Малиновые облака - Юрий Михайлович Артамонов

Николай не успел и слова сказать, как она выскочила за дверь.

Когда за воротами затих стук ее каблучков, к Николаю подошли вместе Гриша и Гульсара.

— Проводил бы ты ее, — сказал брат. — Хорошая девушка. Та самая, о которой я тебе говорил. Зоотехником работает. В общем, толковая девка…

— Стоит ли? — вяло сказал Николай. Сказал так и сам же пожалел, будто сделал дурной поступок. В самом деле, почему бы не проводить, тем более, что этого Оля явно хотела. Не нашелся, не догадался сразу, а теперь уже поздно…

— Ну, как знаешь, — обиженно протянул брат и через голову начал стягивать рубашку. — Куда тебя уложить, в комнату или на веранду?

— Лучше на веранду. Там прохладнее.

— Как знаешь, — опять сказал брат, и опять в его голосе прозвучало плохо скрытое сожаление.

Уже лежа на раскладушке, Николай все думал об Ольге. Действительно, хорошая она девушка и надо было бы ее проводить просто из элементарной вежливости. «Вот всегда у тебя так, — укорял себя Николай. — Слишком уж ты скромный и боязливый. Поступишь вроде бы правильно, а пройдет время — и уже каешься, жалеешь, что поступил именно так, надо бы по-другому. Но опять же, если хорошенько разобраться, то, пожалуй, правильно сделал, что не пошел провожать. Зачем на один-два дня заводить подружку, морочить девушке голову? Ты-то, может, пройдешься с ней и забудешь, а она о тебе будет думать. И, главное, зачем обманывать себя? Завтра, послезавтра ты уедешь отсюда и едва ли когда вернешься. Пусть живет себе своей жизнью. Эх, Ольга, Ольга…»

…Вот что вспомнил Николай, когда узнал на фотографии Ольгу. Между ними ничего не было: встретились, потанцевали — и только. И все же в душе остался глубокий след, большая теплая память. Кто знает, как бы сложилась его судьба, если бы он в тот вечер не был растяпой и проводил девушку до дому…

«Надо написать письмо брату. Сегодня же, прямо сейчас!» И Николай достал из чемодана бумагу.

Глава пятая

Гармонист,

Ну-ка дробь подавай!

Девушки,

Мне — места побольше!

Мало!!!

И-и-эх! — расправлю крылья!

Оптр-р-оп! — каблуки мои стучат!

Альберт Степанов, «Восемнадцатый год»

Николай каждый день топит в избе печь. Нет, не потому, что она выстывала за сутки — изба еще добрая — просто приятно сидеть у огня, смотреть на него и думать.

Что-то есть завораживающее в огне. Наверно, это идет еще от предков. Топит печь Николай всегда вечером. Сперва нащепает лучины, подожжет ее, потом накладывает крест-накрест поленья. Когда возьмутся поленья пламенем, он ставит поближе табуретку, садится и наблюдает за огнем, за ленивыми хвостами дыма. По странной ассоциации, понятной только ему, Николаю, он всегда сравнивает огонь с добрым и всемогущим человеком, бесплатно и щедро дарующим людям тепло и уют. А где уют и тепло, там горячая пища, хорошее настроение, светлые думы. Не случайно, наверно, предки обожествляли огонь.

Вот и сегодня вечером Николай сидел у печи с книгой в руках, которую, впрочем, не читал, когда в сенях послышались шаги. Без стука отворилась дверь, и в избу шагнул высокий парень.

— Сидишь? — спросил парень и протянул руку.

— Сижу, — улыбнулся Николай. Он вспомнил стародавний обычай марийцев не приветствовать при встрече словом «здравствуй», а просто спросить, что делаешь или куда пошел. Теперешняя молодежь, та, понятно, здоровается, да еще с этаким гонорком: привет, мол? А этот парень еще «не испорченный», счел неудобным нарушать традицию отцов. Но дело здесь, конечно, не в самом слове «здравствуй», лишь бы человек не прошел мимо, не спросив, чем занят ты или что намереваешься сделать. Такое участие вполне объяснимо: люди тут знают друг о друге буквально все, ни от кого не бывает секретов, и подобный ритуал приветствия как нельзя лучше отвечает их характеру.

— Сижу, — повторил Николай. — Вот книжку на сон грядущий хочу почитать. Садись и ты, чайком угощу.

— Нет, — отказался парень. — Только сейчас из-за стола. — И вдруг рассмеялся: — Ты, наверно, забыл меня?

Николай внимательно посмотрел на него.

— Юра, что ли?

Парень, смеясь, замотал головой:

— Так и знал, что с Юркой спутаешь! Витька я, а Юрка давно в армии. Офицер он. Похожи мы с ним здорово, да и пальто его ношу…

Николаю стало неудобно. Прямо позор — не узнать брата своего школьного дружка! Ведь так скоро всех односельчан перезабудешь. Ну, а о маленьких и говорить нечего: узнаешь разве что уж очень похожих на родителей, с которыми, как и с Юркой, вместе учился в школе. Давно, ой как давно это было!

— Ты не сердись на меня, Витя, что не узнал тебя, — смущенно сказал Николай. — Ты совсем пацаном был, когда я уехал из деревни. Как кончил школу, так и уехал. И, считай, что не бывал по-настоящему дома.

Надо же, и этот задел за больное!

— Не годится, Коля, забывать, — с укоризной сказал Витя. — Нет, не меня, я не в обиде, не годится, говорю, забывать родную землю, народ свой. Вот я о чем. Ну, а Илью-то хоть помнишь?

Николай наморщил лоб.

— Илью? Да, конечно! Илью хорошо помню. Как же! Трое мы и были неразлучные друзья — твой брат Юрка, Илья да я. А ты помнишь, как мы пообещали тебе принести воробья, да не принесли?

Николай с удовольствием предался воспоминаниям:

— Тогда тебе было года четыре. Мать ушла на работу и наказала Юрке присматривать за тобой. А нам захотелось поиграть в войну. Выманили мы Юрку из дому, а ты — в рев. Тогда я и говорю: «Сиди, мол, мы тебе настоящего живого воробья принесем».

Конечно, никакого воробья мы не принесли и вообще о тебе забыли. Ждал ты, ждал нас, на окошко забрался, посмотреть, где мы, да и вывалился на морковные грядки… Зато вечером нам досталось… Юрке, ясное дело, больше всех. Мать крапивы ему в штаны наложила, да еще ремешком прошлась…

— Это хорошо помню, — смеялся Витя. Смеялся и Николай.

— Послушай, — сказал Витя, — я ведь к тебе не просто зашел. Пойдем в клуб, а? Сидишь, как старик у печки, а в клубе парней не хватает. Пошли!

— Да неудобно как-то, я уж вроде не парень.

— Ну, ну, дядя нашелся! Ты ведь как будто не женат?

— Да нет пока.

— Ну вот и найду тебе невесту. У нас тут выбор большой. Свои, доморощенные… Собирайся, а то на улице нас ждут.

— Кто ждет?

— Девчата.

— Так что же ты один вломился?! Мороз ведь