Год вне Земли - Валерий Рюмин

Второй вопрос — изучение зодиакального света. Это свечение атмосферы, связанное с заходами и восходами Солнца и с тем, что светится в верхней атмосфере в эти периоды. С Земли эти процессы наблюдать невозможно, и я, имеющий уже опыт подобных наблюдений в предыдущем полете, как-то мог помочь ученым и в этом вопросе.

Надо сказать, что в процессе предыдущего полета возникли и другие вопросы, связанные с уточнением модели атмосферы с помощью Солнца и Луны. Дело в том, что можно исследовать атмосферу по характеру их заходов и восходов. Это была совершенно новая задача, и ею было интересно заниматься. Были и прикладные задачи — по выявлению и обнаружению районов, интересных для рыбаков, районов больших планктонов. Как известно, из космоса видны пятна в океане разной цветности и, значит, чем-то отличающиеся от просто морской воды. Такие работы мы начинали в предыдущем полете, и их следовало бы продолжить. Намечались и другие интересные работы. И поэтому, когда появилась возможность снова полететь, у меня сомнений не было. Лететь надо.

Другой вопрос: смогу ли я? Или, вернее, сможем ли мы? Ведь в экипаже двое. Так вот, сможем ли мы полгода проработать и прожить в этом замкнутом объеме — в станции. Здесь я был старший и по возрасту, и по количеству полетов. Я уже знал, что такое полугодовой полет. И в любой ситуации моральная ответственность лежала на мне.

А что я знал о командире? Раньше мы готовились параллельно. Конечно, посматривали, чтобы дублеры нас не перегнали. Это стимулировало. Вместе летали на всякие тренировки. По решению визуальных задач, по навигации, по отработке операции «Выход». Невольно мы наблюдали друг за другом. Кто лучше делает какой-то элемент, кто тщательнее пытается понять что-то при визуальных наблюдениях. Естественно, что я видел в деле и Лешу Попова. Не применительно к себе. Ведь он был тогда в дублирующем экипаже. Я просто смотрел. И он мне еще тогда нравился. Спокойствием и уверенностью. Знаниями и какой-то мягкой теплотой в обращении с остальными ребятами из отряда космонавтов. Контактностью и желанием все спорные вопросы решить с наименьшими потерями. В общем, он запоминался.

И когда появилось это неожиданное предложение, я, взвесив все за и против, решил, что в таком сочетании мы можем отработать программу. Это было главное. И внутренне, для себя, я решил, что мы вместе с Лешей Поповым с такой программой справимся.

Следующей серьезной проблемой был вопрос с домашними. Они, естественно, никаких восторгов не выразили. И жена и мама просто заплакали, и вид у них был такой, как будто мне предстояло идти на казнь. Дети тоже высказались решительно против. Сразу срывались все их планы проведения летних каникул. Длительные разъяснительные беседы с женой несколько сняли остроту, но не убедили ее в необходимости моего участия в таком полете. Понять ее было можно. Она только что пережила 175-суточный полет, со всеми его трудностями. А ведь у нее еще есть и своя работа, и двое наших детей требуют постоянного внимания и заботы. Я, конечно, понимал, что ей будет тяжело, но у меня такая работа, и жена космонавта должна уметь переносить все тяготы не только своих забот, но и наших. Если говорить честно, то мне всегда казалось, что нашим близким, остающимся на Земле, гораздо тяжелее, чем нам, улетающим.

Это были вопросы, на которые ответ должен был дать я. А ведь не все от меня зависело. Как отнесется Главный конструктор к такому сочетанию? Но первая из состоявшихся бесед дала мне основание надеяться, что все будет в порядке. Я говорю «надеяться», потому что хотя мы и обговорили с Главным конструктором все вопросы, но у нас с Лешей не было пока ни одной совместной тренировки, определяющей степень нашей совместной подготовки, и нашей совместимости при выполнении хотя бы основных элементов программы полета. Эти тренировки мы провели за десять дней, оставшихся до вылета на космодром. Все они прошли хорошо и были высоко оценены специалистами Центра подготовки космонавтов и представителями организаций, участвующих в подготовке космического полета.

За это же время мне подготовили полетное снаряжение, полетные и нагрузочные костюмы, отлили ложемент. Правда, защитный скафандр сшить не успели, и пришлось использовать тот, что остался после предыдущего полета. Я собирался отдать его в музей своего родного города Комсомольска-на-Амуре. Поэтому скафандр лежал у меня дома. Весь Вадькин класс перебывал у нас дома, и каждый его на себе примерял. Пока он был всем великоват, но чувствовалось, что многим мальчишкам он понравился. Он находился в приличном состоянии, а после всех проверок был допущен и к этому полету.

Должен сказать, что во всех звеньях сложной схемы подготовки полета мы встречали самое доброжелательное отношение, понимание наших трудностей, желание помочь кто чем мог. Мы благодарны всем, кто помогал нам и тем самым внес свой вклад в этот полет.

Итак, за десять дней до предполагаемого старта мы вылетели на космодром в Байконур. Окончательное решение о нашем назначении еще принято не было. Однако мы твердо верили, что полет доверят выполнить нам, и продолжали готовиться, хотя неопределенность несколько нервировала. В основном это была работа с бортовой документацией, состоящей почти из двух десятков инструкций и описаний.

За несколько дней до пуска после продолжительной беседы со мной Главного конструктора решение о назначении было принято. Это стало нашей первой победой в этом еще не начавшемся полете.

И вот я снова оказался на станции, которую мы начали осматривать сразу после перехода в нее. Ощущение было такое, что я и не уходил отсюда.

Но сразу бросились в глаза изменения, которые, произошли в течение беспилотного полета. Два иллюминатора в переходном отсеке почти полностью потеряли свою прозрачность. Впечатление было такое, что снаружи их чем-то замазали. На многих иллюминаторах появились каверны от попадания микрометеоритов. Они были невелики, но их было много. Такие попадания постоянно беспокоили Землю, и со следующим «Прогрессом» нам даже прислали специальные защитные крышки на случай, если стекло все-таки лопнет. Через прозрачные иллюминаторы видны были и другие изменения снаружи станции. Сказывалось, что космос со станцией постоянно контактирует и оставляет на ней свои следы.

Зато внутри на первый взгляд все сохранилось так, как мы и оставили. Но мы-то знали, что полет хотя и беспилотный, но все же съедает ресурс многих систем и надежность всего комплекса падает. И наше счастье, что станция нас дождалась — хотя и старенькая, но хорошо знакомая и готовая принять нашу помощь, чтобы еще дальше послужить науке. Ждали и готовились и экипажи с участием представителей социалистических стран — Венгрии, Вьетнама, Кубы. Они надеялись на нас, и мы должны были оправдать их надежды и помочь в осуществлении их мечты.