Секира и меч - Сергей Зайцев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глеб засмеялся:
– Одному человеку попался камушек в хлебе. Человек об этот камушек едва зубы не обломал. Потом выплюнул… Так и вы!
Воины ничего не ответили. Смотрели на Глеба хмуро. И они не двинулись с места, когда Глеб прошел среди них. Они вздрогнули только, когда, сверкнув очень белыми зубами, зарычал Волк. Воины подивились: как этот человек был похож на волка!…
Пройдя в глубь сада, Глеб, Волк и Щелкун перемахнули через высокий плетень, и больше их не видели. Тогда воины посмотрели на тело Корнила, распростертое у их ног. Кто-то сказал:
– Уму непостижимо! Этот человек, десятник, – всю жизнь совершал подвиги, а умер, как вошь…
Глава 12
Когда они достаточно удалились, когда не слышен уже стал лай собак, Глеб остановился: – Тут наши пути разойдутся, братья. Волк удивился: – А я было подумал, они только что сошлись, и нам теперь ходить одной тропой. Глеб ответил:
– Будет новый день, и кто знает, не сойдутся ли наши пути вновь…
С этими словами он ступил шаг назад и будто растворился в темноте.
Волк улыбнулся, сказал Щелкуну:
– Я понимаю: у него есть волчица…
Под утро Глеб пришел к знакомой хижине у ручья. И тихонько постучал в дверь. Долго за дверью не слышалось ни звука. Глеб даже подумал, что Анны здесь нет, и потянул на себя дверь. Но та была заперта изнутри.
Наконец послышался голос Анны:
– Кто?
– Хозяйка, открой!
– Нет хозяйки… – был ответ. Глеб опешил:
– Это я, Анна. Неужели ты не узнаешь меня?
– Кто?
– Глеб. Ты что, забыла?
Громко стукнула щеколда. Дверь распахнулась. И Анна со слезами бросилась на шею Глебу.
– Анна, что случилось? – недоумевал он. – Почему ты мне не открывала?
Анна принялась вытирать слезы. Но все еще всхлипывала. Она сказала:
– Вчера я слышала в Гривне, будто Корнил поймал Глеба. Я видела, как ликовали княжьи слуги, я видела, как Мстислав с радостным лицом ездил по улицам на белом коне… А ты еще не пришел вечером. Вот я и подумала, что тебя, действительно, поймали… – она вскинула на Глеба вопрошающие глаза. – Или ты убежал?.. Глеб, скажи! Где ты был?.. Я всю ночь не спала, я плакала. И только под утро уснула… А когда услышала стук, подумала – кто-то чужой…
Глеб успокоил ее:
– Вовек не поймать меня Корнилу. Анна повела его в дом:
– Да услышит Господь твои слова!
Когда она зажгла фитилек в плошке на столе, то была уже совсем спокойна:
– Ты появился в такое время… – она кивнула на дверь, за которой только-только начинал рождаться день. – Я не знаю, что тебе предложить: ломоть хлеба или постель.
Глеб улыбнулся украдкой своим мыслям:
– А что бы ты все-таки предложила? Анна смутилась:
– Я не думаю, что ты будешь спать отдельно. Глеб кивнул:- Тогда я выбираю постель. Утренний сон особенно сладок.
Анна поправила шкуру на ложе, потом распустила свои длинные колдовские волосы, встряхнула ими, улыбнулась Глебу. Улыбка ее была очень притягательна – улыбка будто излучала тепло. Глеб, словно зачарованный, не сводил с Анны глаз. Эта красивая женщина совсем не казалась ему старой.
Он шагнул к ней и взял ее за плечи, желая прижать к себе. Но тут почувствовал боль в руке и вспомнил про ожог. Глеб отстранился и показал руку Анне:
– Сначала полечи это.
Анна вмиг посерьезнела, осторожно взяла его за руку и повернула обожженную кисть к свету. Подняла на Глеба сострадающие глаза:
– Скажи, Глеб, ты опять с кем-то дрался? Он засмеялся тихо:
– Нет, я выхватывал из печи горячие пироги. Она не поверила, конечно. Потрогала волдыри, постучала легонько пальцем по ногтям:
– Не больно?
– Самую малость.
Анна кивнула со знанием дела:
– Скоро заживет, – и посмотрела задумчиво в сторону темной торцовой стены. – Есть у меня жир ежа, есть немного овечьего жира; в ступе растолчем семь пшеничных зерен… Есть и травы – жар снять. Их мы тоже разотрем в порошок…
Глеб, слушая ее, восхитился:
– Ты как будто богиня!…
Довольная похвалой, Анна подошла к торцовой стене и сняла с полки несколько маленьких кособоких горшочков и ступку с пестиком; сняла с колышков пару пучков сухих трав. Все это принесла к столу. В горшочках у нее хранился жир.
Анна взялась за дело.
Глеб, наблюдая за ней, сказал:
– Я верю, рука быстро заживет… Спина вон… уже и забыл про нее. Между тем рана была глубокая.
Анна растирала в ступке сухие листочки:
– Моему мужу однажды холод лизнул поясницу. Знаешь, чем лечила его?.. Ядом змей.
Но Глеб был не совсем темный в лекарском деле:
– Да, я слышал, что яды иной раз могут быть лекарством…
Составив в пустом горшочке мазь, Анна трижды обнесла этот горшочек вокруг метлы, при этом пришептывала заклинания. А метлу выбросила за дверь.
Глеб с благоговением смотрел за действиями этой мудрой женщины.
Она сказала:
– Пойдите за метлой, три девицы. Одной девице имя – Боль. Другой девице имя – Жар. А третьей девице имя – Водянка… Прочь, прочь!…
Анна плотно прикрыла дверь и усадила Глеба за стол – поближе к свету. Целебную мазь на обожженное место она наносила березовой лопаточкой. Почти сразу же Глеб чувствовал действие мази. Уходила боль, уменьшалось жжение в руке.
Глеб заметил волосок, намотанный на пальце у Анны:
– Что это у тебя?
Анна спрятала лукавые глаза:
– Это любовь милого дружка. Пока ношу на пальце, не разлюбит.
– А если снимешь?- Он прозреет, наверное, – женщина погрустнела. – Он увидит, какая я старая и некрасивая.
Глеб подцепил ногтем волосок и скинул его:
– Если милый дружок – не я, то его и не надо. А если это мой волос, то знай: красивее, чем ты, я не встречал женщины.
Слезинка блеснула у нее на щеке. Анна посмотрела на Глеба благодарно:
– Я о тебе думаю сейчас, и моя душа поет песню. Никогда прежде не пела у меня душа. А между тем мне немало лет…
– Сколько же?
– Лет тридцать, наверное. Я не знаю точно… Глеб коснулся рукой ее плеча, волос:
– Сейчас, с распущенными волосами ты выглядишь очень юной…
Анна не ответила. Нанеся мазь, она осторожно обернула его руку чистой льняной тряпицей. И замерла.
Глеб посмотрел на нее. У Анны по щеками текли слезы.
Она сказала:
– Мне так хорошо сейчас, так спокойно!…
Глеб привлек ее к себе, прижал голову Анны к своей груди, погладил волосы. Глеб вдыхал запах ее волос, они пахли травами и цветами – весенним буйным лугом. Ее слезы, горячие и юркие, скатывались ему на грудь.
Он поцеловал ей лоб, нос, губы. Потом взял ее на руки и отнес на постель.