Журнал «Вокруг Света» №04 за 1980 год - Вокруг Света

Хоть и бледна была вдова купца, а характер свой соблюла и велела кликнуть дочь. Та приходит, ни 6 чем не ведая. Семен сперва поднес ей красивый северный камушек.

— Вот тебе, Иринушка, подарок заветный от твоего отца.

Та на камушек полюбовалась и спрашивает:

— А где ж мой любимый батюшка? Отчего он не приехал? Не захворал ли в дороге?

Тут мать обняла ее и заплакала:

— Нету в живых твоего батюшки. Лежит он в холодной северной земле, далеко от наших мест.

Пока они плакали-ревели, Семен весь штоф выпил, поклонился, надел свою соболью шапку, шубу бобровую — и за дверь.

Приехал на гранильную фабрику и сыскал там старшего мастера. Посмотрел тот на лунный камень, повертел его в руках, хмыкнул:

— Грань дать этому камню никак нельзя. Округлость тоже — плитчатый он. Кроме пластинок, ничего не получится. А жалко. Камень интересный. Загадочный даже.

— Так ведь никто и не пробовал из него изделий вытачивать, — вставил слово Семен.

Мастер на него цыкнул:

— Ты, борода, только в рыбе разбираешься. Про камень молчи! У меня вон на фабрике всяких самоцветных камней — со всего света. Мне ли не знать? Однако и твоему камню найдется место. Будем делать шахматные столики.

— Столики? — обиделся Семен. — Ну уж не ради этого я в болотах чуть душу богу не отдал.

— А ты не шуми попусту. Столики-то не простые будут, а самоцветные. И не для кого-нибудь, а для матушки императрицы. Знаешь ли ты, что императрица страсть как любит в шахматы играть? Коли сам умеешь — можешь у нее фавору поискать.

— Нет уж, — сказал Семен, — от императоров да царей никогда не знаешь, чего ждать. А у меня забот полон рот. Дел невпроворот. Я ведь теперь вроде как опекун Иринушки по воле безвременно усопшего отца, и вдова просит в его дела вникать.

— Так, значит, помер Елизар Маркович? — ахнул мастер.

— Убили его. Перед смертью сказывал, что будто это дело рук купеческих слуг. А хозяин их вроде бы с Колы.

— Это я слыхивал от Елизара Марковича, — сказал мастер. — Сказывал он, что один из приказчиков купца, который с ним соперничал, покушался его убить еще год назад, У того приказчика бородавка на левой щеке. А прозвище у него — Лошадиная Морда.

— Точно, — сказал Семен. — Видел я его в архангельских краях и уже изобличил было, да сбежал он от меня. Однако я не остановлюсь, пока не отомщу.

— Ты мне не забудь этого камня хоть бы один мешок доставить, — сказал на прощанье мастер.

Лето пришло. Поехал Семен на север. Первым делом решил с Лошадиной Мордой счеты свести. Говорят — уехал тот на дальнюю тоню треску удить.

Семен парус на карбасе вздыхнул и туда же. Проехал верст пятнадцать, встречают его два карбаса. В одном— Лошадиная Морда. Вышла у них драка преужасная. Ударили Семена веслом по голове, связали, в рот тряпку затолкали и сунули в мешок.

Привезли в Сороку. Под избой купеческой был теплый подпол. Туда Семена и спустили. И тут сам купец по фамилии Черноголовый со свечой в руке сошел к нему.

— Кое-что слыхано про тебя, добрый молодец, — сказал купец. — Удалой ты. Но со мной тебе не совладать. Коли жить хочешь, сказывай, в каком месте ты интересный камень нашел.

— Я сыскал, я и владеть им буду, — отрезал Семен.

— А ежели мучить тебя начну?

— Ну, замучишь, так и подавно ничего не узнаешь.

— А мучить тебя буду бескровно. Стану кормить черным хлебом и соленой селедкой. А воды давать не буду.

Так и сделал. В скором времени не вытерпел Семен, сдался. Согласился показать дорогу к Синей Пале.

Весь день они плыли на карбасе. К вечеру заволновалось море, заплескали волны, белопенными шапками принакрылись.

— Правь к берегу! — крикнул Лошадиная Морда.

А ветер пал нехороший, от берега карбас отгоняет. Лошадиная Морда велел Семену руки развязать и дать ему весла.

Семен взял весло, да как шарахнет Лошадиной Морде по шее — тот в воду пал. И двух других Семен тоже в воду кинул. Визжат они, как щенята, за борт хватаются. А плавать не борзы. Семен взял топор, положил около себя и говорит:

— В карбас чтоб никто не влезал. За борт держитесь — леший с вами. Кто выдержит до берега — тот живи. Кто утонет — не пожалею. Ведь ежели бы я указал вам путь до Синей Палы, вы бы меня все равно потом порешили.

Когда дно у них под ногами ощутилось, велел Семен им отцепиться и идти на все четыре стороны. Да еще пожалел их — кинул им торбу с сухарями. И собаку, которая в лодке была, тоже выпустил.

Сходил он к Синей Пале. Наломал заплечный мешок лунного камня. Идет назад, покряхтывает. Вдруг слышит — где-то неподалеку собака воет. Мешок, с плеч сбросил, подошел. А собака воет на краю топкого места, и поверху лежит войлочная шапка, в которой Лошадиная Морда ходил. Понял Семен, что пошли они по его следам, да след-то потеряли среди мокрых мест и угодили прямо в топь.

Вернулся Семен в Питер, и стал мастер делать шахматный столик для самой императрицы. А Черноголовый, услышав о таком обороте дела и зная, что с Семеном шутки плохи, собрал все свои капиталы и сбежал на своей шхуне в Англию.

Время бежит, сделали шахматный столик для императрицы и поднесли ей в дар. Весьма удивил ее лунный камень, и стала она выспрашивать, откуда он взялся. Мастер и рассказал ей про Семена...

Все бы хорошо у Семена, в почете он и в богатстве, да приемная дочка его огорчает. Какого жениха ни приведет ей, все один ответ: «Не люб мне». А Семену надобен хороший товарищ и компаньон. И решился тогда Семен спросить ее: «А кто же люб тебе?»

Вернулся как-то Семен домой, призвал Иринушку и спрашивает:

— Кто же тебе люб? Ответь-ка мне, кто же сей счастливец?

Та голову потупила и ничего не сказала.

Тут Семен догадался, руками развел и рот разинул. А что дальше было, сам догадайся. Не всякий сказ до конца сказывается.

— Вот она — Синяя Пала, — торжественно сказал Нифантьич.

Я осмотрелся. Слева и справа возвышались две небольшие скалистые вараки. Сизовато-серая трещиноватая поверхность их была кое-где прикрыта седыми пластами ягеля. То тут, то там лепились на камне редкие сосенки, устремляя к синему, без единого облачка, небу кривые длиннохвойные ветви.

Между вараками лежала плоская каменная лощина с наплывами красноватой глины. Повсюду валы битого камня. Это были старинные отвалы. Слепящими искорками просверкивала в них слюда, льдисто-прозрачный кварц блистал своими изломами. Здесь же можно было найти куски дымчатого кварца и голубоватого шпата. Где-то здесь прятался и лунный камень...

Буйным разливом цвел лиловый иван-чай. Старые камнезнатцы говорили мне, что до тех пор, пока не зацветет иван-чай, нельзя было ходить на розыски новых месторождений цветного камня.

В самом центре лощины находилась круглая впадина, чуть пониже — овальный провал выработанной жилы, и на дне этого провала — маленькое прозрачное озерцо. К нему вниз вела узкая деревянная лесенка с перилами по одной стороне.

— Вот отсюда и брали в старину самолучший лунный камень, — басовито откашлявшись, сказал дед.

— Небось весь и выбрали, — усмехнулся я.

— Едва ли, — возразил он. — Конечно, немало камня взяли, но много и осталось. Я так слышал. Но мы, прежде чем осматривать тутошние жилы, спустимся-ка вниз, к воде.

— Разве тут и раньше вода была?

— Да нет. Просто когда в камень зароешься, вода, бывает, откуда-то из трещин выступает. Вот и тут — залило ямку, и на дне много недовыбранного лунного камня осталось.

Мы осторожно спустились вниз по скрипучей лесенке и оказались на маленьком каменистом пятачке.

Я поднял голову и едва не вскрикнул. Прямо передо мной поднималась стена полевого шпата, ярко-белого и чистого, с великим множеством неровных искристых изломов. Солнце с неистовой силой хлестало своими лучами в эту белую стену, и в камне ответно зажигались тысячи ярко-голубых бликов. И на воде ответно дрожали и искрились голубые сполохи лунного камня...

Болото, прилегающее к Синей Пале, было сплошь покрыто мягкими кисточками белоснежной пушицы. Она напоминала снег, и как-то странно было видеть эту чистую белизну по соседству с зелеными и желтыми красками лета. И мне подумалось, что беломорит как бы впитал в себя палитру северных просторов: в его блеске и морская даль, отражающая синь неба, и белизна зимних снегов, и нежные, шелковистые разливы болотной пушицы.