Секира и меч - Сергей Зайцев

Десятник отпустил Аскольдовых сыновей, велел позвать тех двух вдовушек. Арина и Феодора скоренько явились на зов. И им сказал Корнил топить баню.

Потом и сам пришел, в предбаннике скинул одежду.

Слышал Корнил разговор вдовушек из-за двери.

Арина сказала:

– Вот еще! Людей бояться не будем. Если спросят, ответим… Будто силой нас к Корнилу привели.

Феодора звонко засмеялась:

– Так тебе и поверят! Всякая мужняя жена знает, что это за сила и где она расположена…

Арина тоже издала короткий смешок:

– А мы еще и сравнить можем!…

Корнил, не стыдясь наготы, ввалился в баню, и клубы пара окутали его. Десятник сел в большой кленовый чан, до половины наполненный теплой водой, и поманил пальцем вдовушек. Те переглянулись, заулыбались и принялись за дело.

Арина мыла десятнику щелоком голову, а Феодора терла спину. Корнил, прикрыв глаза, сопел от удовольствия.

Вдовушки старались, посмеивались:

– Ты наш господин!

– Мы так ждали тебя!…- Мы хранили тебе верность…

Корнил, не открывая глаз, поймал чью-то руку. Это была рука Арины. Десятник сказал:

– Почеши мне грудь… Она почесала.

Корнил, прикрывая рукой дырку в щеке, велел:

– А теперь – живот…

Быть может, от жара Арина очень раскраснелась. Она хохотнула и опустила руку в воду. Принялась чесать десятнику живот. Корнил потянулся сладко, приоткрыл один глаз:

– Ишь, разрумянилась!… А теперь ниже…

– Что – ниже? – засмеялась Арина.

– Еще ниже чеши…

– Тут? – Арина замерла на мгновение.

– Тут, тут… – кивнул десятник. – Еще… еще… Он жмурился от блаженства, потягивался и едва

не мурлыкал.

– Дай и я почешу, – ревниво вызвалась Феодора.

– Что ж! И ты почеши, – разрешил Корнил и скользнул уверенной рукой ей под рубаху.

Арина вкрадчивым голосом сказала:

– Если наш господин будет так добр, то мы пожалуем к нему в гости, – и она кивнула на чан.

Десятник хитро засмеялся, открыл глаза и плеснул в Арину водой. Ее промокшая рубаха вмиг прилипла к телу. К стройному телу.

– Хороша! – оценил Корнил. – Пожалуй, господин будет так добр… Но сперва крикните Савелу, чтоб принес еще воды. Как принесет, запритесь. Вот тогда и я почешу…

Арина живо метнулась к двери:

– Савел!…

Дюжий дружинник не заставил себя ждать. Окутанный клубами пара, он казался огромным, как медведь…

Глеб подошел к Сельцу уже затемно. У околицы его окликнули:

– Эй! Ты кто?..

И две тени выросли за воротами.

– Я – Глеб.

– Глеб? – не поверили стражи. – Ты шутишь, малый! Глеб никогда сюда не придет. Тут же, в Сельце, целая дружина!

– И все же я пришел.

Стражи недоуменно посмотрели друг на друга. Один крикнул:

– Стой!

– Стою, – Глеб замер на месте.

Он смутно видел этих воинов; он лучше слышал их голоса. Те тихонько совещались:

– Ты поверишь, чтоб Глеб сам пришел, сам нам в руки дался?

– А вдруг и правда!

– Думаешь, это Глеб?.. А если мы возьмем его?..

– Точно! У князя будем в чести! За стол к себе посадит…

Глеб в темноте нырнул в подворотню…

– Возьмем его, пожалуй, – предложил один страж. – Ужель вдвоем не справимся?

– Возьмем! – согласился другой. – Вдвоем навалимся, скрутим…

Они всмотрелись в темноту:

– Эй, ты где?

Им не было ответа.- Это безумец какой-то!… Эй! Отзовись!… Они огляделись:

– Может, спрятался?

Воины достали мечи, стали настороженно озираться. Для острастки пару раз со свистом рубанули воздух.

Один сказал:

– Нет его – как не было! Другой вторил:

– Может, действительно не было…

– Привиделось что ли…

Они некоторое время растерянно озирались. Потом один сказал:

– Если бы был кто, взлаяли бы собаки!

– Значит, не был… – успокоился другой. Они вложили мечи в ножны.

Тем временем Глеб уже подходил к родительскому дому. Он видел дружинников в саду. Те сидели под яблонями возле костра и о чем-то переговаривались. На вертеле поворачивали какую-то дичь.

Глеб прислушался.

Дружинники подсмеивались над Корнилом. Кто-то сказал, что сохнут по Корнилу чужие жены; несмотря на изуродованное лицо, сохнут. У костра дружно засмеялись: чужие жены не по лицу десятника сохнут… Потом сказали еще: женам-блудницам молиться надо на ту половецкую стрелу, что только щеку прострелила Корнилу, а не что-нибудь иное…

Ночной ветерок повеял на Глеба банным духом.

«Откуда мог знать Щелкун? – Глеб пригляделся к тускло светящемуся оконцу бани. – Неужто предвидел?»

Он легко и неслышно перемахнул через забор. Осмотрелся. Десяток людей – у костра. В глубине сада, слышно, постукивают время от времени копытами и фыркают лошади.

Уже не прячась, Глеб через двор прямиком направился к бане. Он знал, что сидящие у костра, ослепленные светом, не увидят его.

Когда Глеб уже был возле самой бани, он услышал, как где-то на краю Сельца взахлеб залаяла собака. И тут же вторила другая, за той – третья… И вот уже лай и хрип неслись отовсюду.

Глеб увидел, что воины у костра насторожились, стали вглядываться в темноту. Испуганно заржали лошади.

Глеб покачал головой и прошептал:

– Все-таки увязался за мной Волк… И он взялся за ручку двери.

Но дверь открылась сама. Из полумрака бани выглянуло раскрасневшееся потное женское лицо:

– Савел!… Эй!

– Что? – спросил Глеб.

– Принеси еще воды. Да поживее!

– Да, красавица, – сказал Глеб и шагнул за нею.

Глава 11

Глеб вошел внутрь и сквозь клубы пара увидел десятника, сидящего в чане. Одна вдовица, склонившись к нему, прогнув спину, распаленно постанывая, целовала его в губы. А другая, – та, что только что выскакивала в предбанник, – дергала Корнила за плечо и взволнованно говорила:- Господин! А, господин!… Какой-то строптивый Савел у тебя! Я ему сказала про воду, а он не слушает – за мной идет…

Десятник гневно зыркнул на Глеба:

– А вот я ему сейчас!…

Тут обе вдовушки, разглядев на свету вошедшего, в ужасе присели, шарахнулись куда-то в угол. Одна завизжала пронзительно. Другая, чуть не плача, крикнула:

– Какой же Савел!… Это Глеб!… Ты кого впустила!…

У Корнила отвисла челюсть. Пытался десятник выскочить из чана, но Глеб могучей ручищей ухватил его за волосы и окунул в воду. Корнил дернулся раз и другой, уперся ногами в дно чана, хотел встать, воздуха глотнуть, но ноги его скользили, срывались. Крепко держал Глеб…

Когда же Корнил стал пузыри пускать, сам вытащил его из воды. Десятник кашлял, красными глазищами таращился на Глеба и наконец выдохнул: