Слово Оберона - Марина Дяченко

— Зачем? Чтобы тебя придавить?

— Чтобы разбить мне руки, — сказал он серьёзно. — Видишь, что они сделали?

Я только сейчас поняла, почему руки у Максимилиана такие огромные и уродливые. Это были не руки! Это были глиняные болванки, «варежки», колодки, не позволявшие некроманту шевелить пальцами!

Согнувшись и переступая по прутьям, как белка в колесе, я качнула клетку по направлению к Максимилиану. Клетка с грохотом перекатилась. Я ударилась коленками и чуть не кувыркнулась через голову.

— Быстрее ногами перебирай.

— Помолчал бы ты, а?

Я попробовала ещё раз. Клетка загрохотала по каменному полу. Управлять ею было почти невозможно — в какой-то момент я была уверена, что раздавлю некроманта в лепёшку.

— Поворачивай!

Клетка грохнулась о стену. Максимилиан тихо вякнул. Глиняная болванка на его левой руке треснула и осыпалась комьями.

Отступив назад, я заставила клетку откатиться. Максимилиан выдернул тонкое запястье из железного кольца, затряс рукой, шипя и подвывая:

— Ты мне чуть кости не переломала!

— А как я могла иначе?

— Ну погоди…

С видимым усилием он щёлкнул пальцами. Глина на его правой руке взорвалась, обломки застучали по прутьям клетки. Секунда — и обе руки Максимилиана были на свободе. Косясь на дверь за моей спиной, он принялся растирать ладони и массировать запястья.

— Ты можешь меня выпустить? — спросила я дрожащим шёпотом. Он покосился, но ничего не сказал.

— Скорее, Макс! Мы тут шумели — они могут прийти в любую минуту!

— Пусть приходят, — Максимилиан недобро ухмыльнулся. — Теперь я с ними посчитаюсь за всё… Где мои деньги? Где мои семечки правды?

— У людоеда, — я опустила плечи. — Макс, освободи меня.

— Сейчас.

Он склонился над железной скобой, приковывавшей его к стене, и зашевелил пальцами, словно разминая кусочки пластилина. Скоба отскочила.

Максимилиан с трудом поднялся — видно, ноги у него тоже здорово затекли.

— Ты знаешь, как отсюда выйти? — спросила я жадно.

— Сейчас, — невпопад ответил мальчишка. Повёл плечами. Плотнее запахнул свою чёрную куртку. Пошатываясь, в обход клетки двинулся к двери.

— Макс! Выпусти меня скорее!

Он обернулся:

— А надо?

Я задохнулась от такого коварства. Я его спасала! Я его уже дважды спасла!

— Ты что, скотина? — спросила я беспомощно. — Негодяй последний, да?

— Я некромант. Где ты слышала, чтобы некроманты были хорошие?

Он прижался к двери, будто собираясь слиться с ней, и на моих глазах просочился, как ленточка дыма, в какую-то щель.

Глава 16

Узники

Когда тебя предают — ужасно. Но нарваться на предательство два раза подряд — это просто свинство, невыносимое свинство!

Я сидела в опрокинутой клетке посреди тёмного зала, оковы, в которых прежде томился некромант, живописно валялись под стенкой вперемешку с комьями высохшей глины. Всякому, кто переступит порог, сразу же станет ясно: эта дура помогла мальчишке бежать, а он в награду оставил её палачам на растерзание.

Наверное, я бы пала духом. Зарыдала, заплакала, потеряла сознание и осталась валяться в клетке до прихода стражи. И я бы погибла, конечно, если бы поступок Максимилиана не разозлил меня до белого каления. Ладно Уйма, в нём я с самого начала сомневалась, но мальчишка-то мне дважды обязан жизнью!

Замок на клетке был огромный, новенький, жирный от смазки. Провозившись с ним минут десять, я ничего не добилась, зато выпачкала руки чуть ли не до локтей. А ведь Максимилиану стоило только щёлкнуть пальцем!

Будь у меня посох, я бы знала, что делать. Но посох достался врагу; о ключе от Печати я вообще старалась не думать. Дайте мне только выбраться из клетки — и мир переменится, всё образуется, всё станет на свои места!

Клетка тяжело качнулась. Её стальные прутья могли бы, наверное, выдержать падение телеграфного столба. Дверные петли толщиной с мою руку не оставляли надежды. Но как-то ведь надо выбираться! Хоть ужом, хоть ленточкой, как Максимилиан… Жаль, что Оберон не научил меня ни в кого превращаться!

Я снова раскачала клетку и покатила её на стену. Бабах! Искры от камня, искры из моих глаз. Вместо одной шишки на лбу сделалось сразу три, от боли на глаза навернулись слёзы, а клетке хоть бы что!

Я не стала плакать. Я принялась ощупывать отдельно каждый прут. Этот держится намертво, и этот, и этот…

И вдруг железная палка под моими руками подалась!

От удара ли о стену, или от ржавчины, или ещё от чего-то, но один прут в клетке был чуть изогнут и вращался вокруг своей оси. Если бы повернуть его ещё чуть-чуть, между прутьями появится щель…

Я легла на спину и упёрлась в сломанный прут ногами. Железо противно взвизгнуло, но я даже бровью не повела. Если стражники не услышали удара клетки о стенку — значит, либо они глухие, либо стоят за дверью и хохочут, глядя на мои упражнения. И стоит мне выбраться из клетки — тут-то дверь и распахнётся…

В ряду железных прутьев случился лёгкий разлад. Похоже было, будто один из них чуть отклонился к соседу — пошептаться. И оставил свободной щель, в которую более-менее взрослый человек не сумел бы просунуть и руку. А я, от горшка два вершка, должна протиснуться, иначе мне конец.

Я снова вспомнила Уйму: «Лишь бы пролезла голова». Говорят, крысы умеют просачиваться в дыры размером с дверной глазок. У них как-то там череп сжимается. Жаль, что я не крыса.

Обдирая уши, поворачиваясь то так, то эдак, я сумела протолкнуть между прутьями голову. Клетка опасно качнулась. Сопя и пыхтя, я высвободила руки. Опёрлась о пол — не хватало ещё, чтобы клетка опять покатилась и задавила меня! Выдохнула весь воздух; мясо, которым угощал меня принц-деспот, и вода, которой угощал меня Уйма, неприятно заволновались в животе. Чтобы принцу лопнуть со своим гостеприимством! Ещё чуть-чуть…

Некоторое время я лежала на холоднющем полу, переводя дыхание и стараясь унять дрожь. Потом сообразила, что мне срочно надо в туалет. Вскочила, быстро осмотрела зал, но не нашла ничего лучшего, кроме как пристроиться со своей надобностью в дальнем углу за кучей мусора.

После этого мне стало легче. Я прошлась по залу, унимая дрожь. Вокруг по-прежнему было тихо. Я прокралась к двери, прижалась к ней ухом…

Они шли сюда! Совершенно точно: я услышала далёкий топот, голоса, металлический звон, и звуки эти приближались с каждой секундой!

От ужаса мне опять захотелось в туалет. Я выбралась из клетки, что с того? Куда я отсюда денусь, улечу? Шаги приближались, ой, мамочки…

Я подпрыгнула. Зависла на долю секунды, тяжело опустилась на пол. Закусила губу, подпрыгнула ещё раз. Взмахнула руками, как птица. Воздух казался комковатым, словно старый ватный матрац. Выше, ещё выше, вот и потолок. Одна надежда: они не видят в темноте. Они принесут с собой факелы, но я так извозилась в грязи, что сойду за причудливый известковый натёк…

Загремели ключи с той стороны. Завизжал отодвигаемый засов. Я увидела полоску света под дверью. Конечно, они сразу посмотрят вверх — ведь клетка-то висела, и довольно высоко!

Я уже готова была шлёпнуться с высоты на головы тюремщикам, как вдруг увидела дыру в потолке. Вроде как открытый канализационный люк, только перевёрнутый вверх дном. Дёрнувшись, как утопающий пловец, я подлетела ближе, ухватилась за край, чуть подтянулась — и одновременно со скрипом открывающейся двери влезла внутрь.

Здесь можно было опереться о стенки спиной и ногами. Замереть, как таракан в щели, и перевести дух.

Внизу метался свет факелов, гремело железо и орали три голоса. Один ругался на чём свет стоит, два других вопили в панике какие-то оправдания. «Колдуны! — доносилось до меня. — Ой, матушки-светы, да колдуны же, в воздухе растаяли!» Эхо повторяло их слова, так что шум стоял, как на дискотеке.

Я пошевелилась. Вниз посыпался мусор. Я замерла.

Они ничего не заметили. Обошли зал, осветили всё факелами, нашли то место, где я, не удержавшись, устроила туалет. Взорвались такими воплями, что я бы уши заткнула — будь у меня свободными руки.

Наконец они ушли.

Я повисела ещё немного, для уверенности. Посмотрела вверх: колодец, всё такой же ровный и кругленький, уходил куда-то очень высоко. Что там? Куда меня выведет эта дорога?

И медленно, осторожно, то пытаясь лететь, то упираясь в стенки, я двинулась вверх по каменной кишке.

А если там, наверху, люк прихлопнут крышкой?

Крышки не было. Была решётка, такая редкая, что я пробралась через неё почти без труда. Выбравшись, легла на пол и не встала бы, даже если бы сам Принц-деспот решил прогуляться поблизости.

Кто бы протянул надо мной руку, кто бы сказал «Оживи», передавая мне часть своей силы! Нет никого. Вообще никого. Кругом темнота, железо, враги и предатели. И где-то совсем рядом — Соляная Бездна.