Ищи, кому выгодно - Инна Бачинская

Только и разговоров потом было всю неделю – узнали, что разведенный, шикарная квартира в центре, из семьи – одна мама, сорок три года, жил за границей, сын во Франции. В мэрии тетки на него пачками вешаются!

А потом Ленка вдруг говорит, что выходит замуж. Мы с ней еще со школы дружим, и жили недалеко. Она ничего, но… вялая, все время спит, и давление низкое. Я, бывало, тяну ее куда-нибудь, в кино там, на дискотеку, а она отказывается. А когда пойдем, все время домой хочет. Не заводная. Но хитрая – так умела с преподавателями, что они ей сплошные автоматы! То на дополнительные останется, то в лингафонном кабинете подежурит… И всегда такая из себя… Глазки опустит, голосок тихий… Ломака! И вдруг – как гром с ясного неба: замуж выходит! Платье – зашибись! Свистела, что прислали из Парижа, из «Вога». И брюлики! Настоящие! Я была свидетельницей. Гуляли в «Английском клубе». Вся мэрия, все его друзья с женами – одно старье. А из нашей группы – одна я!

Вот повезло так повезло! Ума не приложу, чем она его… Мы с девчонками думаем, что они приворожили его, там такая мамаша… Крикливая, сама как ведьма. Они за границу ездили, по кабакам – говорит, коктейли по тридцать баксов! Шмотки привозила… У ней же ничего никогда не было! Я ей свои вещи отдавала, почти новые. А теперь – шуба норковая, еще перс, топики со стразами. Была никакая, а теперь такое гламурное кисо́ – зашибись! Но такая же рева кислая… Не впрок богатство, видать. А квартира! Пять комнат! Станислав Витальевич купил соседнюю, сделал ремонт… Все так шикарно!

Я раньше часто у нее бывала, она одно время ревмя ревела. Я спрашиваю: что с тобой, из-за мужа? Жадный? Пьет? Нет! Так в чем, спрашиваю, проблема? Не понимаешь ты, говорю… У нас вообще не за кого замуж идти, все приличное давно свалило из города, а тут такая везуха!

А потом вдруг это убийство! И главное, в тот самый вечер, когда я заскочила к ней на минутку – шла мимо, позвонила, она говорит, мужа нет, конечно, заходи! А в пол-одиннадцатого вдруг шум под окнами, народ собрался, галдят… И полиция приехала! Ленка как застыла… И молчит, только глазками хлопает! Такой ужас – не передать! То всю жизнь ревела, а то застыла, ни слезинки! Уже неделя, и никто ничего не знает. Завтра похороны… Весь город ломанется. Такой человек… А Ленка теперь – молодая богатая вдова, там такие бабки немереные – не передать! Я ей говорю: может, смотаемся куда-нибудь? Хоть в Турцию? Не сейчас, конечно, а потом… А она говорит, что у нее другие планы. Я так и села! Как ревела в жилетку, так нормально, а как я попросила, впервые за все время, так у нее другие планы! Она всегда была двуличная. Я ей никогда не прощу! Мне нужны были деньги, я попросила, раньше еще, так она не дала! Говорит, не будет просить у мужа… Ей для подруги трудно попросить! Как деньги меняют человека – не передать! Мы с девчонками все ей высказали… Так она перевелась на заочный! Конечно, правда глаза колет. Ей муж диплом сделал, все знают. Теперь поедет в Англию… А я в школе! Но знаете, между нами…»

Федор видел, что она колеблется. Прищурилась, смотрит испытующе… Он знал, что она собирается сказать… Или ему казалось, что знал. Она была прозрачна как стекло, эта девочка. Зависть и обида – гремучая смесь…

«Знаете… Ленка его не любила. Она говорила, что он хочет ребенка, а она не хочет, потому что тогда на всю жизнь, понимаете? Ну, если ребенок, то на всю жизнь! А так можно развестись и отсудить… А теперь и разводиться не надо!»

Она смотрела на него широко распахнутыми глазами маленькой девочки, делая вид, что не понимает смысла сказанного минуту назад… А что здесь такого?

Ведь правда… Одна правда и ничего, кроме правды!

Глава 19

Кайрос

Еще со времени учебы Федор Алексеев любил работать по ночам. Вокруг ночь, мир спит, тишина; на письменном столе – ноутбук, толстая керамическая кружка с кофе, листки бумаги и несколько разноцветных шариковых ручек.

Привычка работать ночью сохранилась до сих пор, и если Федору предстояло решить логическую задачу или набросать план чего угодно, будь то статья или семинар, то целый день он чувствовал себя счастливым, предвкушая ночные бдения – долгие безмятежные часы, когда никто не тревожит, не звонит, не требует, не пристает с дурацкими просьбами и вопросами. Потому что те, кто все это с Федором проделывает – коллеги, учни, друзья и просто знакомые, – спят и видят сны.

Федор чувствовал, что настало время привести в порядок мысли, накопившуюся информацию, а также плоды раздумий – записать, рассортировать и посмотреть, что получится. У него было ощущение, что он видит некую схему того, что произошло, некий порядок и логику. Вернее, не видит, а угадывает на одном из уровней подсознания – на том, что отвечает за интуицию.

Он размашисто написал на листке: «Кайрос», подчеркнул, обвел овалом, поставил восклицательный знак.

Ему нравился Кайрос – этот быстрый и ловкий бог счастливого мгновения, в которого верили древние греки. С лукавыми глазами, молодыми резвыми ногами и вечной ухмылкой на лице. Он мчится так быстро, что ухватить его за волосы… Что там ухватить! Увидеть – и то практически невозможно. Но если повезет столкнуться лицом к лицу, то можно поймать свой шанс! Единственный и неповторимый, на стыке случайных событий… Случайных – на первый взгляд! А на самом деле – единственно возможный в данной точке времени. Но тут не только везение, тут еще и аналитика! Вычислить точку и схватить Кайроса. Вычислить! Вот цель ночных бдений, когда думается плодотворно и творчески.

Тот, кто совершил убийства, ухватил свой шанс… Зачем-то это было ему нужно, вот только выиграл он или нет, и получилось ли у него создать новую реальность – покажет время. Равно как и то, сумеет ли схватить шустрого Кайроса за чуб он, Федор, и в результате создать новую реальность, прозрачную как стекло…

Кайрос в переводе – «счастливый миг», «подходящий момент для действия» и «справедливая мера вещей»…

Преступник выбрал три подходящих момента для убийства: двадцатого, двадцать второго и двадцать четвертого августа. Это первое. Было ли это счастливым мигом? Тут можно было бы поспорить по поводу терминологии, а именно – о слове «счастливый»: кому счастливый, а кому нет. А вот «подходящий» – годится. Подходящий момент для убийства. Что касается справедливой меры… Федор задумался. Убийца со своей субъективной колокольни считает меру справедливой… Для достижения его тайной цели оправдана любая мера. Так какая же у него цель, спрашивается?

Убийца не оставил следов, не тронул деньги – у таксиста Овручева выручку за несколько часов работы, у Гетманчука – приличную сумму в бумажнике и кредитные карточки. Он ни к чему не прикоснулся – выстрелил и сразу убежал. Ergo: целью убийства было убийство, а не грабеж.

В первом случае его, кажется, видели… Под вопросом. Федор сделал пометку, что нужно поговорить со свидетельницей еще раз.

Второе. Он использовал одно и то же оружие; он не подобрал гильзы – похоже, они его, как доказательство того, что во всех трех случаях был задействован один и тот же пистолет, не волновали. Следовательно, ему было все равно. Если в первых двух случаях можно с натяжкой допустить, что было темно, неподалеку находились люди и нужно было спешить, то в третьем случае спешить ему было некуда и в комнате горел свет. И тем не менее он оставил гильзу на полу рядом с жертвой. Почему? Непонятно. Или понятно, но еще нужно доказать.

И еще: количество выстрелов! Один-два-один. Что бы это значило?

Третье. Капитан Коля Астахов сказал, что в доме Светланы Овручевой, в комоде, в стопке постельного белья, были обнаружены следы ружейного масла. Можем ли мы предположить, что там хранился пистолет, из которого были убиты ее муж и Гетманчук?

Гипотетически можем. Точнее покажет экспертиза. Гетманчук был убит в субботу двадцать второго августа; Светлана Овручева – вечером в понедельник двадцать четвертого, возможно – ночью двадцать пятого. Она уже легла, но поднялась открыть гостю, который пришел без звонка – иначе она не ложилась бы, а ждала. Или звонок был не на тот мобильный телефон, который она носила в сумочке, а на тот, новый, что был спрятан в комоде; нужно уточнить у Коли. В кармане ее халата обнаружены следы ружейного масла; из чего заключаем, что, идя открывать, она взяла пистолет из комода и положила в карман халата. Зачем? Боялась гостя? Опасалась за свою жизнь?

Возникает вопрос: где находился пистолет после убийства Гетманчука, если спустя менее двух суток он оказался у Овручевой? Откуда он у нее? В воскресенье у нее была подруга Диана, которая осталась ночевать; в понедельник «с утречка пораньше» заявились они с капитаном. Кто передал ей пистолет и когда? Скорее всего, в течение дня в понедельник, когда подруга ушла на работу, и Овручева осталась одна.