро-джан!..И ночь наступила моя, Саро-джан!..»…И ночь наступила. И пала роса.И плачущих стихли вдали голоса.Лишь старый Дэв-Бед, в гриве пенных седин.

Горюет и плачет в ущелье один.                   С грозной песней                   Мчится в бездне,                   И — горя полн —                   Бьет пеной волн                   О стены скал.                   За валом вал                   Разбивает                   И рыдает…

Друзья с сокрушенной душойМогилу копать пришли.Над рекой, под скалой большойОни его погребли.Заблагоухал ивы цвет,Всплыл над долиной туман.И голосом шумным Дэв-БедВеличавый спел шаракан[47].И друзья — грустны и туманны —Воротились каждый в свой дом,Оставя внизу безымянныйЧерный холм в ущелье глухом.

ПЕСНЬ ШЕСТАЯ