Горький сладкий плен - Анна Жнец

ключом: за свою гнилую добродетель эльфы цепляются, как лепреконы за золото.

— Раздевайся, — повторила я, предвкушая жгучий коктейль эмоций: страх, ярость, возмущение, стыд, но…

С неизменной улыбкой О’овул поднялся на ноги и охотно спустил штаны до щиколоток. Белья под его тряпками не было. От пояса верности он тоже успел избавиться.

У меня отвисла челюсть.

Где мучительная неловкость? Где праведный гнев? Где сопротивление? А как же: «Умру, но не позволю сорвать свой эльфийский цветочек. Не для тебя мама ягодку растила»? Беспредел!

— А почему бы и нет, — ответил О’овул на мое шокированное молчание. — Все равно об этом никто не узнает. Хоть опыта наберусь, да и вообще… Наши женщины холодные, чопорные, скупые на ласки. Может, это мой единственный шанс познать настоящую страсть.

Что?

Я не ослышалась? Познать настоящую страсть?

У меня дернулось веко.

О’овул стоял передо мной без штанов, выгуливая своего питона, и не краснел.

Именно этот момент Э’эрлинг выбрал, чтобы навестить друга. Полог шатра распахнулся, и мой остроухий любовник влетел внутрь стремительным вихрем.

Меня тут же захлестнуло волной чужих эмоций. Захлестнуло? Нет — смело.

Лавина. Цунами. Ураган.

Я сразу почувствовала себя переевшей. Меня даже затошнило.

У эмоций Э’эрлинга был горький вкус. Я словно нажевалась жгучего перца.

— Триса!

Весь красный, напряженный, эльф посмотрел на меня исподлобья, а потом перевел взгляд на боевого товарища. Заметив питона на прогулке, Э’эрлинг шумно вздохнул. Его глаза округлились, а потом превратились в две узкие щелки, полыхнувшие огнем.

— Нам надо поговорить, — сказал он мне, играя желваками и раздувая ноздри. — Наедине.

Глава 28. Триса

С невозмутимым видом О’овул натянул на себя штаны и вернулся на подстилку. Мне показалось, что, поглядывая на товарища, он мысленно посмеивался.

Э’эрлинг напоминал бурлящий котелок, подвешенный над костром. Не поднимешь крышку, чтобы выпустить пар, — взорвется. Его аж всего трясло.

Интересно, почему он так злится? Переживает за честь приятеля?

— Не бесись, — весело отозвался О’овул из своего угла. На его губах растеклась хитроватая, понимающая улыбка, словно он видел друга насквозь и прекрасно знал причину его недовольства. — Она не собиралась со мной спать.

Удивленная, я вскинула брови, а О’овул продолжил:

— Спроси у нее, чем питаются ситхлифы, а потом пораскинь мозгами.

Э’эрлинг нахмурился.

Я же вытаращила глаза:

— Откуда ты знаешь?

Всю информацию о нас тщательно скрывали от посторонних: чем меньше известно о враге, тем сложнее вычислить его уязвимые места, а слабости у ситхлиф были и еще какие!

Третий пленник, «Вороний принц», пожал плечами:

— Говорил же. Слушаю, что болтают вокруг. Делаю выводы.

Теперь он смотрел на Э’эрлинга. Серьезно, без улыбки.

— Не думай, что я какой-то там… Я снял перед ней штаны, потому что догадался: ей сразу станет неинтересно и она оставит меня в покое. Я не посягаю на твое.

Я ничего не понимала. На что он не посягает?

Э’эрлинг выглядел столь же озадаченным, как и я, и О’овул с досадой махнул рукой, сообразив, что напрасно сотрясает словами воздух.

Мы вышли наружу.

На лице зыбкой прохладной паутинкой осела морось. Вода уже переливалась через край уличного корыта, и на ее поверхности расходились концентрические круги.

Э’эрлинг смотрел на меня волком и молчал. Буравил злым взглядом, но не открывал рта. На его лбу от напряжения билась венка.

— Ну? — скрестила я руки на груди, устав от тишины и ожидания. — Ты позвал меня поиграть в гляделки под дождем?

Эльф глубоко вздохнул, будто собираясь с духом, и выпалил:

— Почему ты переспала со мной?

Его грудь часто вздымалась. Он по-прежнему был в килте, но без рубахи, и обнаженная грудь покрылась мурашками от холода. Одинокая капля повисла на соске. Висела на его розовом кончике, растягиваясь под силой земного притяжения, но не падала, приковывая мой взгляд.

В конце концов я раздавила ее между пальцами. Каплю воды на нежном мужском соске.

Э’эрлинг зашипел.

— Я переспала с тобой, потому что тебя невозможно не хотеть.

Щеки эльфа порозовели, в глазах отразилось что-то похожее на удовлетворение.

— А О’овул?

— Что О’овул?

Э’эрлинг поджал губы:

— Его ты тоже хочешь?

О, Многоликая, неужели это ревность? Внутри факелом, разбрасывая радужные искры, вспыхнул восторг. Я даже удивилась собственной реакции. Это было чувство, будто дождливым промозглым вечером меня заботливо укутали в теплый плед и сунули в руки согревающую чашку чая.

— Почему тебе интересно?

— Ответь! — Он стиснул кулаки. — Хочешь его? Или только меня?

— А ты хочешь, чтобы только тебя?

Дразнить этого красавчика было одним удовольствием. Его белая кожа была склонна к румянцу и покрывалась им за считанные секунды. Все чувства наружу, эмоции как на ладони.

Мой встречный вопрос заставил Э’эрлинга замяться и опустить взгляд. Пальцы скользнули по ремешкам на поясе, огладили ткань килта, сцепились в замок.

— Ты невозможная женщина. Невозможная!

— Зато уже не чудовище. И не эльфоедка. Прогресс.

Э’эрлинг разглядывал травинки, прилипшие к своим сапогам, а я — его широкие голые плечи, влажные от мороси, руки с соблазнительным рельефом, гладкую грудь с выпуклыми мышцами, напряженный живот с темной ямкой пупка. Мой взгляд скользнул ниже: по складкам темно-зеленой клетчатой юбки, льнущей к обнаженному члену (задрать бы ее!), и дальше — к коленям, что выглядывали из-под килта.

— Я хочу оседлать тебя, — шепнула я неожиданно для самой себя. — И заездить до смерти.

Э’эрлинг резко вскинул голову. Его губы разомкнулись. Между их сочной розовой мякотью мелькнула полоска белых зубов.

— Оседлай, — выдохнул он.

В следующую секунду мы уже вцепились друг в друга, словно два рычащих животных. Я до боли тянула Э’эрлинга за волосы, а он кусал меня за шею, будто хотел пометить, и запускал горячие ладони под мою тунику.

Сердце любовника неистово билось мне в грудь. Животом я чувствовала твердую выпуклость под килтом, спиной — прикосновения жадных рук. Они скользили по моей пояснице.

— Скажи мне! — потребовал Э’эрлинг, опаляя дыханием мое ухо. — Скажи!

— Что?

С недовольным рычанием он куснул меня за мочку.

— Только меня?

Его ладони переместились мне на живот. Сначала он не решался подняться выше и водил пальцами где-то в районе нижних ребер, но потом осмелел и со стоном смял мои груди. Когда Э’эрлинг впервые коснулся моих сосков, дрожь наслаждения прокатилась не только по моему телу, но и по его собственному.

— Только меня? — не унимался он. — О’овула нет?

— Нет.

— И А’алмара нет?

— Нет.

— И никого другого?

Вот ревнивец!

С хищной улыбкой я задрала его килт, поймала в ладонь воспрявшее мужское достоинство и, глядя Э’эрлингу в глаза, принялась мощно двигать кулаком. Мой любовник