Горькие лимоны - Лоренс Даррел

Но пока что пред видеть этого было никак нельзя: загорелое улыбчивое лето с густыми утренними дымками и яростным солнцем довело нас до изобильной сонной осени, когда созревание винограда и смокв предвещает грядущее засилье ящериц и змей и наступление зимы. Мари и Пирс исчезли. Появились Борис и Инесс. Работа мастеров продвигалась довольно быстро, и я переехал в дом, чтобы удобнее было следить за ее ходом, и чтобы, фигурально говоря, — как в шекспировском "Венецианском купце" — отдавать по фунту мяса на каждый затраченный пенс: с деньгами у меня стало худо. Но картина постепенно приобретала законченный вид, и дом явно становился, пожалуй, даже более красивым, чем позволяли надеяться наши исходные, довольно бессистемные прожекты и мои последующие внезапные озарения.

Два этажа начали, наконец, представать в своем истинном свете — как зимний и летний. Внизу большой камин, маленькая кухонька, кабинет и спальня; наверху — неописуемой красоты терраса, которая позже зарастет виноградом, большая студия, построенная на старомодный манер, без строгого плана, маленький холл с камином и в глубине за стрельчатой аркой — альков, из окошка которого моя маленькая дочь, сев на кровати, сможет разглядывать Турцию и Киренскую крепость, как забранную в раму акварель. Кирпич за кирпичом, камень за камнем, окно за окном, мои друзья создавали мне дом, и я наблюдал за этим с таким же чувством, какое возникает порой, если стихотворение рождается в тебе "само", как уравнение, без творческих мук и без всяких усилий. Как будто от магических черных усов Михаэлиса, от коричневых пальцев "Морехода", от шепелявого лепета "Медведя" шла приливная волна; и по мере того как работа двигалась вперед, начали заходить соседи, чтобы оценить ее по достоинству и обменяться любезностями с друзьями и родственниками, которые были заняты в строительстве. А по осени сюда нагрянули гости, и в камине, приветствуя их, вспыхнул огонь на поленьях кроваво-красного рожкового дерева, и заплясал, и разбежался отблесками по старым дверям, по лепнине и каминным экранам.

Несколько книжных полок тоже внесли свою лепту: дом стал выглядеть так, как будто никогда и не стоял пустым.

В этом теплом свете оживали и румянились лица моих друзей, и цвет поленьев отражался в яркой беседе, жар огня — в легкости словесных импровизаций. Фрейя Старк, чьи скитания по диким внутренним областям Турции, к счастью, время от времени забрасывали ее еп route[52] на Кипр, стала для нас образцом ума и наблюдательности, свойственных истинному путешественнику — то есть гражданину мира, который всецело принадлежит своей эпохе; сэр Харри Люк, чьи доброта и великодушие сочетались с остротой и глубиной ума, человек фантастически эрудированный, без малейшего начетничества и педантизма, чья жизнь целиком прошла в путешествиях и приключениях, Патрик Ли Фермор[53] и Хлебная Богиня[54], которые имеют обыкновение приезжать без приглашения, на каком бы острове я ни поселился, и чей багаж неизменно застревает в аэропорту ("Но зато у нас с собой вино — а это самое главное").

Они привозили с собой фрагменты истории и мифов, которые потом становились частью деревенского фольклора; сэр Харри размышлял о двуполой Афродите, жрецы которой носили бороду, а почитатели выворачивали одежды наизнанку — и прикидывал мимоходом, не могло ли статистически невероятное количество гермафродитов на Кипре свидетельствовать о существовании некой забытой ныне породы людей, специально выведенной для службы в храме. Благодаря моим гостям я увидел отблески иного Кипра, не сегодняшнего, но того вечного Кипра, что так долго привлекал к себе внимание таких же странников, как и они. А биография святого, рассказанная сэром Харри, подходила, как подходит сшитое по мерке платье, к той же самой истории, которую на местном диалекте рассказал мне Михаэлис, так что моя записная книжка заполнялась перекрестными ссылками на материал, полученный из обоих источников. Позвольте мне привести из нее пару страниц — раз уж она все равно лежит под рукой.

(а) На балконе: ближе к четырем солнце клонится к западу: сливово-темные горные розы: зеленый деревянный стол в каплях дождя: согласное гудение пчел: звяканье чайных чашек: Х.Л. прекрасно рассказывает о короле Харри[55]и о постройке аббатства, которое лежит у наших ног, бросив якорь у края утеса, иссиня-серое. "И латынь и английский беднее греческого, поскольку в обоих есть только одно-единственное слово, обозначающее жизнь—"vita" и "life", в то время как в греческом таковых два, "Зоэ" и "Биос"". Он описал, каким образом Левант исподволь разрушал готический Север — вседозволенность, разъедающая веру. Даже святые отцы из здешнего аббатства не стали исключением: как выяснилось, у некоторых было по несколько жен. Сам епископ был вынужден приехать сюда верхом на муле, чтобы устроить им разнос!

(б) Единственная божба, которая способна связать вампира по рукам и ногам, согласно Маноли, звучит так: "Клянусь моим широким саваном". Хотя на Кипре, в общем-то, вампиров мало; святых гораздо больше. Этьен де Лузиньян в своем "Описании" говорит о ста семи островных святых, не считая тех, чьих имен он не знает, а также иноземных святых, чьи тела покоятся на Кипре: вместе с последними общее число доходит до трехсот пятнадцати. Шесть здешних монастырей являются счастливыми обладателями чудотворных икон или святых мощей.

(в) Сегодня утром проснулся в полной уверенности, что у нас пожар, но оказалось, что просто в маленьком доме у Лалу кормят шелковичных червей — эти маленькие твари, вгрызаясь в большие охапки тутовых листьев, производят шум, похожий на шум лесного пожара в сухом подлеске при сильном ветре. Лалу говорит, что лучшего корма для них, чем растущая у меня в саду белая шелковица, и не придумаешь. Вплоть до второй линьки их кормят листьями с непривитых тутовых деревьев. Судя по всему, о листьях латука как подходящем корме для гусениц шелкопряда тут никто и слыхом не слыхал.

(г) Непередаваемо смешная сцена в соседском дворе: Франгос, просто от избытка хорошего настроения, поднял на руки обожаемый мотоцикл зятя и принялся вертеть его в воздухе. Потом взлетел на террасу, споткнулся, и мотоцикл в мгновение ока оказался на абрикосовом дереве, весьма ненадежно застряв между сучьями — машина, в общем-то, не тяжелая, с двухтактным двигателем. Крики, вопли, драма. Если бы мотоцикл упал, то разбился бы вдребезги. Нелепые телодвижения Франгоса, взбирающегося с веревкой на дерево, чтобы захлестнуть мотоцикл петлей, прежде чем он грохнется оземь. Зять в слезах. Посадка, меж тем, оказалась мягкой, пострадал только зять, которому спускаемый аппарат нанес мастерский удар в голень — обстоятельство, которое на весь остаток дня привело Франгоса в самое благодушное настроение.

(д) Гусеницы шелкопряда умирают с жуткими всхлипами, треском и звуком, похожим нахруст рвущихся сухожилий; вся семья сидит вокруг большого медного котла и сматывает нити при помощи ручных прялок — получаются огромные, толщиной в человеческое бедро, бобины шелка, по цвету похожего на сливочное масло. А Лалу поет высоким сильным голосом. "Давно не видела я милого, далеко-далёко уезжал он от наших мест, но стоит ему улыбнуться, и узнает его мое сердце".

(е) Вчера вечером еле слышно открывается передняя дверь, под звуки сдавленных смешков и прерывистого дыхания, и засим — голос Падди Ли Фермора, по-гречески:

— Старые вещи берем, новые продаем.

Является собственной персоной, в обнимку с Михаэли-сом, который вызвался проводить его в темноте снизу ко мне на гору.

— Джейн, добравшись до переулка Плимсол, совсем выбилась из сил и остановилась передохнуть. Я ее бросил на полдороге. Будьте добры, отправьте за ней сенешаля со свечкой — или седан, если у вас таковой имеется.

Встреча такая же радостная, какие случалисьу нас когда-то на Родосе. После превосходного ужина у камина он принимается петь греческие народные песни, критские, афинские, македонские. Когда я выхожу в таверну, которая как раз напротив моего дома, чтобы наполнить опустевшую бутыль узо, выясняется, что на улице перед домом полным-полно народа: все стоят и слушают, в полной темноте и в полном молчании. Такое впечатление, что эти люди лишились дара речи.

— Что случилось? — спрашиваю я, увидев среди прочих Франгоса.

— В жизни никогда не слышал, чтобы англичанин так пел греческие песни!

Очень трогательно: вся деревня застыла в почтительном изумлении. Такое впечатление, что куда бы Падди теперь ни зашел, везде найдется человек, готовый заключить его в дружеские объятия.

(ж) "Эносис и только Эносис". Вчера в очередной раз имел возможность проверить свою теорию относительно того, что собой представляет греческий характер. Возвращался домой поздно вечером, и по дороге мне свистнули из темного дверного проема.