Мургаш - Добри Джуров

немецкие «туристы», которых нацисты отправляли сюда на случай, если болгарское правительство попытается не подчиниться их приказам. В наших правящих кругах было немало англофилов, довольно обширными были деловые связи крупной буржуазии с Англией и Францией. Однако верх взяли германофилы. Заявление ТАСС о том, что Советский Союз не одобряет политики болгарского правительства, не было опубликовано в нашей печати, но передавалось из уст в уста.

Однажды публика, пришедшая на премьеру в Народный театр, с удивлением обнаружила на креслах листовки против вступления Болгарии в союз с гитлеровской Германией. Обнаружила их и полиция. Зал был на некоторое время закрыт, и представление началось с опозданием на час. Этот факт стал известен всей Софии. Тысяча двести зрителей стали невольными распространителями взглядов коммунистов на решение царского правительства Болгарии о присоединении к фашистскому Тройственному союзу.

В то время газеты много писали о судьбе Югославии. Присоединится ли она к Тройственному союзу? Нажим Германии был таким сильным, что югославское правительство капитулировало. Но в тот момент, когда в Берлине уже праздновали победу, в Белграде произошел переворот. Народ понял, что нельзя отдавать страну гитлеровцам. Улицы города заполнили манифестанты. Среди ораторов на стихийно возникавших митингах были и представители Коммунистической партии. В те напряженные часы новое югославское правительство заключило пакт о ненападении с Советским Союзом. Но этому правительству не хватило смелости заключить с Советским Союзом договор о взаимопомощи и таким образом обеспечить Югославии надежную защиту перед лицом нацистской опасности. Однако и того, что было сделано, оказалось достаточно, чтобы народные массы поняли: Советский Союз — решительный противник гитлеровской агрессии.

Несколько часов спустя немецкие войска вторглись в Югославию. Пламя войны охватило Балканский полуостров.

В те месяцы нашими главными задачами оставались работа по увеличению рядов партии и неустанная борьба за улучшение экономического положения трудящихся.

В конце февраля группа женщин примерно из ста человек, мужья которых были мобилизованы, направилась к реформистскому профсоюзному центру, чтобы потребовать помощи. Среди этой группы было несколько наших товарищей. Был там и я.

Но профсоюзные деятели выслали на «переговоры» с женщинами нескольких полицейских. Началась потасовка. В результате меня арестовали и доставили во второй полицейский участок. Правда, продержали меня там только два-три часа и после нескольких зуботычин отпустили.

Я поспешил домой, зная, что жена, недавно вышедшая из родильного дома, сильно волнуется.

Лена ждала меня около дома. Когда ей сообщили, что меня арестовали, она передала на хранение куму Тони все компрометирующие меня материалы. А вместе с ними и письма, которые я присылал ей из армии. Я успокоил жену, и мы вместе пошли к Тони.

— Когда тебя выпустили? — встревоженно спросил кум, когда мы подошли к его дому.

— Да вот только что.

— Ну и как?

— Да ничего. Подержали немного и отпустили. Кофием, сам понимаешь, не потчевали.

— Ну, входите же, кофием нас Невена угостит.

— Спасибо, в другой раз как-нибудь. Мы пришли за материалами.

— Поздно спохватились.

— Как поздно?

— Очень просто! Все в печке.

— И письма? — спросила Лена.

— И письма тоже. Конспирация прежде всего!

Лена повздыхала, и вскоре мы ушли. По дороге домой друг друга убедили, что Тони прав. Зачем нам хранить письма, когда мы оба живы и здоровы и не собираемся разлучаться.

13 апреля ко мне явился нарочный из военного округа и вручил повестку, в которой рядовому Добри Маринову Добреву предписывалось явиться 17 апреля в Сливницу для прохождения службы. Далее приводились выдержки из законов, в которых объяснялось, на сколько лет тюремного заключения я буду осужден, если не явлюсь вовремя.

В то время я был членом райкома комсомола. Одновременно со мной такие же повестки получили Желязко Колев, секретарь райкома, и Георгий Ковачки, член райкома. Таким образом, из состава комитета выбыла почти половина его членов. Надо было подумать о замене. С Желязко все было просто. Его всегда замещала Райнета Георгиева. Оставалось найти преемников мне и Георгию. Посоветовались и решили, что я оставлю вместо себя свою жену. Желязкова Недка также станет членом комитета. Так на смену нам пришли наши жены. Никто нас не упрекал в семейственности.

— Знаешь, а это ведь даже удобно, — пустился философствовать Георги. — Представь себе, а вдруг провал? Все вместе будем и в полиции, и в тюрьме. И не будешь, валяясь на нарах, беспокоиться, а как там твоя жена?..

На следующий день я встретился с Пешо Майной, который отвечал в районном комитете партии за работу комсомола. Сказал ему о назначении Лены моим преемником. Тот посмотрел на меня с явным недовольством.

— Опередил меня, братец. Я думал оставить ее вместо себя, когда меня мобилизуют. Ну что ж, ты — законный супруг, и у тебя явное преимущество передо мной.

17 апреля я выехал поездом в Сливницу.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Не знаю, как двадцать пять лет сохранялась у меня эта маленькая записная книжка. Обложка ее совсем истрепалась, бумага выцвела, но записи все еще можно прочесть.

Вот летопись моей военной службы. Воспроизвожу ее частью по записной книжке, частью по памяти.

18 апреля 1941 года. Снова надел военную форму.

19 апреля. В товарных вагонах едем к югу. Наверное, опять на турецкую границу.

20 апреля. Станция Раковская. Наш вагон получил подарок — одну пачку сигарет. На каждого вышло по полсигареты.

В Хасково приехали после обеда. Если бы шли пешком, то добрались бы скорее. По случаю пасхи нам всем дали по крашеному яйцу. Сразу после выгрузки из вагонов отправились пешим порядком в село Конуш.

28 апреля. Сегодня нам дали по четырнадцать сигарет из народных пожертвований для мобилизованных. Газета «Последняя почта» вчера писала, что каждый запасник получил из этих пожертвований минимум по три посылки.

Я всегда считал, что газеты пишут правду. Мы действительно получили по три посылки: полсигареты на станции Раковская, крашеное яйцо в Хасково и теперь опять сигареты.

1 мая. Получил два письма от Лены. Настроение хорошее. Нам выдали по сорок патронов.

5 мая. В шесть часов утра из Конуша в товарных вагонах отправились в Момчилград, а оттуда пешим строем в Маказу. Дорога туда — через горы. Воды нет. Идти очень тяжело. После продолжительного марша остановились на отдых у реки Сутлийка севернее села Чорбаджийско. Выкупались и почувствовали себя лучше.

В четыре часа пополудни снова тронулись в путь. Дорога шла по склонам Родопских вершин. Фляжки вскоре опустели — на обед давали пересоленную фасоль.

К вечеру пришли в Маказу. На ужин — рис и вода. Смертельно устали. Все завалились спать не раздеваясь.

6 мая. Юрьев день. Мы его