Су́чки. Секс, эволюция и феминизм в жизни самок животных - Люси Кук

По словам Зулеймы Тан-Мартинес, многие ученые продолжают подвергать сомнению или игнорировать собственные выводы, потому что их результаты не согласуются с Бейтманом. «Это не новость, что некоторые рецензенты и редакторы журналов отвергают статьи, в которых сообщается об увеличении репродуктивного успеха самок в зависимости от количества партнеров, потому что “Бейтман в 1948 году показал, что такие результаты невозможны”».

Говати и ее коллега Малин А-Кинг раскопали десятки эмпирических исследований, которые демонстрируют неразборчивость самок или разборчивость самцов. Авторы этих исследований попросту не смогли добиться их публикации. «Это весьма любопытно, – сказала Говати, – поскольку говорит о том, что люди боятся».

«Доминирующая» природа самцов затрудняет смену парадигм. Даже тем, что, по сути, представляет собой карточный домик, требуется время, чтобы рухнуть. Тот факт, что парадигма Бейтмана не подтверждается данными самого же Бейтмана с эмпирической точки зрения, может показаться окончательным провалом. График Бейтмана не только не может предсказать, что происходит у людей, он даже не может предсказать, что происходит у львов, гульманов или (благодаря тщательному анализу Говати) дрозофил, самого предмета его изучения. Хотя есть некоторые виды, которым график Бейтмана и правда подходит, в настоящее время существуют десятки экспериментальных исследований широкого круга животных – от сусликов до гадюк, которые демонстрируют, что самки и правда повышают свою репродуктивную пригодность за счет беспорядочного спаривания.

Для Говати и других это означает, что принцип Бейтмана следует рассматривать как гипотезу, а не как факт, и преподавать ее как таковую. Но другие цепляются за те немногие виды, которые подходят под предсказания Бейтмана, и утверждают, что «эволюционировавшие половые роли в конечном счете основаны на анизогамии». «Люди верят в теорию анизогамии, как будто она была ниспослана свыше, – сказала мне явно раздраженная Говати. – Нас всех вели по какому-то примитивному пути, в который мы верили, не особо задумываясь о том, что же, черт возьми, на самом деле происходит. Должно быть, у сильных мира сего есть что-то, что зависит от этих глубоких различий между самцами и самками. Думаю, теория анизогамии каким-то образом усиливает женоненавистничество во всем мире».

Дебаты вокруг работы Бейтмана, безусловно, приобрели политический характер. Парадигма, основанная на викторианском шовинизме, была свергнута учеными-феминистками. Но слово на букву «ф» имеет противоречивый эффект, и настолько сильный, что может подорвать серьезные научные исследования. Говати считает, что ее открытая политика помешала широкому прочтению ее научных работ, особенно теми, кому действительно следует их читать. Когда несколько лет назад Анжела Сайни брала у Триверса интервью для ее книги «Нижестоящая», в которой говорится о распространенности сексизма в науке, он заявил, что не читал «статью Говати о Боге и Иисусе». Сегодня в Оксфордском университете, где по-прежнему преподают парадигму Бейтмана, критические исследования Говати не входят в список чтения, поскольку считаются «обусловленными политическими интересами».

«Эмпирически настроенные биологи слышат страшное слово на букву “ф” и предполагают, что оно должно означать “идеологически мотивированное”, – сказала мне Сара Блаффер Хрди. – Что они, естественно, упускают из виду, так это то, насколько маскулинными были многие из их собственных предположений и насколько андроцентричными были теоретические основы их собственного дарвиновского мировоззрения».

Неужели Бейтман во всем ошибался? Может, и нет. Анизогамия, возможно, изменила эволюционные игры у определенных видов, но это не объясняет всего, что происходит с половыми ролями. Гаметы, различающиеся по размеру, являются лишь одним из многих факторов, влияющих на затраты и выгоды различных стратегий. Бейтман рассматривал половые роли как фиксированные: разборчивые и пассивные самки и неразборчивые и агрессивные самцы. Но картина, которая сейчас вырисовывается, такова, что половые роли не только более изменчивы, но и более гибки и подвижны, чем считалось ранее. Социальные, экологические и климатические факторы и даже случайные события – все это способно формировать природу этих ролей. Например, у многих видов сверчков доступность пищи может привести к смене половых ролей на всю жизнь, делая привередливых самок конкурентоспособными и заставляя расточительных самцов быть разборчивыми, если продовольствия мало.

Во всем животном мире самки устроили побег из поместья Playboy [20] и ведут раскрепощенную жизнь на благо себе и своему потомству, не испытывая при этом никакого стыда. Половые стереотипы Дарвина, возможно, были психологически идеальны для поколений ученых-мужчин, но сегодня они свергнуты армией самоуверенных самок соловьев, гульманов и дрозофил, а также интеллектуально уверенных самок, которые их изучают.

Самки всех видов выходят из тени, отбрасываемой жесткой парадигмой Бейтмана, и раскрывают множество половых стратегий, которые расширяют, а не ограничивают дарвиновскую концепцию полового отбора. В следующей главе мы встретимся с некоторыми ненасытными самками, чьи половые аппетиты убили всю романтику в совокуплениях и показали, что в основе отношений часто лежит не сотрудничество, а конфликт.

Глава 4

Пятьдесят способов съесть своего любовника: загадка полового каннибализма

Кто способен постичь разум паука?

Кит МакКеон, австралийский натуралист (1952)

Игра в соблазнение у многих самцов получается довольна неуклюжей. Ставки высоки, как и уязвимость ухажера. Для обеспечения успеха необходимы время, правильная техника и определенная доля наглости. Но когда объект вашего желания – свирепый хищник, который на завтрак пожирает существ, похожих на вас, поиск партнера превращается в танец со смертью.

Это особенно точное сравнение в случае самца золотого паука-кругопряда (Nephila pilipes). Самка – Голиаф для своего Давида-самца: примерно в 125 раз больше его массы и вооружена огромными клыками, которые выделяют мощный яд. Чтобы соблазнить самку, самец должен осторожно пересечь ее огромную паутину – череду растяжек, предназначенных для восприятия и передачи малейших вибраций, затем вскарабкаться на борт ее гигантского тела и совокупиться, и все это чрезвычайно аккуратно, чтобы не пробудить чуткий атакующий инстинкт самки. Шансы самца пройти все половые хитросплетения с сохранением жизни и конечностей в лучшем случае невелики. Для самца золотого паука-кругопряда половая неудача принимает форму ужасающей гибели: потенциальная любовница буквально высасывает из него жизнь за считаные минуты, прежде чем швырнуть его высохшую тушку вниз на растущую кучу несостоявшихся поклонников.

Известие о таком шокирующем поведении самок не ускользнуло от внимания Дарвина, хотя его отношение к этому ужасу весьма эвфемистично. В «Происхождении человека» он подробно описывает, что самец паука часто меньше самки, «иногда в необычайной степени», и должен быть чрезвычайно осторожен в своих «заигрываниях», поскольку самка часто «доводит свою застенчивость до опасной степени», что, я полагаю, является лишь одним из способов интерпретировать ее поведение.

В своем андроцентрическом отчете Дарвин в конце концов осмеливается изложить это, отметив, как коллега-зоолог по имени Де Гир видел самца, которого «в разгар