В понедельник рабби сбежал - Гарри Кемельман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кац наклонил голову в знак согласия.
— Ты попал в точку.
Маркевич допил свой бокал и просто сиял, в восхищении от собственной проницательности.
— Запомни мои слова, Кац, он не вернется. Я скажу тебе еще кое-что: если он не вернется, а рабби Дойч останется, В.С. Маркевич не будет страдать от бессоницы.
— Ну и как? — спросила Мириам.
Рабби ответил не сразу. Он нахмурил брови, словно подбирая слова для ответа.
— Понимаешь, это забавно, — сказал он наконец, — стоит прожить здесь какое-то время — не обязательно долго, — и начинаешь чувствовать себя жителем страны, по крайней мере, по отношению к туристам. Тебе неловко за них, тебя возмущает их неспособность понять хоть что-то из того, что они видят, обижает их снисходительность, сравнения с Америкой — неважно, произнесли они их или нет; тебя возмущает, что из-за сделанных пожертвований они считают эту страну своей собственностью…
— Ты действительно говоришь, как местный житель.
— Думаю, да. Возможно, я начинаю думать и чувствовать, как они.
Она поднялась, подошла к столу и стала передвигать лежащие там книги, вазу с цветами, пепельницы. Стоя спиной к нему, она сказала:
— У меня такое впечатление, Дэвид, что ты намекаешь, что хотел бы остаться здесь.
— Думаю, что мог бы, — сказал он спокойно. — По крайней мере, на некоторое время. Ты против?
— Не знаю. Это как сказать. А что ты будешь делать — я имею в виду, как ты собираешься зарабатывать на жизнь? Здесь ты не можешь быть раввином.
— Я знаю.
Она повернулась к нему.
— Дэвид, ты устал быть рабби? Ты собираешься бросить это занятие?
Он рассмеялся.
— Это забавно: раввин приезжает в Святую Землю и теряет религиозность. Конечно, еще до поступления в семинарию я знал, что не смогу быть таким раввином, каким был мой дедушка в маленьком штетле в России, когда жил там, да даже в ортодоксальной общине, когда только приехал в Америку. Он был судьей, с помощью Талмуда решал проблемы конгрегации и общины. В Америке такое было невозможно. Но я думал, что мог бы быть таким раввином, как мой отец, главой общины, который направляет конгрегацию в русло фундаментального иудаизма и не дает ей отклониться в окружающее романтическое христианство, закрепляя в сознании и традиционные ритуалы, и молитвы, которые нужно произносить в определенное время. Они не созвучны современному миру, их достоинство в том, что они сохраняют наше отличие от соседей и поэтому обладают связующей силой. Но с первого дня приезда в Израиль я стал понимать, что это были ритуалы Изгнания, галута. Сильнее всего я ощутил дух шабата в наш первый день здесь, когда я не пошел в синагогу, и потом в том нерелигиозном кибуце. Они всю неделю работали, а в шабат надели чистую одежду, праздновали и отдыхали, набираясь сил. Я почему-то почувствовал, что так и должно быть. Мне показалось, что здесь, в своей собственной стране, наши ритуалы стали своего рода мумбо джумбо, фетишем — нужным в диаспоре, но бессмысленным здесь. Я увидел это в удивленных глазах сынишки Ицикала в кибуце, когда он наблюдал, как я молился в талесе и тфилин. Наложить определенным образом черный кожаный ремешок на руку и на лоб, завернуться в особую ткань с бахромой, чтобы произносить слова, написанные для меня сотни лет назад, — это было нужно в Америке, чтобы напомнить мне, что я еврей. Но здесь, в Израиле, нет никакой нужды напоминать мне об этом. Моя работа в Барнардс-Кроссинге — не что иное, как выполнение религиозных фокусов-покусов: свадьбы, похороны, чтение соответствующих молитв. Именно это нужно сегодня от меня Маркевичу и Кацу.
И он заходил по комнате, засунув руки в карманы.
— Но они не типичны для конгрегации.
— Да, я согласен, они крайний случай, но их отношение не слишком отличается от отношения большинства конгрегации.
— Дэвид, ты принял решение? Ты определенно решил, что хочешь уйти из раввината?
— Нет… я не знаю, — несчастным голосом произнес он, уныло глядя на пол. — Но…
— Но ты хотел бы знать, как отнесусь к этому я? Так вот, я вышла за тебя замуж до того, как ты стал раввином, и если бы ты вылетел из семинарии, я бы не просила о разводе. Но ты все-таки должен зарабатывать на жизнь. А как?
— Ну-ну, я всегда смогу найти работу. — Он поднял глаза, и его голос опять стал бодрым. — Или вступим в кибуц… Я мог бы преподавать, писать что-нибудь для газеты. У меня достаточно хороший иврит. Конечно, придется кое к чему приспособиться, привыкнуть к более скромной жизни. Вместо работы волонтером в больнице тебе придется найти оплачиваемую работу…
— Это меня не беспокоит. Я могла бы даже делать то же, что и теперь. Другие сотрудники отдела работают за плату. Но я смогу начать работать только через некоторое время.
— Почему?
— Сегодня в больнице я ненадолго отпросилась и пошла сама показаться врачу. — Она помедлила. — У меня будет ребенок, Дэвид.
Глава XXIII
Перед обедом в клубе художников они встретились, как обычно, в холле гостиницы, и первыми словами Роя были: «У меня завтра экзамен, так что я должен сразу уйти». Он всегда сообщал что-нибудь подобное — что он устал и собирался лечь пораньше, что завтра рано начинаются занятия или на этот вечер назначено еще одно свидание — всегда был какой-нибудь повод уйти сразу после обеда. Всякий раз Дэн был разочарован и даже немного обижен, но тщательно следил за тем, чтобы никак не проявить свои чувства. Он понимал, как важно, чтобы Рой считал себя полностью свободным, и ни за что не хотел оказаться в роли деспотичного отца. «Чтобы мы стали друзьями, — говорил он себе, — он должен хотеть видеть меня так же, как я хочу видеть его».
Он пробовал расспросить Роя о занятиях, но практически безуспешно.
— Такие же лекции, как в Штатах. Если найдется один интересный профессор, считай, что тебе повезло. Время, правда, проходит немного быстрее. Большинство из них просто излагают основы.
Он попробовал рассказать ему о своей работе, о записанных на пленку интервью, о профессиональных приемах. Большого интереса это не вызвало.
Пробовал спрашивать о друзьях Роя и даже предложил пригласить кого-нибудь пообедать с ними.
— Понимаешь, все очень заняты.
— Я не прошу специально готовиться. Просто позвони мне.
— Ладно, я учту.
Решив, что Рой, возможно, расценивает этот интерес как вмешательство в его дела, излишнее любопытство, он решил сегодня вечером говорить на нейтральные темы и отдать инициативу в разговоре сыну. По дороге они молчали, и только уже в ресторане Рой, наконец, сказал:
— А знаешь, тут неплохо.
Дэн согласился, что и место, и обслуживание, и качество еды здесь очень хороши для Иерусалима.
После обсуждения меню они ели в основном молча. Только когда принесли десерт и кофе, Рой решился.
— Я звонил тебе вчера вечером, мне сказали, что ты уехал в Тель-Авив.
«Уж не обижается ли он на меня за эту поездку?» — подумал Дэн.
— Да, я уезжал на пару дней. Боб Чисхолм устраивал небольшую вечеринку. Он там руководит представительством агентства АП. — Рой не проявил никакого интереса, но Дэн продолжал, чтобы заполнить паузу. — Я сел в маршрутку и, как только приехал, позвонил в «Шератон» узнать, не найдется ли номер на ночь. Мест, конечно, не было — как всегда, но я поймал Фила Бэйлена, администратора, и он пообещал что-нибудь устроить. Так что мне удалось остаться.
— М-гм.
— Тот еще город, — продолжал Дэн. — Никогда не знаешь, с кем вдруг встретишься. Ночью после вечеринки я добрался до гостиницы, и кого вижу? Альфреда Норткота. Он из Би-Би-Си, пару лет назад в Лондоне я жил в его берлоге, пока он был в Испании.
— Ага.
— Я даже не удивился. Представляешь, за время, что прошло между регистрацией и лифтом, я встретил трех знакомых. Только кончил регистрироваться, как меня заметил полковник Жиранд, с которым я познакомился в Париже лет шесть-семь лет назад, мы несколько минут поболтали. Пока мы говорили, к нам присоединился Боб Чисхолм — тот, что устраивал вечеринку. Тут слышу, кто-то меня зовет: «Ми-и-истер Стедман». Поворачиваюсь, а это Ольга Рипеску. Я вспомнил ее, как только увидел, и вспомнил, как зовут. Несколько лет назад я делал передачу о румынском балете. В основном, конечно, о прима-балерине, балетмейстере и менеджере, но кое с кем из молодых артистов, только что принятых в труппу, тоже разговаривал — эта девочка была среди них. Она осталась в труппе, и теперь уже сама прима-балерина. Узнала меня, хотя прошло столько времени.
— Фантастика!
Дэн не знал, как отнестись к этому комментарию, поэтому притворился, что не заметил.
— В американском посольстве на следующей неделе будет вечеринка, — продолжал он. — Я туда приглашен. Я мог бы добыть приглашение для тебя, если хочешь. Там обычно бывает полно хорошеньких девочек из всяких дипломатических и правительственных учреждений.