Ищи, кому выгодно - Инна Бачинская

– Непременно. Элла Николаевна, а мы ведь к вам по делу, – сказал Федор. – Помните, неделю назад у вашего дома убили таксиста?

– Помню. А вы тут каким боком, позвольте поинтересоваться?

– Я оперативник в прошлом, капитан, как и мой друг, капитан Астахов, который говорил с вами…

– Мент-философ? – воскликнула она. – Однако! Помню, в одной английской пьесе был сыщик-лорд, а ты, значит, сыщик-философ? И тоже капитан? Как Коля Астахов? Так что же тебя интересует, мой капитан? О капитан! Мой капитан! Встань и прими парад! – продекламировала она. – Тебе салютом вьется флаг и трубачи… что-то там трубят! Не, не трубят, а… черт, забыла! Ну да ладно… Я вас внимательно слушаю, капитан!

– Элла Николаевна, вы сказали, что видели мужчину, который бежал через двор… Вы курили на балконе, помните? В половине одиннадцатого примерно…

– Конечно, помню! Что я, по-твоему, совсем из ума выжила? Помню. Только почему мужчину? Это была женщина, капитан. Можешь мне поверить – уж я-то отличу женщину от мужчины!

Глава 21

Дуумвират

– Ты ей веришь? – спросил Савелий, когда они, покинув гостеприимный дом старой актрисы, не торопясь шли к центру. – Насчет женщины?

– Верю.

– Но ведь было темно, она плохо видит… в ее-то возрасте! И, кроме того, она… э‑э‑э… могла быть под этим самым… – Трепетный Савелий не смог, говоря о даме, произнести «под кайфом» или что-нибудь в этом духе. И до сих с содроганием вспоминал две рюмки выпитой у старой актрисы водки.

– Знаешь, Савелий, не обязательно видеть детали, чтобы отличить женщину от мужчины, достаточно воспринимать общую картину, так сказать. И не столько зрительно, сколько на подсознательном уровне. Поэтому я ей верю.

– Ты думаешь, это была барменша?

– Я думаю, это могла быть барменша. У нее был мотив. Но мы не знаем, Савелий, у кого еще был мотив. У нас нет информации. А у барменши – алиби: двадцатого августа она работала во вторую смену – с восьми вечера до трех утра.

– Она могла отлучиться. Коля говорил, что она звонила мужу, значит, могла знать, куда он едет, рассчитать время…

– В принципе могла. Гипотетически. Но! – Федор поднял вверх указательный палец. – Расстояние от бара «Манхэттен» до Стрелецкой немалое, даже если сразу поймать машину, то доехать туда можно примерно за двадцать пять минут; еще минут десять-пятнадцать нужно было дожидаться Овручева, если не больше; потом побег через двор и снова попытка поймать машину… Минимум час – час пятнадцать.

– Может, у нее был соучастник с машиной!

– Может, Савелий. Или… не может.

– А спустя два дня из того же пистолета был застрелен чиновник, а потом и сама барменша.

– Верно. А ты не допускаешь, что женщина, бегущая через двор, не имеет ничего общего с убийством? Что это было случайная женщина? И убийца – мужчина? Как тебе такой раскладец, Савелий?

– Который убил таксиста, потом чиновника, а потом барменшу? – уточнил Савелий. – Допускаю.

– Осталось ответить на вопрос: зачем? Что ему Гекуба, что он Гекубе, как говорил один принц. Какая связь? И еще непонятно, почему пистолет был у Овручевой…

Они, неторопливо рассуждая, брели по городу.

– Смотри, Савелий, существует некая цепь из событий и людей, и в определенной точке они пересекаются… То есть существует Икс, у которого есть пистолет. Он убивает таксиста… И возникает вопрос, кому это выгодно? Исходя из того, что мы знаем – его жене, которая не хотела больше терпеть побои и не могла простить гибель ребенка. Она связана с убийцей, Савелий!

– Почему ты так думаешь?

– Потому что пистолет был у нее. Во всяком случае, в понедельник, в момент прихода гостя. Об этом говорят пятна ружейной смазки в комоде и на ее халате. Я сидел почти до утра и пришел к выводу, что убийца – наш Икс – пришел за пистолетом, Савелий. Он не собирался ее убивать… Скорее всего.

– А зачем тогда убил?

– Побоялся, что она сломается – она была испугана, мучилась… Могла выкинуть, что угодно. Прийти с повинной, например. Она была опасна, и он испугался.

– А Гетманчука… кто? Тоже он? Икс?

– Не знаю пока. Она тоже могла. А потом унесла пистолет с собой. Не забывай, Савелий, что пистолет в понедельник был у нее, и тут возникает вопрос, как он к ней попал. И самый простой ответ: Гетманчука убила Светлана Овручева. Но, как ты сам понимаешь, самый простой ответ не всегда самый правильный…

– То есть он дал ей пистолет и попросил убить Гетманчука? А потом пришел за пистолетом? А почему именно ей?

– Не знаю. Может, у Коли есть что-нибудь новенькое. А мы с тобой сегодня вечером займемся сыском…

– Знаю! – ахнул вдруг Савелий. – Икс дал ей пистолет, чтобы она убила мужа, и поставил условие убить также Гетманчука! Она убила обоих – и мужа, и Гетманчука!

– Интересная версия… Но не кажется ли тебе, Савелий, что убийство незнакомого человека – слишком высокая плата за прокат пистолета? Это же не боевик, где все убивают друг друга направо и налево, а потом живут долго и счастливо. В конце концов, необязательно устранять мужа с помощью одолженного пистолета, правда?

– Ну… Да, пожалуй, – не мог не признать Савелий. – Ты сказал – сыском? Каким сыском?

– Мы попытаемся установить, где прятался убийца в ожидании Гетманчука. Ты сам сказал, что он мог ожидать жертву на улице, где было светло, так как боялся ошибиться, а потом пошел следом. Может, он не знал его лично – видел только на фотографии… Он или она.

– Может, это киллер? Получил адрес, фотографию по почте и…

– Нет, это был не киллер, Савелий.

– Почему?

– Ты помнишь, сколько раз он выстрелил в Гетманчука?

– Помню. Два раза.

– Верно. Сразу: бам-бам! В плечо и под лопатку. Почти одновременно, как с перепугу. Первая рана пустяковая, вторая смертельная. Не похоже на киллера.

– Там же было темно!

– Не настолько темно, Савелий. Он мог не рассмотреть лица, но человека в целом он видел прекрасно. Похоже, что убийца чувствовал себя неуверенно, такое у меня внутреннее чувство. И когда я вспоминаю, в каком состоянии была барменша, когда мы с Колей навестили ее в понедельник, то невольно начинаю думать, что она причастна к убийству. Или к убийствам. Но, как ты понимаешь, Савелий, это все чисто гипотетически. Если нам сегодня вечером повезет, то мы найдем свидетелей, которые могли видеть человека, слонявшегося по улице, и запомнили его… Если повезет, то найдутся те, кто видел, как из арки выскочил человек… Сомнительно, конечно, но мы попытаемся. Согласен?

– Мне нужно на работу… – вспомнил Савелий. – Я и так…

– Ты же босс, Савелий! Один раз можно. А сейчас мы с тобой зайдем к Елене Гетманчук и узнаем, как она. Хочешь увидеть молодую вдову в домашнем интерьере?

– Ты думаешь, это удобно?

– Она приглашала заходить без церемоний.

– В каких вы отношениях? – вдруг спросил Савелий.

– Что значит – в каких? – не сразу отозвался Федор. – Ты о чем, Савелий?

– Я видел, как она на тебя смотрела.

– Да? Не заметил, – соврал Федор. – В нормальных отношениях, я был у нее вчера. Странные у тебя фантазии, Савелий.

– Вчера? Ты был у нее вчера? И… что?

– В каком смысле – «и что»? Зашел сказать, что убита барменша, и попросил ее не выходить из дома… На всякий случай. Ты же сам опасался за ее жизнь, забыл? По-твоему, не нужно было?

– Нужно, наверное. Бедная девочка, – вздохнул Савелий, – такая молоденькая…

– Да, печально. А завтра, если хочешь, мы пойдем навестить одноклассницу Гетманчука Ирину. Я бы не отказался встретиться и с его первой женой, так сказать, с познавательной точки зрения, но, увы, на данный момент это невозможно.

– Но я же на работе!

– Мы пойдем к ней в обеденный перерыв, прямо в архив. Мне интересно, что ты о ней скажешь, Савелий. Ты читаешь всякие книжки, знаешь женщин, ты наблюдателен, твои замечания всегда такие… тонкие!

– Да ладно тебе… – смутился Савелий. – Пойдем, конечно… Если ты думаешь, что я могу… Конечно!

Открыла им мама Кристина Юрьевна, заплаканная, но деловитая. Пригласила в палаты, предложила кофе, сообщила, что Леночка у себя, прилегла. Дочь ушла с поминок пораньше, а она, Кристина Юрьевна, оставалась, пока люди не разошлись, устала как собака и сейчас едва держится на ногах. Савелий воспринял это как намек и готов был откланяться, но Федор придержал его за локоть. Кристина Юрьевна была как сын степей калмык, едущий на ишаке: что видит, о том и поет, без всякой задней мысли. Насколько Федор понял ее натуру, задних мыслей у мамы Елены не возникало вообще – они просто не успевали оформиться. Кристина Юрьевна была вся тут, как на духу! Замечание, что она едва держится на ногах, было не намеком, а лишь констатацией факта.

Она скрылась в комнате дочери, оттуда послышались голоса. Затем появилась снова и сказала, что Леночка сейчас выйдет.