Шпага, честь и любовь - Анатолий Минский

Алекс сердито свёл брови.

Благородные. Челядь. Да сам он, «высокородный мессир Палла», потомок ровно таких же челядинов. Не сравнить с теями. Даже если врождённая склонность к полётам не гарантирует истинной приверженности идеалам дворянской чести, Мейкдон и Байон тому пример, владение Силой есть бесспорный атрибут, что ты — не самозванец, ты — настоящий аристократ, не выскочка из кухаркиных детей. Только Иана, стопроцентная чистокровная высокородная, остаётся единственным близким по духу человеком во враждебном ламбрийском мире. Как же она умудрилась наняться на службу именно к Эрландам?

Как бы ни хотелось сообщить ламбрийцу об истинном положении дел с аристократизмом, Алекс сдержанно поблагодарил, стараясь не слишком выдавать движения чувств:

— Чрезвычайно признателен, мессир. С вашего позволения, мы с синьориной удаляемся и ждём вашего приглашения.

Они не разошлись по спальням и уединились в комнате Ианы, больше похожей на келью в монастыре Сестёр Всевышнего. Даже картин мало — жалкая полудюжина родовитых предков Паллы, которые с полотен принялись разглядывать непрошенных постояльцев.

— Что ты об этом думаешь, Алекс? Всё зря?

Она взволнованно ухватила его за пальцы. На подобные нарушения этикета «супруги» плюнули со времён «Ламбрийской звезды».

— Не зря. Мы обязаны были пройти путь до конца. Мы прошли его.

— Да. Не уронили честь. Я знаю, как много это для тебя значит.

Она пристально посмотрела в глаза спутника и добавила:

— Ведь ты совсем не богат. Честь и карьера — всё, что у тебя есть?

И ты, чуть не ляпнул Алекс. О, безусловно, Иана у него есть. Но в каком качестве? Подруга по несчастью, спутница, или даже просто обуза…

Он грустно усмехнулся.

— Да, карьеру хорошо делать с честью. К сожалению, за короткое время в Леонидии я понял, что честь — скорее препятствие для успеха. Ценится преданность синьору, а не идеалам.

— Синьоры разные. Уверена, среди наших соотечественников есть и такие, что оценят по достоинству твои принципы.

А ты оценишь?

Беззвучный вопрос остался без ответа. Зато на поставленный мессиру Палле через день прозвучал ответ более чем однозначный: партия мира не считает возможным предотвратить войну.

Вечером хозяин пригласил Алекса и Иану в свой кабинет, где обнаружились ещё трое респектабельных господ, среди них — промышленник с хищным лисьим лицом, окаймлённым такой же круговой порослью, и сравнительно молодой банкир, не более лет тридцати, чисто выбритый, не считая узкой линейки усов, чем-то похожий на тея. Их беседа быстро перетекла в перепалку, судя по всему — привычную, потому что фехтование аргументами и контраргументами носило характер отработанный. Скорее всего, они повторили давно переговоренные вещи.

Иана предприняла самую последнюю попытку сделать хоть что-нибудь, смотревшуюся несколько комично: тонкая юная тея среди маститых пэров, пытающаяся убедить согласиться на неприятные для них вещи.

— Как я полагаю, господа, единственный мирный выход из положения — обсуждение с икарийскими властями снижения экспортных сборов, а единственное препятствие к такому обсуждению состоит в разрыве дипломатических отношений. Но если вы адресуете от своего имени послание, скажем, канцлеру нашей империи, о консультациях на частном уровне, то, быть может…

— Не может, синьорина, — невежливо оборвал её, словно неразумного ребёнка, третий гость мессира Паллы, самый раздражительный из присутствующих, высокий массивный старик с брылястым красным лицом. — Чего мы добьёмся? Война начнётся не раньше лета. Мессир Палла успеет распродать складские запасы, мы — поставить ещё партию-другую товаров в Икарию. Если вдруг ваш император с герцогами дрогнет и срежет ставки, мы потеряем все: я от падения покупательной способности, Палла от снижения цен. Нет уж. Торгуем до разумного предела, выводим золото в банки и ждём новой конъюнктуры. Верно, господа?

С большей или меньшей степенью готовности пэры согласились. Алексу не понравился взгляд одного из них. Смахивавший на лису будто спрашивал: чего это мы распрягаемся перед юнцами из вражеского лагеря…

— Немедленно уходим.

Иана вздрогнула от тревожного шёпота компаньона, подозрительно глядящего в затылок последнему из атенских воротил, покидающему кабинет.

Владелец особняка продемонстрировал отменный слух.

— Не смею задерживать. У моих коллег сложилось… гм, неоднозначное мнение относительно вас.

— Премного благодарен, мессир, — Алекс щёлкнул каблуками и резко кивнул, демонстрируя строевой знак уважения. До тошноты не хотелось прощаться за руку.

— Не стоит… Синьоры, не нужна ли помощь? Деньги на дорогу, документы?

— Не нужно беспокоиться…

Иана резко перебила спутника.

— Право, неудобно, но мы оказались жертвами грабежа. Десять золотых крон нас бы весьма выручили.

Через три минуты после этих слов за ними захлопнулась массивная дверь домашней крепости. Алекс приподнял воротник, Иана не постеснялась достать плащ с капюшоном, заботливо сбережённый на всякий случай, и не побрезговала набросить его поверх шубы, укрывая голову от зимнего ветра.

— Взять деньги от ламбрийца тебе бы не позволила честь?

— Я вообще поражён его щедрости. А по сути — он теперь такой же наш враг, как и всякий, в ком имеется хотя бы капля ламбрийской крови, поэтому полученные средства можно приравнять к трофею. Тем более золото отсчитал не из любви, не решился нас убить и рад был избавиться любой ценой.

Что-то в этой тираде сильно расстроило Иану, но выяснять некогда. Она постаралась скрыть чувства, деловито спросила:

— На вокзал?

Алекс подхватил её баул. Если Иана остаётся в шубе, они перестали смотреться супругами. Скорее госпожа и лакей, нагруженный багажом.

— Боюсь — нет. Смотрели на нас без любви. До ближайшей станции доберёмся по обычной дороге, — Алекс замахал руками, увидев проезжающие открытые сани с бородатым мужиком на передке. — Договорись с ним отвезти в сторону тракта на Арадейс.

— Как назло, не удосужилась узнать названия деревушек в ту сторону… Ладно!

Крестьянин не думал удивляться, отчего госпожа заказала столь странный маршрут, а её спутник переминался с ноги на ногу и отреагировал только на приказ садиться, словно на голову убогий. Сельчанам, промышляющим извозом, трудно тягаться с атенскими ловкачами, у которых и лошади, и экипажи много лучше. Оттого любой пассажир с деньгами — в радость.

Устроившись сзади, Алекс принялся рассматривать вражескую столицу. На Леонидию она категорически не похожа.

Улицы проложены с размахом неслыханным — уместился бы ещё ряд домов. И между домами приличные просветы, многие отделены высоким забором, как и резиденция мессира Паллы, зато этажность ниже — двух-, от силы трёхэтажные дома.

Улицы освещены замечательно, ещё и почищены от снега, оставлен лишь тонкий слой для санных полозьев. Новый Год чувствуется: дома в шишечных гирляндах, лентах, в изображениях Святого Йохана.

Народу на улицах много, а в небе — никого.

Заметно, что даже горькие простолюдины одеты пристойнее, чем обыватели в Леонидии, не говоря уж об икарийских северных городках.

Мост через реку не каменный, а подвесной на железных канатах.

Стражники на лошадях спокойные, упитанные. Очевидно — работы у них не много.

Уличные скоморохи, играющие и поющие, невзирая на лёгкий мороз. Кучки зрителей и зевак, смеющихся от фиглярства артистов.

То, что не увидели из вагона: обширные промышленные пригороды, лес заводских труб. Широкая дорога меж фабричных стен отняла часа два.

Другая страна, другая жизнь. И ничего в ней враждебного, пока не начнётся война. Пока эти спокойные люди не наденут серые суконные шинели и не сядут в пароходы, готовые к походу на запад. Убивать икарийцев и умирать, чтобы торговый баланс между империей и королевством сместился в сторону, выгодную другой группе ламбрийских пэров.

Глава шестнадцатая

— Всевышний! Что же ты натворил…

Алекс впервые увидел слезу на её лице. А потом и выражение откровенной ненависти в глазах. Отвернувшись от обвиняющего взгляда, вытер клинок и сунул в ножны.

— Синьорина! Нравится вам или нет, я доставлю вас к побережью, даже если придётся вырезать всех грудных младенцев Ламбрии. Потрудитесь придержать дверь.

— А с ними что будет?

Жена… теперь уже вдова мужчины, чьё тело лежит на полу кареты, испуганно прижала к себе дочь лет десяти. Та смотрит с ненавистью и без влаги на глазах. Похоже, пытается запомнить лица: вырасту — найду.

— Для верности нужно их… Дьявол! Рука не поднимается. Часа два пешком в обратном направлении — и они вернутся в село.

Иана демонстративно отвернулась.

Тело кучера, а затем и слуги Алекс затащил внутрь. Затворил дверцу. Кони, испуганные было выстрелом, успокоились. Он забрался на облучок.