Маска - Сабина Мартин

— Если ты скажешь правду, я отложу щипцы и не причиню тебе боли.

Юлий закрыл глаза.

Раймунд знал таких людей. Только почувствовав боль, они понимали, что все обстоит серьезно. Раймунд кивнул одному из стражников, и тот засунул в рот обвиняемому кляп.

— Ты сам так захотел. Да смилостивится над тобой Господь.

Щипцы впились в левую руку упрямца. Послышалось шипение, взметнулось облачко дыма, запахло жженой плотью.

Глаза Юлия чуть не выскочили из глазниц, каждая мышца в его теле напряглась, но крика не было слышно из-за кляпа.

Тем временем пришел третий судья, Эндерс фон Фильдерн. Это был широкоплечий седовласый мужчина с добродушным лицом.

Раймунд положил щипцы на жаровню и осмотрел нанесенное ранение. Очень болезненное, но если этот парень выживет — что было бы чудом, — он сможет пользоваться рукой. Поставив вместо кисти железный крюк, он будет выполнять простые полевые работы и зарабатывать себе на хлеб.

По лицу обвиняемого струйками катился пот, на пол капала моча. Раймунд знал, что дальнейшие пытки не понадобятся. Юлий был готов.

Стражник вытащил из его рта кляп, и с губ обвиняемого сорвался стон, а затем плач.

Судьи и палач ждали.

— Да, я сознаюсь, — произнес Юлий. — Я взял на мельнице мешок муки, но только потому, что мне нечего было есть.

Перо писаря царапало по пергаменту.

Раймунд высвободил правую, здоровую, руку вора. Писарь протянул ему перо, и Юлий поставил под документом три крестика. Напряжение спало — дело было закрыто.

Судья Лангкоп вынес приговор и подписал документ. Поставили свои подписи и Земпах с фон Фильдерном.

Юлий разрыдался.

— Ну почему вы не казните меня сразу? Что мне делать без руки? Да еще и за пределами города? Мне ведь даже милостыню никто не подаст!

Стражник опять заткнул ему рот кляпом.

Раймунд привязал левую руку вора, готовясь отрубить ее. Приговор был не очень суровым, ему могли бы отрубить и правую руку. Магнус наложил Юлию жгут на предплечье, чтобы избежать сильной кровопотери. Затем он выбрал тяжелый топор — им он мог отрубить кисть, не повредив лучевую кость.

Примерившись, палач нанес удар. Кисть вора осталась на подставке. Казалось, что она все еще связана с рукой, но кровь свидетельствовала о другом.

Юлий дернулся и обмяк.

— Перевяжите его и уложите на стол, — приказал Раймунд.

Стражники бросились выполнять его указания, а трое судей, кивнув палачу, покинули подвал. Их работа была выполнена, остальное их не интересовало.

Раймунд сунул Юлию подставку под ноги и открыл ему рот. Приговоренного не вырвало. На жаровне Раймунд раскалил свой нож и прижег все вены, а потом тремя ловкими движениями отделил кожу над запястьем от мышц, натянул ее на культю и, обмазав рану целебной мазью, перевязал свиной кишкой. Потом он снял жгут. Кровь сквозь повязку так и не просочилась. Хорошо. Теперь стражники могли выставить Юлия из города.

После того как двое мужчин вытащили несчастного из пыточной, Раймунд погасил огонь в жаровне и убрал в подвале. Сейчас ему хотелось отправиться в трактир «Кабан» и пропустить там пару кружек пива. Деньги за свою работу он получал в конце месяца. Пять грошей[17]. Хорошая плата за хорошую работу. Юлий поплатился за свой грех, все продлилось не больше часа. Кисть вора палач обещал одному из стражников — она якобы защищала дом от ограблений. За это стражник будет должен ему.

«Кабан» находился в сотне шагов отсюда. Уже сгустились сумерки, городские ворота закрыли.

Раймунд вошел в трактир. Тут пахло жарким, потом и похотью. Палач сел в углу, где находился его столик, который никто никогда не занимал. Служанка поставила перед ним терпкое пиво. Хорошенькие девушки суетились, бегая по залу, убирали пустые кружки, подливали вино, приносили еду и позволяли посетителям флиртовать с ними. Раймунд решил, что неплохо бы в ближайшие дни заглянуть к Апполонии, одной из немногих шлюх, не брезговавших палачом. Раймунд мог бы вынудить проституток заниматься с ним сексом — в конце концов, он был назначен городом управляющим борделем и заботился о том, чтобы там все было в порядке. Раймунд передавал от мадам городу столько денег, сколько было положено. Но он никого не собирался принуждать. Напротив, Магнус чувствовал свою ответственность за вверенных ему в попечение девушек и пытался защитить их от грубых клиентов. Как-то он сломал одному мужчине обе руки — тот до полусмерти избил одну из девушек, Магдалену. Против пары царапин Раймунд не возражал, да и на синяк-другой готов был закрыть глаза. Но если шлюха не могла работать целую неделю и ее приходилось выхаживать, это было уже слишком.

Возле стойки трактирщика стояли мастер Якоб, Антон и Вильгельм. По мастеру сразу было видно, каким ремеслом он занимается: от мраморной пыли, покрывавшей его волосы тонким слоем, казалось, что он седой. У его рабочих при себе были долото, рубанки и свитки пергамента с начерченными планами строительства. Раймунд в этом ничего не понимал. Он умел считать — настолько, чтобы его не обманули. Но как высчитать ширину балки, чтобы она удержала потолок, — это для него было не понятнее псалмов на латыни, которые он бездумно повторял в церкви, не осознавая их смысла.

Эти трое пили вино, болтали о работе — похоже, у них все спорилось. Они сходились на том, что молодежь уж нынче не та, что во времена их юности все было иначе, что цены растут и на следующий год нужно будет брать больше денег за работу, чтобы не голодать. И, конечно, о том, что аристократы, как и сто лет назад, пытаются лишить гильдии с таким трудом отвоеванных прав и с этим надо что-то делать.

Раймунд отпил пива. Каждый глоток дарил ему ощущение покоя, размытые образы, кружившие в его сознании, сменились приятным туманом.

Но тут распахнулась дверь, ударившись о стену. На пороге стоял Маркс Бергштайн, ткач. Запыхавшись, он отфыркивался, как боевой конь. Затем он огляделся, метнулся к стойке трактирщика и, стукнув кулаком по столу, что-то зашептал. Но все слышали, что он говорит: разговоры в трактире утихли, посетители замерли, даже служанки будто остолбенели.

В этом городе Маркса знали все, а уж в трактире и подавно. Он был уважаемым горожанином, достойным представителем своей гильдии, который в будущем мог стать главой цеха.

— Вина!

Трактирщик поставил кружку на стол и налил ткачу вина. Не дождавшись, пока мужчина наполнит ее до краев, Маркс схватил кружку и осушил одним глотком.

— Все погибли. Все. — Так до сих пор и не отдышавшись, повторял Маркс.

Все, кроме Раймунда, медленно встали и собрались у стойки. Магнус не понимал, почему до сих пор не звонит колокол. Маркс, должно быть, обнаружил следы резни, устроенной де Брюсом, и сообщил городскому совету. Или он вначале побежал сюда?